Пророк, огонь и роза. Ищущие

Вансайрес

Но Хатори поднялся с места, подхватил Хайнэ на руки и, действительно, пошёл к экипажу.

— Скажи, куда ехать, — попросил Хайнэ.

Хатори сказал, но легче от этого не стало — он по-прежнему оставался чужим, движения его казались какими-то замедленными.

Хайнэ ощущал свою вину за эту чудовищную, по его меркам, перемену — то, каким неожиданно стал Хатори, казалось ему свидетельством сильнейшего внутреннего надлома.

Всю дорогу Хатори молчал, а Хайнэ смотрел в окно, нервно вцепившись в край скамьи.

Когда они приехали

к дому, тот был пуст.

— Опоздали, — безучастно подвёл итог Хатори. — Они уехали.

Хайнэ потрясённо глядел на заколоченные ворота из окна экипажа.

— Но ты же можешь попытаться их догнать, да? — наконец, спросил он, схватив Хатори за руку и пытаясь заглянуть ему в глаза. — Куда они поехали?

— Не знаю, — пожал плечами тот. И вдруг, как будто смягчившись, повернул лицо к Хайнэ. — Ты ведь хотел, чтобы я остался.

— Но не такой ценой! — возразил Хайнэ, глядя на него широко раскрытыми от испуга глазами. — Ты же сказал, что хочешь начать новую жизнь, что у тебя появились новые интересы… Я не хотел, чтобы ты отказался от своей мечты ради меня!

— Это не ради тебя, — сказал Хатори, помедлив.

Хайнэ замер.

— Тогда… ради Иннин? — наконец, спросил он робко.

Хатори молчал.

— Поехали домой, — наконец, сказал он.

Хайнэ сполз на скамью, обессилено прислонившись к стене.

Когда они вернулись, Хатори отправился обратно в беседку, усевшись на прежнее место всё с тем же видом, а Хайнэ бросился писать письмо Иннин.

«Пожалуйста, приезжай как можно скорее, — писал он, отбросив гордость. — Мне очень нужна твоя помощь, я не знаю, что мне делать!»

Иннин приехала.

Хайнэ подтащил её к окну и показал на Хатори, сидевшего в беседке, подперев рукой щёку, и продолжавшего меланхолично разглядывать снег, окрашенный лучами заходящего солнца в золотистые и багровые тона.

— Он остался, — взволнованно объяснил он. — Ещё вчера он твёрдо говорил мне, что хочет уехать, рассказывал о своих планах, однако за ночь передумал. Ради меня, или ради тебя, а, может, ради обоих сразу, но он остался. И это сделало его несчастным. Ты видишь, какой он? Он никогда таким не был! Я не могу на это смотреть. Пожалуйста, Иннин, пойди поговори с ним! Я ничего не смог сделать, но, может быть, у тебя получится?

— Получится что? — растерянно переспросила Иннин. — Уговорить его всё-таки уехать? Но если он сам так решил…

— Я хочу хотя бы понять, что с ним такое! Знаешь, Иннин… ты сказала, что у вас всё было несерьёзно, но, может, для него это было не так, как для тебя? — робко спросил Хайнэ, потянув её за рукав. — Может, в этом всё дело? Если это так, то я, по крайней мере… Я ведь знаю толк в неразделённой любви, я мог бы хотя бы попытаться поговорить с ним об этом. А ты уверена, что совсем не любишь его? — вдруг вырвалось у него, и он сам устыдился того, как наивно и прямолинейно прозвучал этот вопрос.

Иннин побагровела.

— Пойдём, — проговорила она

сдавленно.

Вместе с Хайнэ они медленно приблизились к беседке. Хатори удостоил их коротким взглядом и вновь вернулся к созерцанию тёмно-фиолетовых листьев абагамана, покрытых инеем.

— Тебе не холодно? — осторожно поинтересовалась Иннин. — Ты сидишь здесь в лёгкой одежде весь день…

— Нет, всё в порядке, — по-прежнему меланхолично ответил Хатори. — Мне редко бывает холодно.

Хайнэ при этом бросил на сестру торжествующе сверкнувший взгляд, как бы говоря: «Теперь ты видишь?!»

Иннин сердито нахмурилась на него и отвернулась.

Хатори вдруг засмеялся, что заставило обоих испуганно переглянуться, но ничего не сказал.

— Может быть, принести тебе поесть? — всё так же осторожно продолжила Иннин.

Чуть вздохнув, Хатори повернулся к ним.

— Вы двое идиоты, — неожиданно произнёс он. — Почему вы ведёте себя так, как будто я — тяжелобольной?

Хайнэ вздрогнул от неожиданности и облегчения — вот это был прежний Хатори.

— Потому что ты так выглядишь! — поспешно заявил он. — Что ещё мы должны думать, когда ты сидишь весь день, предаваясь созерцанию природы с задумчивым выражением лица?!

— А если я захочу прочитать или, не приведи Богиня, написать стихотворение, ты побежишь заказывать для меня похоронную церемонию? — поинтересовался Хатори, приподняв бровь.

— Ну да… — робко сознался Хайнэ.

Иннин не смогла сдержать улыбку.

— И после этого ты удивляешься, что я этого не делаю, — фыркнул Хатори.

Хайнэ тоже улыбнулся, стыдясь и одновременно радуясь тому, что его паника оказалась преждевременной.

— А почему ты смеялся только что? — спросил он.

— Смеялся? — повторил Хатори задумчиво. — Ну, не знаю. Всё это очень напомнило мне тот день, когда мы впервые встретились. Вы двое так же стояли и смотрели на меня, одновременно бросая друг на друга сердитые взгляды.

Иннин вдруг очень живо вспомнила этот момент, и ей стало тепло и хорошо. А потом, сразу же, грустно и больно.

«До каких пор?! — в отчаянии подумала она. — До каких пор судьба будет ставить меня перед этим выбором вновь и вновь? Почему?!»

А Хайнэ, тем временем, заковылял в дом, как будто специально оставляя их с Хатори наедине. Иннин проводила его взглядом и, поправив накидку, опустилась на скамью, стараясь не придвигаться к Хатори слишком близко.

— Я была уверена, что ты уедешь, — призналась она после нескольких минут молчания.

— Я тоже, — согласился Хатори.

— Почему же ты этого не сделал?..

Иннин не сомневалась, что он ответит в своём всегдашнем духе «не знаю», но Хатори посмотрел вслед Хайнэ и сказал тем же задумчивым, меланхоличным тоном, который так напугал брата:

— По-моему, это и так понятно.

— Из-за него, — подвела итог Иннин. И, не удержавшись, добавила: — Я так и знала, что не из-за меня.