Прерванная юность
Шрифт:
В барак вошел вчерашний фельдшер с солдатами. Они привели военнопленных солдат для уборки трупов и обработки тифозного барака дезинфицирующим раствором. Павел Семенович был жив, но лежал без памяти. Фельдшер осмотрел его и удовлетворенно кивнул головой. Парень даже в бреду цеплялся за жизнь и просил воды. Подозвав кивком русского пленного санитара, фельдшер приказал напоить больного и сменить на лбу повязку. То ли денег было жалко, и он хотел выиграть две марки. То ли немолодой медик сочувствовал молодому голубоглазому человеку и искренне хотел, чтобы тот поднялся на ноги. Он навещал Павла два раза в день. Всякий раз
Фельдшер, покачав сочувственно головой, уходил прочь, приказав в очередной раз напоить больного водой.
На третий день Павел пришел в себя. Температура спала, и молодой человек тихо лежал, но уже не бредил. Санитар принес в котелке немного баланды и накормил его. Молодой организм пересилил болезнь, и Павел Семенович пошел на поправку.
Через день он поднялся на ноги и помогал санитарам поить и кормить больных. На следующее утро Павла перевели в общий барак, и он встретился с Ильей.
– Эко тебя скрутила хворь, братец. Кожа да кости остались, качаешься от ветра, - сочувственно присвистнул он, рассматривая изможденного друга.
– Болезнь не по лесу ходит, а по людям. Ничего, кость цела, а мясо наживем.
Но окрепнуть физически Павлу немцы не дали. Через день ранним утром построили и куда-то повели.
К вечеру уставшие и отупевшие от долгого пути люди увидели город.
– Никак, Смоленск, братцы!
– услышал Павел удивленный голос позади.
– Я воевал здесь. Значит, драпает немчура на запад, а то с чего бы отправили нас сюда.
– Нам-то, что с того, если бегут гитлеровцы? Все равно не вырваться на волю!
– горький возглас заросшего бородой до ушей солдата резанул по сердцу Павла Семеновича.
– Правду говорит человек. Семь месяцев гнием в плену и ни одной попытки бежать, - вполголоса сказал Илье он.
– Ага, тебе сейчас в самый раз тикать отсюда!
– укоризненно покачал головой друг, бережно поддерживая за руку ослабевшего Павла.
– Да и как уходить, когда везде охрана с собаками.
В Смоленске пленных задержали полмесяца на ремонтных работах. Вновь водили на восстановление разбомбленных советской авиацией шоссе и железнодорожных путей, кормили впроголодь. Одежда прела от сырости и расползалась по швам. Пока спасали шинели, в которую пленные закутывались поплотнее и неспешно брели на работу в сопровождении фашистов. Ни окрики, ни толчки в спину не могли заставить их прибавить шаг. Постоянный холод и голод обрыдли людям так, стало безразлично: сейчас придет к ним смерть или позже.
Павел посматривал по сторонам, надеясь в удобный момент сигануть под откос в ближайший лес. Но ноги становились, как колоды, распухли от недоедания и простуды, походили на слоновьи. Какой побег, когда не стало сил даже подниматься на ноги...
Глава 24
Горячие головы решили подобраться к танкеру на шлюпке. Танкер не дался в руки матросам. Один за другим прогремели два взрыва на судне, взметнувшееся пламя предупредило, чтобы моряки не лезли на транспорт. Но судно
Всю ночь пылающий транспорт не давал покоя. То и дело звонило начальство, ругало:
– Почему не добили? Немцы к себе утащат!
– Сам сгорит, жалко снаряды!
– Смотрите у меня!
Ветер загнал танкер в залив Матти-вуоно к берегу противника. Там он сел на мель. С северо-запада опять наползают снежные заряды. Батарея Пушного принялась обстреливать транспорт.
Но и днем танкер по-прежнему горел на мели.
Нешуточно пригревало землю солнце, снег стал таять и вода затопила землянки. Матросы бросились делать сточные канавы, мутная вода ушла из расположения батарей. Но оказалось, что продовольственный склад тоже пострадал от наводнения, растаяли два мешка сахару. Кладовщик Коля Черепанов во время боя подносил на орудия снаряды. Он устал и заснул. За это его отдадут под суд. На батарею прибыл следователь. За мешок сахара могли расстрелять.
Коля - хороший и смелый человек. Командиры бросились спасать парня, просили оставить на батарее, чтобы искупил вину.
Проклятый танкер все горел и дразнил матросов. Приливо-отливное течение сняло поврежденное судно с мели и понесло на северо-восток. Артиллеристы думали затопить его при входе в залив Петсамо, но танкер вынесло в открытое море.
Его решили добивать. Иван замерил расстояние - сорок кабельтов, доложил.
Лучший наводчик сел к механизму наводки. Залп. Снаряд упал рядом с небольшим
недолетом. Второй точно поразил цель, но танкер дал лишь крен и остался на плаву. Считая этот, двадцать восемь снарядов из тридцати двух поразили транспорт, но не утопили.
Жалко тяжелые заряды, которые нечеловеческими усилиями загружали на батарею. Однако через полчаса радостный наблюдатель заорал:
– Тонет!
Все бросились смотреть. Танкер перевернулся и погрузился в воду, выплюнув из пучины огонь.
Артиллеристы повеселели - не зря потрудились. Вскоре позицию посетил всенародный староста Калинин и сообщил, что батарею представили к ордену Боевого Красного Знамени.
В июне пришло тепло. Снег растаял, но в оврагах белели остатки полярной зимы. Звонко побежали ручейки. Буйно полезла трава и красиво распустились бутоны цветов. В кустарнике суетятся чижи, ладят гнезда, не пугаясь людей. Рев самолетов и взрывы снарядов не отвлекали пернатый мир, они в грохоте войны заботились о новом поколении. Матросы тоже радовались солнышку. Землянки опустели, дверь и окна раскрылись для просушки. Все собирали щавель и дикий лук - первое средство от цинги.
Некоторые бойцы умудрялись загорать на позиции в минуты затишья.
Но война есть война. Снова слышится шум моторов - летят самолеты. Краснофлотцы одеваются и скрываются в землянках.
Немцы отбомбились с большой высоты - ниже не давали зенитчики, и ушли восвояси, не причинив вреда батареи.
Корабли в тот день не пошли, но их ждали.
На другой день из Норвегии приполз густой туман, словно дымовая завеса накрыла море. На батарее сияет солнце, а на море серая сплошная пелена. Что в ней - непонятно, локаторов нет.
Дальномерщикам и сигнальщикам объявили боевую тревогу, чтобы усилили наблюдение за морем. Командиры орудий самостоятельно приводят пушки в готовность к стрельбе.