Пророк, огонь и роза. Ищущие

Вансайрес

— Успокойтесь, Хайнэ, — сказал Астанико мягко. — Успокойтесь. Хорошо, у вас ничего не получилось с господином Сорэ, но мы что-нибудь придумаем. В конце концов, у вас остаюсь я. Я помогу вам.

— О, благодарю вас, — пролепетал Хайнэ, не смея поднять лица, но протянув к нему руку. — Я так рад, что могу доверять вам…

Главнй Астролог горячо и с чувством пожал его ладонь.

В этом момент двери открылись, и на пороге появилась Иннин.

Лицо её перекосилось.

— Что вы здесь делаете?! — гневно закричала она, глядя на Астанико. — Да как вы смеете приходить к моему брату после того, что совершили, вы, двуличный, лицемерный предатель!

Лицо

у Астанико вдруг изменилось. Мягкая улыбка сошла с него, уступив место какой-то злой, высокомерной и как будто бы даже довольной усмешке. Не говоря ни слова, он отпустил руки Хайнэ, прошёл мимо Иннин, даже не посмотрев на неё, и вышел из комнаты, притворив двери.

— Зачем ты так с ним, сестра? — ошарашенно спросил Хайнэ. — Он помогает нам, правда помогает, нам больше не на кого рассчитывать, кроме него…

— Помогает? — переспросила Иннин, наклонившись и вглядываясь в его лицо. — Да знаешь ли ты, что он назначен главным обвинителем по делу Хатори? И назначен не просто так, он этого сам просил!

Хайнэ вздрогнул.

Некоторое время он изумлённо смотрел в раскрасневшееся от ярости лицо сестры.

— Но… это же, наверное, хорошо… — проговорил он, наконец, растерянно. — Это значит, что Хатори спасён. Ведь главный обвинитель — самое опасное для него лицо, так? И если это лицо — наш друг…

— Хайнэ! — Иннин истерично рассмеялась. — Иногда мне кажется, что ты навечно остался в возрасте тринадцати лет! Господин Астанико выдвинул предположение, что это ты — главный виновный и еретик, которого следует сжечь на костре. Твой дорогой друг, Главный Астролог! Он собрался казнить и тебя, и Хатори, а ты ещё собственными руками помогаешь ему в этом!

В комнате повисла тишина.

Хайнэ пытался осмыслить то, что услышал, и это никак не укладывалось в его голове.

Потом он вдруг вспомнил слова Сорэ, на которые в первый момент не обратил никакого внимания: «Мы никогда, никогда не предавали дело истинной религии, и подобного не приписывали нам даже в слухах — в отличие от вас».

Значит, сплетни, на которые раньше не было и намёка, уже успели разнестись по всему дворцу…

— Этого не может быть, — наконец, проговорил Хайнэ, как-то жалко улыбаясь. — Зачем Астанико губить меня?.. Я ведь не сделал ему ничего плохого. Я никогда не говорил ему ничего обидного, за что ему так ко мне относиться? Я не верю в это, Иннин. Он, может быть, действительно ненавидит Хатори, но ко мне у него нет плохих чувств. Он рассказывал мне о себе, рассказывал личные вещи, которые можно доверить только другу. Я… знаю, я бы почувствовал, если бы он ненавидел меня…

Он замолчал, растерявшись.

Иннин смотрела на него с жалостью.

Всё это было невыносимо; Хайнэ постарался перевести разговор на другую тему.

— Что с нашей матерью? — спросил он. — Она до сих пор не приехала? Она должна что-то сделать. Верховная Жрица послушает её…

— Ах, Хайнэ, — проговорила Иннин с мукой. — Не думаю, что Верховная Жрица станет нам помогать. Ей всё равно; к тому же, она будет только рада заставить меня страдать. Что касается нашей матери, то и в этом судьба не на нашей стороне. Оказалось, что услышав весть о кончине Императрицы, она тотчас же уехала молиться в один из дальних храмов, причём не сказала никому, в какой. Конечно, мы разыщем её — она выезжала из Аста Энур через Восточные Ворота, но я только боюсь, что это будет слишком поздно. Твой дорогой друг, господин Астанико, изо всех сил пытается ускорить процесс. Я не представляю, что

произойдёт, и что задумал этот отвратительный человек.

Хайнэ молчал, глядя на неё.

Сознание, что происходит что-то страшное, происходит в реальности и может закончиться непоправимо, медленно, но верно проникало в него, вытесняя остатки легкомысленного ощущения, что всё это глупый, абсурдный сон, который развеется с первыми лучами солнца.

— Ты видела Хатори? — спросил он, наконец.

— Да, — Иннин почему-то отвела глаза. — Он в порядке и не особенно беспокоится за себя.

— Когда первое слушание?

— Через час. Но это пока ещё только предварительный акт, на котором Хатори зачитают его обвинения, выслушают его собственную версию событий и так далее. Я в числе присутствующих и могу задавать вопросы, но моё положение пока не столь высоко, чтобы я могла принимать участие в обсуждении дела и вынесении вердикта.

— Хорошо…

— Мне передать что-нибудь Хатори от тебя? — спросила Иннин.

Хайнэ как-то засуетился.

— Не знаю… Скажи ему, что… что я всегда… — Он вдруг замер и с каким-то болезненным выражением лица махнул рукой. — А, впрочем, нет, ничего не говори. Я не знаю, что ему сказать.

Иннин подождала немного, но брат ничего не прибавил, и она вышла из его комнаты.

Через час она появилась в небольшом зале на нижнем этаже, где должно было проходить слушание.

Здесь присутствовало немного человек — только Главный Астролог, стража и несколько жриц, в их числе Иннин — она выпросила позволение присутствовать, и это было единственное, чего ей удалось добиться от Верховной Жрицы.

Ввели Хатори. После полутора суток, проведённых в подземелье, и влитой в него отравы выглядел он довольно жалко, однако на губах у него была усмешка.

Главный Астролог сказал ему все полагающиеся в таких случаях слова и в конце прибавил, с большим удовольствием в голосе, что имеет честь выступать его обвинителем по специальному распоряжению Светлейшей Госпожи.

Хатори посмотрел на него с презрением и ничего не ответил.

— Защитника вам, как обвиняющемуся в преступлении против религии, не полагается, — проговорил Астанико, прожигая его взглядом. — Впрочем, если вы будете очень просить лично меня об обратном, то я, возможно, соглашусь передать эту просьбу Светлейшей Госпоже… Но вы, как я понимаю, не собираетесь этого делать, господин Санья?

Расчёт его сработал: Хатори осклабился и сказал, что он отказывается, но не потому, что не хочет защитника, а потому что уверен, что просьба такого человека вряд ли принесёт какой-либо эффект.

Иннин поняла, что это будет битва двух самолюбий, и похолодела, предчувствуя, что хорошим это не закончится.

«Не поддавайся на его провокации», — старалась сказать она Хатори взглядом.

Тот заметил её взгляд и вдруг улыбнулся, как бы говоря: «Хорошо. Я лучше вовсе не буду смотреть на этого червяка, а буду смотреть на тебя», — и стал глядеть на неё неотрывно.

Иннин почувствовала, что краснеет, вспомнив, что произошло между ними в камере.

«Он ведёт себя так, как будто я уже его любовница, — подумала она растерянно и гневно одновременно. — Как будто после случившегося между нами установилась какая-то тайная связь. А это не так и никогда не будет так! Я поцеловала его только один раз, больше от жалости к нему…»

Она закрыла глаза, почувствовав презрение к себе за эту ложь самой себе, и ещё большее — за то, что она думает о таких глупостях в подобный момент.