Пророк, огонь и роза. Ищущие

Вансайрес

Но Хатори, взяв его одной рукой за подбородок, второй рукой вытер слёзы.

— Хочешь попробовать? — спросил он серьёзно.

Слова его, слишком конкретно выразившие то, что Хайнэ ощущал лишь как смутный трепет, заставили его вздрогнуть и похолодеть от ужаса, смешанного с лихорадочным волнением.

Это было безумно, но, в то же время, разум после произошедшего уступил свои права чему-то инстинктивному.

— А ты что… думал об этом? — после долгого молчания спросил Хайнэ, весь напрягшись.

— Думал, — кивнул

Хатори. — Думал, что тебе это может быть нужно. Поэтому и нарядился так. Вряд ли, конечно, я хорошая замена, но…

Он замолчал.

Глаза его, ставшие на время зелёными, мерцали в темноте, будто кошачьи, и смутно белевшее лицо казалось совсем близко.

Отступать было некуда — да и не то чтобы Хайнэ этого хотел.

Экипаж катился куда-то в темноту; каждый раз, когда колеса подскакивали на ухабе, его прижимало к Хатори теснее, и незнакомый запах кружил голову.

— Ну так… — с трудом проговорил Хайнэ, закрыв глаза. Он чувствовал, как от волнения у него проступает пот на лбу, а лицо начинает гореть. — Я просто хотел бы узнать…

— Не оправдывайся, — сказал Хатори и, прижав его к стене экипажа, поцеловал в губы.

— М-м, — всхлипнул Хайнэ, инстинктивно обхватив его за шею.

Сколько раз он описывал поцелуи, нежные и страстные, на бумаге, но в действительности даже позабыл приоткрыть рот, и даже не сразу понял, когда его губ коснулись чужие губы.

И всё же его сердце, поначалу провалившееся вниз, подскочило куда-то к горлу и чуть не разорвало ему грудь.

Тело стала заливать какая-то тёплая волна, как будто он медленно падал в парную воду горячего источника.

В первое мгновение застыв и оцепенев, Хайнэ сделал было попытку ответить на поцелуй, но в этот момент Хатори отстранился.

— Ну вот, теперь ты сможешь описывать это, исходя из собственного опыта, — проговорил он с каким-то грустным смешком. — Если когда-нибудь решишь возродить Энсенте Халию к жизни.

Хайнэ чувствовал только одно: ему хотелось ещё. Поцелуев, прикосновений, ласки — желание, долгие годы сдерживаемое и изливаемое только на бумагу, выплеснулось на свободу во всей своей невероятной силе.

— А можешь, — выдохнул Хайнэ. — Можешь…

Он не решался сказать ничего конкретного, да и не знал, чего именно хотел, лишь пытался как-то выразить переполнявшие его чувства.

Хатори устроил его поудобнее и, подложив ему под шею подушку, снова поцеловал.

На этот раз Хайнэ ответил, и это принесло ему ещё больше ощущений.

— А мы… куда? — задыхаясь, выговорил он. — Домой? Прямо сейчас?

Одна мысль о том, что экипаж остановится, и всё это закончится, вызывала в нём такое отчаяние и ужас, с какими мало что могло сравниться.

Хатори отстранился, и несколько мгновений, пока длилось молчание, чуть не довели Хайнэ до сумасшествия.

Потом Хатори пересел на противоположную скамью и, обратившись к вознице, приказал ему ехать длинной дорогой.

Хайнэ,

испытавший при этих словах одновременно облегчение и страх, сполз на скамейке ещё ниже.

— Вернись… — робко позвал он.

Хатори пересел обратно, но не поцеловал его больше, а только обнял одной рукой и притянул к себе; Хайнэ уткнулся лицом ему в грудь и замер, вновь обретя желанное тепло чужого тела.

Момент передышки помог ему прийти в себя, и больше до конца поездки он головы не поднимал.

«Какая это была красивая и печальная иллюзия, — в смятении думал он. — Не знаю, хорошо или плохо, что он позволил мне это испытать, но на какое-то мгновение я почти поверил, что всё по-настоящему. Прекрасная госпожа, полюбившая и возжелавшая калеку. Видимо, это моя судьба — создавать самому себе иллюзии и пытаться верить в них, одновременно зная, что это неправда. Печальная судьба… уж лучше верить в заблуждение, не зная об этом, но, кажется, я больше никогда не смогу по-настоящему себя обмануть. Наверное, это подарок господина Маньюсарьи. А, может, его проклятие».

Когда экипаж подъехал к дому, и Хатори, выпрыгнув из него, подхватил брата на руки.

— Как в старые добрые времена, — усмехнулся он.

Он вошёл в дом через задние двери, чтобы не встретиться ненароком с госпожой Ниси, и поднялся вместе с Хайнэ на второй этаж.

— Останусь с тобой на ночь, — сообщил Хатори, заходя в спальню, и, усадив брата в кресло, принялся расстилать на полу постели. — Уйду с рассветом.

Закончив с этим, он, как прежде, помог Хайнэ переодеться и заплёл его волосы в косу. Тот, сквозь пелену, заставшую глаза, смотрел в зеркало на отражение женщины, возившейся с ним.

— Зачем ты устроил этот маскарад? — наконец, проговорил он с трудом и вытащил одну из шпилек из причёски Хатори. — Ты и вправду думал, что это мне поможет?

— Не только, — сказал Хатори. — Знаешь, Хайнэ, я не хотел, чтобы однажды тебе пришла в голову идея купить себе ночь любви за деньги. Поэтому я решил, что уж лучше это буду я. Тебе так и так будет плохо потом, но в том случае, если ты заплатишь — хуже.

Шпилька выпала у Хайнэ из руки и со звоном покатилась по полу.

— Купить ночь любви за деньги? — переспросил он ошеломлённо. — Почему ты решил, что я этого захочу?

— А я не прав?

— Не прав, конечно! — закричал Хайнэ. — Ты ведь знаешь, что я верю в Милосердного, что я хочу хранить невинность и чистоту! — он вспомнил произошедшее в экипаже и осёкся. — В любом случае… в любом случае, я никогда бы не стал платить за такие вещи деньги!

Он закрыл лицо дрожащими руками.

— Сейчас ты думаешь так, — сказал Хатори. — Но кто знает, что будет с тобой через несколько лет. Люди часто меняются. А меня к тому же не будет рядом, и я об этом ничего не узнаю. Но всё же я надеюсь, что теперь такая идея тебе в голову точно не придёт.