Призраки Пянджа
Шрифт:
Мы с Мартыновым устроились у пограничной тропы, чтобы погреться в первых утренних лучах солнца. Прогнать с косточек зябкий холод ночи.
Раненый Молчун лежал в шалаше. Мы оказали ему первую медицинскую помощь, остановили кровь. Дали хоть какое-то, но обезболивающее.
Мартынов постоянно ворчал на меня за то, что пришлось потратить на снайпера перевязочный пакет. А я стоял на своём. Один Марджара в руках КГБ — хорошо. Но два «Призрака» — гораздо лучше. Зубаир может стать ценным источником информации. Возможно, не менее ценным, чем Марджара. Как минимум, теперь
— М-да-а-а-а… Дела. Неплохой мы устроили спектакль для этого Молчуна, — ухмыльнулся Мартынов, сидя на камне и перебирая камешки в руках. — И купился же. Я думал, наш фортель не пройдёт.
— Немного удачи, немного смекалки, немного правдоподобия, — улыбнулся я.
— Ага. Я на миг подумал, что вы с Хусейном и правда решили друг друга поубивать, — рассмеялся Мартынов.
Потом он поднял голову. Всмотрелся в синее небо, на котором бугрились красивые, перистые облака.
— Но меня б эта скотина могла бить и послабее, — Мартынов показал в улыбке красноватые от крови зубы. — Вся рожа болит теперь.
— Послабее — неправдоподобно.
— И то верно, — он вздохнул. — Вот удивляюсь я твоей изобретательности, Саша. Я б в жизни ничего такого придумать не смог. Да мне бы и в голову не пришло что-то такое выкинуть! А ты вот придумал и реализовал.
Он сдержанно рассмеялся.
— Теперь хоть новые байки сочиняй.
Когда Марджара пошевелился, встал и направился к нам, мы с Мартыновым взглянули на него.
Хусейн приблизился. Сел под скалой рядом с нами, снова укутался в плащ-палатку. Мы с Мартыновым замолчали.
На тропе было тихо. Только ветер время от времени привычно шумел в ущелье, протянувшемся под обрывом.
— Зря вы меня не послушали, — сказал он отрывисто. — Молчун всё ещё опасен.
— Молчун ранен, — возразил я, крутя травинку в пальцах, — не может даже идти самостоятельно. А ещё он связан. Так что нечего преувеличивать.
— Вы его плохо знаете, — покачал головой Марджара.
— Мы отобрали у него всё оружие, что при нём было. Отобрали все вещи. Он гол, как сокол, — пробурчал Мартынов. — Он разве что может нас кровью залить.
Мартынов устало прыснул и закончил:
— До смерти…
Марджара ничего не ответил.
— Зачем ты хочешь его убить? — спросил я Хусейна прямо.
Тот нервно пошевелился. Но не ответил сразу.
— Хусейн?
— Он может быть опасен, — словно мантру повторил Марджара.
— Ты сам в это не веришь, — я волком посмотрел на пакистанца. — Лучше бы тебе говорить правду.
Марджара сглотнул.
— Этот человек заслуживает смерти. Он военный преступник.
Мартынов, уставившийся на Марджару, приподнял брови. Потом мельком глянул на меня.
— Об этом у нас не принято говорить, — помолчав, продолжил Марджара, — но Зубаир участвовал во множестве операций против мирного населения Афганистана и против пленных советских солдат.
— Зубаир, значит, участвовал? — с подозрением спросил я.
— Да, — Хусейн не повёл и бровью. — Под
— Это какие же? — спросил любопытный Мартынов.
Марджара вздохнул. Вздохнул тяжело и горько. Вздох получился такой, каких я ещё не слышал от этого сдержанного человека.
Хусейн начал:
— Провокации в кишлаке Балух-Кала. Зубаир играл роль советского снайпера, отстреливавшего мирных жителей, с целью укрепления антисоветских настроений. Это спровоцировало переход некоторых местных на сторону моджахедов.
Мартынов нахмурился. Сжал зубы так, что я слышал, как они скрипнули.
— Зубаир был в составе группы, уничтожившей колонну Красного Креста с медикаментами и припасами для беженцев. Группа выдавала себя за советских солдат.
— Я слышал о таком, — кивнул Мартынов, казалось, полностью поглощённый рассказом Хусейна.
Я промолчал. Потер щетинистый подбородок.
— Молчун участвовал в пытках и казнях советских солдат. Участвовал в отравлении колодцев в провинции Кундуз. Помогал засыпать колодцы стрихнином, чтобы отомстить жителям близлежащих кишлаков, симпатизировавших правительству Наджибуллы и советским силам.
— А ты, значит, в этом всём не участвовал? — спросил я.
От вопроса Мартынов почему-то аж вздрогнул. Вздрогнул так, будто этот вопрос предназначался не Марджаре, а ему. Старший сержант растерянно глянул на меня. Я не ответил ему взглядом. Вместо этого продолжал пристально смотреть на Хусейна.
— Я был, в большей степени, техническим специалистом, — сказал Марджара. — Занимался операциями «Призраков» у советско-афганской границы. Провокациями среди моджахедов.
— Но знал о том, что творят твои сослуживцы? — бросил Мартынов злобно.
— Знал, — кивнул Хусейн. — Знал, но сделать ничего не смог. И благодарил Аллаха за то, что мне не приказывают участвовать в таких зверствах.
Марджара повёл по нам с Мартыновым взглядом.
— Теперь вы понимаете? Понимаете, почему Зубаир так яростно хотел убить меня? Дело здесь не только в «Пересмешнике». Дело также и в его преступлениях. «Призраки» как никто другой рискуют оказаться в руках советов. КГБ и ГРУ знают о нас. Даже в каком-то смысле охотятся. Попади Зубаир к ним в руки — его точно ждёт расстрел.
Я скептически сузил глаза.
Рассказ Хусейна был складным. Да только кое-что в нём не сходилось. Зубаир не был похож на человека, боявшегося смерти.
Тем не менее я решил не выдавать своих мыслей ни Мартынову, ни Хусейну. Вместо этого сказал:
— Ну и отлично. Расскажешь всё то же самое нашим. И тогда Молчуна ждёт суд и пуля. Чего ты дёргаешься? Безнаказанным он все равно не уйдет.
Марджара не ответил. Лицо его ничего не выражало.
— Возможно, ты прав, Саша, — наконец сказал он после недолгого молчания. — Возможно, я излишне озлоблен на этого человека. Война войной, но те вещи, что он творил — настоящая низость. Полное падение в безнравственность. И я надеюсь, он будет гореть в аду за свои дела.