Предсказатель
Шрифт:
Новую четверть открывать не стали, прежняя едва ополовинена. Я от своей порции отказался, заварил прямо в стакане травяной чаёк, благо чайник на буржуйке оставался горячим, почти кипяток. Трава местная, вернее, травы: поровну зверобоя, мяты, смородины и мелиссы, кто-то принес трехлитровую банку смеси и оставил на общее пользование.
Закусывали варёной картошкой, квашеной капустой и салом, закусывали смачно, но я был стоек. Картошка — да, самогон — нет.
Покрутили «Океан», наших, русских станций опять не нашли. Вернее, нашли, но вещала она на английском, всё больше
Разве нет? Самогон на столе, сала на эту ночь тоже точно хватит, чего большего желать простому человеку?
Но танковый капитан приёмник выключил. Отвлекает. Опять же экономия трудновосполнимых ресурсов.
И пошел разговор за жизнь. Что да как и почему. С местных проблем быстро перешли на общероссийские: отчего тридцать лет встаёт-встаёт, да никак не встанет? Может, таблеточек каких попить, виагры? Или просто время пришло, почётная старость, не встаёт, так и не нужно? Наше дело стариковское. Или вон секты есть, скопцы, в соседнем районе целое село скопческое. Откуда берутся? А там правило: сначала роди двоих, а лучше четверых детей, а потом и того, скопись. А чтобы прекрасный пол не обижался, вибраторы покупают. Вот и мы — живем с вибратором сколько уж лет, и ничего, привыкли.
Тут я разговор пресёк. Изменой попахивает. Нет, я знаю, что провокаторами ни дед Афанасий, ни танковый капитан не были, но зачем впустую языком чесать? Взял, да и сказал:
— Вот что, мужики, чем про политику, расскажите мне о Ледяном Волке. Что это за чудо такое?
— Значит, ты тогда по Белышу стрелял? А мы тут гадаем: то ли куража ради патроны тратит, то ли гостей незваных отгоняет. Ты, если гости придут, патроны не трать, пустое. Просто проверь, заперта ли дверь, ну, и топор наготове держи. Но зимой они обыкновенно спят.
— Что за гости?
— Увидишь — сразу узнаешь. А рассказывать не буду, одно не поверишь. Но топоры ты наточил не зря, — сказал дед Афанасий.
— Ладно, а Белыш — это кто?
— Если ты его видел — значит, знаешь о нём столько же, сколько и остальные. А кто знает больше, тот не скажет. Не сможет. Мёртвые — они как телевизор без электричества.
Врал дед Афанасий, но врал во спасение. Считал, что мне лучше не знать, чем знать. Может, Ледяного Волка, Белыша по-чичиковски, люди видят накануне смерти неминучей?
Да ну, вряд ли. Ледяной Волк — сам есть смерть неминучая. Не захвати я пистолет…
Вспомнились разговоры о крионах, что вели порой в Антарктиде между собой бывалые люди. Существа, в полярный день живущие в ледовых трещинах, а в полярную ночь, при минус пятидесяти, а лучше и восьмидесяти, поднимающиеся на поверхность в поисках добычи. Так то в Антарктиде минус восемьдесят, а сейчас и здесь минус десять. И ледовых трещин нет никаких. Нет, Белыш — это белая горячка. В городе её белочкой кличут, а здесь, значит, вот как.
Разговор сам по себе стих. Собеседники, составив стулья в ряд, легли спать. Я подложил в печку дров и тоже лёг подремать. А утром пойду домой и посплю до полудня в кровати. Действительно, как немного человеку нужно, еда, тёплый кров, кровать.
И патронов побольше.
Глава 9
Путешествие
Спать на стульях куда удобнее, чем спать на голой земле. Проверено опытом. Тем более, спать в натопленном помещении, сытым, одетым и с сознанием выполненного долга. Опять же «Сайга» танкового капитана и тулка-двустволка деда Афанасия придавали уверенности, что никакой на свете зверь не ворвётся в нашу дверь. И потому сны я видел светлые и безмятежные: снилось мне, будто я — бабочка, которая порхает с цветка на цветок и распевает весёлую маршевую песенку:
Взвейся да развейся,
Знамя полковое
Знамя боевое
Мы идём в поход!
И барабаны в такт стучат: драм, драм, драм!
Проснулся. И в самом деле, стучат. В дверь.
Дед Афанасий всех опередил, отпер дверь и впустил Анастасию Валерьевну.
— Пыря здесь? — спросила она первым делом. С надеждой спросила.
— Нет. И не было, — это уже Семён Петрович, танковый капитан.
— Пропал! Пропал Пыря! — с места завыла Анастасия Валерьевна.
— Когда? — деловито спросил танковый капитан.
— Не знаю. Проснулась утром, а его нет. Встал, видно, ночью, оделся, и ушел. На лыжах ушел, — добавила она, уточняя.
— А оделся как?
— Хорошо оделся. Штаны ватные, кофта, тулупчик. Он всегда тепло одевается, я слежу за этим.
— Следишь, да…
Анастасия Валерьевна снова завыла.
— Тихо, — прикрикнул дед Афанасий. — Прежде срока не спеши. Куда он мог пойти, ночью-то?
— Не знаю… Он последние дни всё приставал, когда мамка приедет, Катька. А я возьми и скажи, что это у деда Мороза нужно узнать. Придёт, мол, Новый Год, придёт с Северного полюса дед Мороз, у него и спросим. Вот ночью он и спросил, где он, дед Мороз. А я и ответила, что задерживается, может, он по старому времени живёт.
Ну, и спать легли. А утром гляжу, его нет…
— Ладно. Будем искать. Ты, капитан Погода, беги домой за лыжами, и мигом возвращайся. Ты, Афанасий, давай, мужиков собирай, кто способный. А ты, Таська, не вой, а иди к Верке, а потом и к другим бабонькам, может, у них Пыря. А нет — так пустые избы проверьте, он там мог спрятаться. Ну, не медли.
И мы разбежались. Даже и буквально, во всяком случае, я.
Вот до чего водка доводит, в данном случае самогон. Анастасия Валерьевна выпила стаканчик, но ей хватило, чтобы спать крепко, нечутко.
А я пил сутками раньше — но хватило, чтобы опустить мне веки прозорливости. Не разглядел я в Пыре беглеца. Что-то смутное видел, но что — не разобрал.
Ладно, с той поры времени прошло немало. Сейчас голова очистится, ужо тогда…
Назад я вернулся и с лыжами, и с ясной головой. И саночки прихватил, хозяйственные, на лыжных полозьях — оттуда же, из наследства. Неказистые, но сойдут.