Призраки Пянджа
Шрифт:
Нас разделяли метров сорок тропы.
Я почти не целился. На это просто не было времени. Потому я просто направил ствол автомата куда-то в Молчуна и нажал на спуск.
АК разразился длинной очередью. Непослушно задрожал у меня в руках, норовя поднять ствол выше к небу.
Пули защёлкали по скале за спиной Молчуна. С глухими хлопками стали ложиться на тропу, разбрызгивая щебень и поднимая пыль.
Эти секунды стали для меня настолько длинными, что я смог уловить, как попал в него. Увидел, что на правой ноге снайпера,
Ноги Молчуна подкосились, и он странно, как-то неестественно для человеческого тела, рухнул на правый бок.
Я ловко извернулся, сел на ноги без помощи рук и, не снимая мушки с лежащего снайпера, выпрямился.
К этому моменту Мартынов, держа наготове автомат, тоже оказался уже на ногах.
— Лежать! Лежать, не двигаться, мля! — орал он во всё горло.
Зубаир, явно ошарашенный происходящим, замер, лёжа и опираясь о землю локтем правой руки. Левой, здоровой, он зашарил у себя на поясе.
— Руки! Руки, чтоб я видел! — крикнул я, пока мы с Витей торопливо сокращали дистанцию до Зубаира.
Тот дёрнул левую так, будто схватился за что-то горячее. Показал мне страшно изуродованную беспалую правую кисть, на которой остались только безымянный, мизинец и большой палец.
Кажется, снайпер сам всё ещё не совсем понимал, что происходит. А потому очень удивился ране на своей руке. Казалось, он тут же потерял всякий интерес к нам, уставившись широко распахнутыми глазами на изуродованную ладонь.
— Не двигаться! — крикнул ему Витя.
Оказавшись рядом, мы наставили на него автоматы.
Я видел, как кровь мерно вытекает у него из ран на ногах.
Внезапно Зубаир дёрнулся. Он полез здоровой рукой к своей кобуре на поясе.
Мартынов тут же приготовился стрелять.
— Нет! — крикнул я, бросаясь на Зубаира.
Когда он всё же достал оружие, я понял, что он собирается сделать.
Он и не думал направить пистолет на нас, чтобы в отчаянном порыве храбрости защититься. Он приставил ствол своего старенького ТТ к подбородку, неловко норовя взвести курок большим пальцем левой руки.
Я не дал ему этого сделать.
Отбросив автомат, вцепился ему в предплечье. Хлопнуло. Пистолетная пуля ушла куда-то вверх.
Я оказался верхом на Молчуне, отобрал у него пистолет и отбросил под скалу.
Мартынов тут же подскочил с другой стороны, нацелил ствол АК прямо ему в лицо.
— Давай, — каркающим, грубым голосом бросил Зубаир. — Давай! Стреляй, русская собака!
— Я тебе щас всю рожу перекрою! — крикнул Мартынов, тыча стволом Зубаиру в щеку.
— Нет! — Я вырвал свою измазанную кровью руку из хватки израненной кисти Молчуна, положил её на цевьё Витиного автомата, отводя его в сторону. — Нет! Он этого и хотел!
— Так пусть сдохнет!
—
— Почему?! — выкрикнул тот, уставившись на меня дурным взглядом. — Он бы нас всех перестрелял, как уток, если бы мог!
— Он может что-то знать, — сказал я. — Может владеть информацией о «Пересмешнике».
— Его лучше убить, — сказал Марджара, неведомо когда оказавшийся у нас за спинами.
Я оглянулся.
Надим Хусейн выглядел так себе. Его лицо сильно опухло после моего удара. Губы превратились в один большой струп запёкшейся крови.
Тем не менее взгляд его оставался холодным и внимательным. Я бы сказал — расчётливым.
— Вот в этом я с тобой, вражина, согласен, — прошипел сквозь стиснутые зубы Мартынов.
— Он хитер, — покачал головой Марджара. — Даже раненный — опасен. Он может попытаться убить кого-то из нас, если мы потеряем бдительность.
Я глянул на Молчуна. Лицо его выражало одну-единственную эмоцию — изумление. Зубаир широко распахнул глаза и уставился на меня. Но, казалось, он совершенно ничего не видел. Взгляд его был пуст. Направлен куда-то внутрь себя.
— Он не станет сопротивляться, — сказал я холодно.
— Станет. Я его знаю. Ты — нет. Он…
— Что бы ты сделал, если бы узнал, что твоя семья погибла? — перебил я Хусейна.
Тот аж осекся. Несколько мгновений казалось, он находится в каком-то ступоре.
— Что это за вопрос? — спросил он, и в голосе его внезапно появились нотки раздражённости. — Причём здесь моя семья?
— Что бы ты сделал, Хусейн?
Надим сглотнул. Глянул на Мартынова. Видно было, что Марджара колеблется. Снова подсознательно ищет подвоха.
— Я бы не смог жить, — наконец ответил он.
— Да, — я кивнул. — Потому что потерял бы смысл жизни. Как он.
С этими словами я указал взглядом на лежавшего на земле и совершенно не сопротивлявшегося Зубаира.
— О чём ты? — не понял Марджара.
— Да, о чём? — поддакнул ему Мартынов.
— Посмотрите на его руку. Теперь он не сможет стрелять, как раньше.
Хусейн ничего не сказал, только поджал разбитые губы.
Мартынов прочистил горло, не сводя автомата со снайпера.
Я встал. Приказал:
— Перевернуться. Руки за спину.
Зубаир машинально, словно механизм, подчинился. Он с трудом, с болью перевернулся на живот. Неловко завёл руки за спину. Но не издал ни стона. Ни единого звука.
— Ваня, — сказал я. — Давай вязать ему руки.
— Наряд, что выдвинулся нам навстречу, должен быть тут к полудню. Ну, максимум к вечеру, — сказал я.
— Предлагаешь ждать? — вздохнул Мартынов и глянул на Марджару.
После того как мы взяли Молчуна, Хусейн стал задумчивым и ещё более тихим. Он сидел у входа, укутавшись в плащ-палатку, которую отдал ему я.