Проще, чем анатомия

Нерода Маргарита

“Ох, хорошо, он не смотрит сейчас на меня, - подумала она, - Решил бы, что паникерша какая…”

– А увидеть его, - спокойно продолжал Огнев, не оборачиваясь, - способен зачастую только очень опытный специалист, и на аппарате, позволяющем достаточное разрешение. Вы перекисью-то протрите, а то, наверное, не видно ничего из-за крови. Так вот, осколок внутри черепа, если что, даже увидеть трудно, а уж пытаться вынуть, рядом с мозжечком, да зрительными центрами, да затылочным отверстием… Не уверен, что во всем оборонительном районе есть такой нейрохирург, к которому с этим идти безопаснее, чем на месте застрелиться.

Ну, пока нет никаких оснований полагать, что здесь именно такой случай.

Но несмотря на спокойный тон товарища профессора, это “если что” до самого вечера сидело у Раисы, как осколок под собственным сердцем. Кололо на каждом вдохе. Видела она уже такое, “с малой зоной повреждения”, а внутри-то кровит, и не остановишь… Мозжечок - смерть немедленно. Спинной мозг, уходящий в затылочное отверстие - тоже. А зрительная зона - слепота. Неизлечимая.

“Типун вам на язык, честное слово!" - это все, что могла она сказать, и то про себя. А сделать не могла и вовсе ничего, только бояться. До самого вечера, до команды “Оружие почистить!”

Как чистят наган, Раиса, конечно, уже видела. И даже читала инструкцию. Самой все проделать у нее пока ни разу не вышло. Значит, нужно пойти за советом к командиру и старшему товарищу, тем более, что вот он, рядом совсем, сидит в сторонке и чем-то занят.

Человеку порой очень мало надо, чтобы всерьез испугаться. Если страх сидит в тебе привычной занозой, он непременно уколет, чуть только повод найдется.

А повод был. И какой! Первое, что она увидала, как товарищ профессор медленно, медленно, словно ощупью, взялся за затвор и оттянул его, а потом наощупь стал проверять, есть ли патрон в патроннике. Движения его были аккуратными, но немного неуверенными. И Раису, когда она поняла, что возится тот с оружием явно вслепую, мороз пробрал: неужто в самом деле беда, ослеп?! А если так, то понятно, зачем один, в стороне ото всех, и зачем с оружием.

Она успела и дернуться вперед, и с ужасом осознать, что не успеет, как ее командир сделал то, что нипочем не станет делать человек, задумавший стреляться: отпустил затвор, опустил ствол в землю и нажал на спуск, и вместо выстрела раздался только холостой щелчок. Потом он поднял с плащ-палатки магазин - только сейчас Раиса поняла, что пистолет был разряжен - и на ощупь же начал сдвигать пружину. Лишь тогда она сообразила, в чем дело, и от стыда, что подумала такое, щеки стали горячими. Не собирался ее командир стреляться да и с глазами у него все в исправности. Просто разбирал свой “ТТ” вслепую. Ничего удивительного, многие командиры любят так щегольнуть. Был, говорят, умелец, который пулемет с завязанными глазами собирал. Оцепенев от облегчения, Раиса смотрела, как пистолет превращается в неровный ряд деталей на плащ-палатке - от магазина до затвора.

– Что-то случилось, товарищ Поливанова?
– разобрав пистолет, Алексей Петрович поднял глаза, усталые, но безусловно зрячие и острые. – У меня еще все медленно выходит. Любой кадровик из стрелковых на смех бы поднял. Да и пистолет новый, тугой.

– А…а.. зачем вы его вслепую-то? – Раиса уже и позабыла, за каким делом шла к начальству.

–

Для отработки боеготовности. Командир должен знать оружие в совершенстве и даже в полной темноте уметь с ним управляться. Кроме того, врачу всегда полезно поддерживать гибкость пальцев любыми упражнениями. Хотя бы и такими. И нервы успокаивает.

"Нервы, говорите, успокаивает, товарищ профессор? Уж меня-то очень успокоило на вас глядеть, чуть не душа вон!" - подумала Раиса, но вслух сказала совсем другое.

– Наш завотделением вышивать любил, гладью. Так ровно выходило, что даже жена ему завидовала, у нее так не получалось.

– Вот кончится война, можно будет хоть кружева плести. А пока будем учиться разбирать пистолет. Вам бы тоже не помешало, а то сдается мне, что с наганом, товарищ Поливанова, вы до сих пор на «вы» и по отчеству.

– Я с ним и шла.

– Наган разбирать еще проще, давайте его сюда. А теперь садитесь рядом и смотрите. Часть первая - как будто разряжаете, - он принял из ее рук револьвер, уцепил под стволом что-то похожее на огромную головку от часов, вытянул и повернул какую-то трубку. Раиса смутно вспомнила, что с этого и начиналась при ней первая в ее жизни чистка нагана, хотя и чужими руками.

– Теперь крышка барабана, - в сторону отщелкнулась та деталь, которую она когда-то, совсем недавно приняла было за предохранитель, - И разрядить.

Семь патронов один за другим упали на плащ-палатку. В нагане семь, не шесть. Это она твердо запомнила еще тогда.

– Видите? Вот тут ось барабана. Теоретически, ее можно извлечь пальцами. Особенно, если пятаки в трубочку скручиваешь. Я предпочитаю нож.

Из кармана галифе словно сам прыгнул в руку небольшой, очень фрицевского вида складничок. Подцепив им ось, Огнев вынул ее, и вытряхнул на ладонь барабан.

– Вот и все. Теперь протереть все, что протирается, особое внимание уделить стволу. Если есть нагар - сначала щелочным составом, потом ружейной смазкой. Собирается в обратном порядке.

Собрав и зарядив наган, он взял его за ствол и протянул рукояткой к Раисе.

– Оружие нужно подавать только одним способом. Стволом вниз или вверх, рукоятью к принимающему. Даже заведомо разряженное боевое оружие нужно направлять либо в небо, либо в землю, либо в цель. Теперь ваш ход, товарищ Поливанова. Разобрать - почистить - собрать. Это проще, чем анатомия, честное слово.

И, взяв с плащ-палатки затвор и ствол, принялся с закрытыми глазами собирать “ТТ”.

Наган свой Раиса, хоть и не без труда, разобрала и собрала дважды, худо-бедно запомнив, как это делается. Подумала, что ей пока с закрытыми глазами лучше к нему и не подступаться, тут не то что кадровый военный, куры и те засмеют.

К вечеру с гор мягкими клубками скатился туман, и казалось, что над лагерем никак не развеется дым после утреннего налета. Девчата переменились враз, смеха почти не слышно, разговоров тоже.

“Первый раз вблизи увидали”, - думала Раиса. Она ворочалась, никак не могла уснуть, не давал отдышаться внезапно пережитый страх, тот, что посильнее страха за саму себя. Она-то что? Рожался - не боялся, и помрешь - не дорого возьмешь. За своих страх всегда тяжелее.

“Наташ... Наташа, спишь?” Мимо Раисы прошлепали босые ноги, маленькая Вера Саенко пошла тормошить дремлющую подругу.