Пророк, огонь и роза. Ищущие

Вансайрес

«Пожалуйста, пойми то, что я не могу тебе сейчас сказать словами, — мысленно молилась она. — Пойми, что мне это нужно, пойми… и не останавливайся».

Прошла ещё, казалось, целая вечность, прежде чем Иннин почувствовала, как чужие руки осторожно и немного неумело стаскивают с неё накидку.

Жар накатывал на неё волнами, так что всё тело болело, как от пыток; она замерла, изогнулась, делая вид, что помогает Хатори избавить её от одежды, а на самом деле — пытаясь найти то положение, в котором эта невыносимая,

мучительно-сладкая боль была бы не столь сильна.

— Иннин, — проговорил Хатори, тяжело дыша. — Ты не откроешь глаза? Не посмотришь на меня?

Она пересилила себя; полумрак темницы обжёг глаза, точно яркий свет солнца.

На мгновение Иннин охватило лёгкое недоумение — камера? подземелье? — как это так, ведь они же были в чистом поле, среди цветов…

Она тихо засмеялась и тут же осеклась, глядя в лицо Хатори.

Она уже была полностью обнажена, он — нет.

Чуть отстранившись, он опирался на пол локтём и рассматривал её.

Иннин заставила себя подавить стыд и встретить его внимательный взгляд лёгким смешком.

— Ты такая красивая, — сказал Хатори тихо, дотронувшись до её груди.

Иннин вздрогнула и замерла, выгибаясь.

— А ты — дамский угодник, — проговорила она, едва дыша. — Я это, помнится, уже однажды говорила. Сколько можно любоваться? — вдруг не выдержала она, смеясь и чувствуя, что ещё немного — и станет плакать. — Ты ещё успеешь. Потом.

— Правда? — спросил Хатори каким-то странным голосом.

— Конечно, — ответила Иннин таким уверенным голосом, каким могла. — Я же сказала, мы сбежим.

— И ты будешь моей женой?

Внутри всё же что-то похолодело.

— Да, — сказала Иннин, не давая себе времени задуматься. — Да, буду.

— Вот это хорошо, — сказал Хатори, улыбаясь. — Тогда я точно не дам им себя убить.

Он наклонился и коснулся губами её губ.

«Он такой ласковый с женщиной в постели… — проносилось в голове у дрожавшей Иннин. — Такой чудесный. Но сейчас я всё же предпочла бы, чтобы он сделал мне больно».

Она обхватила руками его голову, вцепившись в рыжие пряди, как кошка, и с силой пригнула её к своей груди.

Он всё понял — и стал со страстью целовать.

Иннин не смела его торопить — хотя хотела только одного, и это желание пульсировало в ней, сливаясь с быстрыми, сильными, болезненными ударами сердца.

Она ждала, запрокинув голову, сдавливая Хатори в объятиях, раскрываясь навстречу ему, снова закрыв глаза.

Ей вдруг вспомнились романы Энсенте Халии, и новая волна жара окатила её, заставив одновременно испытать какое-то горькое сожаление.

«Вот я сделала это, Хайнэ, — пронеслось в её голове. — Сделала то, о чём ты так мучительно и безнадёжно мечтаешь. Если ты когда-нибудь об этом узнаешь, то я совру тебе, сказав, что в этом нет ничего особенного.

Я никогда не скажу тебе о том, что это… что это на самом деле… так…»

На этом мысль оборвалась — слишком близко было то, чего Иннин ждала.

Она изогнулась, кусая губы, и стиснула бёдрами чужие бёдра.

У Хатори было жаркое тело, сильное; хоть он и старался сдерживать эту силу, но получилось именно так, как Иннин ждала и хотела — больно, сильно, с трудом.

Она боялась, что он поймёт, как ей больно, и остановится — такой резковатый в обычной жизни, и такой странно чуткий, ласковый в постели — и не поймёт, что боль — это именно то, что нужно.

— Нет, нет, всё хорошо, — проговорила Иннин, предупреждая его вопрос, и Хатори на мгновение замер. — Только странно немного…

Сквозь пелену, заволокшую глаза и уши, она услышала его лёгкий смешок — не обидный, даже чуть-чуть растерянный.

Кажется, ему тоже было немного странно.

Но ведь у него уже были женщины… как минимум, Марик.

Боль утихла; осталось только жаркое, распирающее изнутри чувство. Теперь Иннин казалось, что она в море, и волны качают её — качают с силой, вверх-вниз, вперёд и назад, и это было приятно и хорошо, и сверху нещадно палило солнце, и хотелось жить и смеяться.

Рыжие волосы, падающие на лицо; солёные брызги на губах и на ресницах…

Объятия стали теснее; жаркое дыхание обоих — чаще.

Новая волна, куда как более высокая и сильная, чем предыдущие, подхватила Иннин и повлекла куда-то вперёд — может быть, на острые скалы, но сейчас было всё равно.

Она не стала сдерживать коротких вскриков, похожих на всхлипывания — и услышала в ответ чужой глуховатый стон.

Хатори содрогнулся, прижимая её к себе — и через несколько мгновений всё закончилось: волна отхлынула, оставив только мокрый, обессиленный ласками моря песок.

Сначала была просто пустота. Потом начали медленно возвращаться холод каменного пола, затхлый запах подземелья, сырой и промозглый воздух, неприятно касавшийся обнажённого тела.

«Я не буду ни о чём думать, — твёрдо сказала себе Иннин, пытаясь нащупать рукой накидку. — Ни сейчас, ни потом».

Наконец, ей это удалось; она прикрыла грудь тяжёлой, успевший за недолгое время отсыреть тканью, и Хатори всё понял — отстранился.

Иннин приподнялась, сосредоточенно и быстро одеваясь.

Внутри всё ещё немного болело, и колени чуть подкосились, когда она смогла подняться на ноги — к счастью, Хатори, смотревший в другую сторону, этого не увидел.

— Ну, — проговорила Иннин, не желая, как в прошлый раз, молча убегать от него. — Теперь надо заняться некоторыми насущными вопросами. У нас осталось не так много времени, но всё будет хорошо. Я обещаю.