Проще, чем анатомия

Нерода Маргарита

И на словах «на старшине далеко не уедешь, но коли нравится — дарю», Раиса не выдержала. В два шага оказалась рядом:

– Товарищ сержант, на пару слов.

И уже на ходу поняла, что копирует манеру командира. Да и ладно, плохому от кадрового не научишься!

Отошли. Раиса всматривалась в лицо Лыковой, пытаясь хоть тень смущения заметить. Но та глядела насмешливо, щурила глаза. Брови аккуратно подведены карандашом, губы подкрасить опять успела. Что же за порча живет в человеке? Сообразительная ведь девка, старательная. А на тебе…

– Что случилось, товарищ Поливанова?
– Лыкова улыбнулась, хотя и почуяла, что

дело пахнет разносом. “Хорохорится, перед девчатами осанку выдерживает, - поняла Раиса.
– Вот только куда такая девчат-то заведет?”

– Значит так, Лыкова, - начала она строго, стараясь говорить негромко, не дело, чтобы остальные слышали. Разнос, его и в мирное время устраивать лучше с глазу на глаз, а хвалить при всех, - Я тебя караулить не буду. Но если вздумаешь дальше девчатам своей болтовней головы морочить... Крапива здесь не растет, но хворостину я про тебя найду! Они зеленые, молодые, не тебе, шлындре чета! Не дай бог еще раз услышу! Я тебя до самого Севастополя буду хворостиной гнать, и никакой трибунал не осудит!

Лыкова вспыхнула, скорее от досады, чем от стыда. Верно, впрямь, бесстыжие глаза и дым не ест. Но улыбаться не перестала.

– Да будет вам, Раиса Иванна, - мурлыкнула она прежним своим голоском.
– Что они, сами всего не узнают-то? Чай, не в монастыре. Да и напрасно вы беспокоитесь. Вы на эту табуреточку первая забрались, вам и карты в руки. Ну, то бишь, “шпалы”. И все остальное, от довольствия до удовольствия.

Зря Лыкова про “шпалы” да довольствие помянула, ой зря! Все-таки, не достало ума сообразить, что не надо сейчас Раису злить. Впрочем, такого командного голоса та сама от себя не ожидала.

– Сержант Лыкова, как себя ведете со старшим по званию?! Вы здесь не на голом пляже, а в Красной Армии! Забыли?! Могу напомнить! Настоишься в карауле, враз дурь из головы выскочит!
– от гнева Раиса сбилась, назвав ее на “ты”, тут же поправила себя и припечатала неведомо откуда всплывшим, чуть ли не старорежимным, - Потрудитесь вести себя соответственно. Вопросы есть? Нет? Кругом марш!
– вот тут улыбка у сержанта сбежала как и не было. Подобралась Лыкова, откозыряла и сгинула.

Обернувшись, Раиса поняла, что на них смотрит в тридцать пар глаз весь личный состав: “Команды на общий сбор не было! Разойдись”.

Оставшись одна, Раиса переобулась, наново намотала портянки, затем долго и старательно оттирала сапоги пучком травы от серой степной пыли. Не дело девчатам видеть, что она от злости чуть не дымится. Распатронила Лыкову и хватит о том. Держи лицо, старший сержант, и так расшумелась как на базаре. Скверно!

А в душе все кипело: "Отправить бы ее отсюда к чертовой матери! Какой с нее здесь прок? Пускай в штабе сидит, бумажками занимается! Найдет, за кого... зацепиться". Раисе аж плюнуть захотелось, до того разбирала ее злость. Носит же земля таких! Даже та связистка, "натурой" расплатившаяся с подвезшим ее водителем не вызывала такого отвращения.

В тот день физподготовки им выпало от души. Девчата положенный марш отшагали сравнительно бодро, Мухина, и та втянулась и от подруг почти не отставала. А вот Раиса выдохлась, как сама от себя не ждала. К вечеру тяжко ломило колени, ноги не хотели гнуться, будто ей не тридцать

лет, а все шестьдесят. “Какая же ты тетя?
– корила себя Раиса, - Бабушка ты, как есть. Только клюку взять осталось”. Утешало то, что вспыхнувшая злость перегорела в усталость и про сержанта эту непутевую, которую Раиса прозвала про себя Горе Лыковое, уже не думалось. Уснули в ту ночь без шепотков и девичьих разговоров, повалились все.

Разнос, что Раиса устроила Лыковой, до командования не мог не дойти. Скорее всего, Алексей Петрович в первый же вечер все знал, но вызвал он Раису только через два дня, с утра, после завтрака. А все это время два сержанта делали вид, что друг для друга не существуют, общались строго в рамках устава.

– Товарищ Поливанова, а что вы с Лыковой не поделили? Она на вас уж второй день так смотрит, будто вы ей ногу отдавили. За что отчитывали? Почему мне не доложили?

– Не доложила, виновата. За аморалку я ей всыпала. Эта краса ищет, где бы ей благодаря...
– Раиса запнулась, - натуре своей женской хорошо устроиться. И личный состав тому же учит. Одна такая весь отряд разложить может.

– И начать разведку боем сержант Лыкова решила с меня, о чем поспешила уведомить остальной состав?

“А тут есть к кому еще клинья подбивать?
– хотела сказать Раиса.
– Мужского пола вы, начхоз да повар”. Но вслух ответила, конечно, совсем другое, и коротко, потому что пересказывать то, что услышала после отбоя, не хотелось настолько, что проще язык себе откусить, чем вслух повторить лыковские слова:

– Именно так.

– И девочек уже жизни учить начала?

– Вот за это и получила.

– Ясно, - вздохнул командир.
– Вот и эксцессы! У нас на выходе должен быть личный состав санитарной службы, а не походно-полевой бордель на конной тяге. А времени на все - чуть больше недели осталось. Ну, что ж. С обидами ее она пусть сама разбирается, а дальше... в пульбат ее.

– И что она там делать будет? Хвостом вертеть?
– спросила Раиса и тут же осеклась - не по уставу спросила, а как с языка сорвалось.

– Вот как раз нет. Пульбат - подразделение техническое, значит, культурное. Личный состав постарше, пообразованнее, меняется реже. Горлопанов там не любят. В стрелковом у такой особы есть шансы... покровительство себе найти. А в пулеметном батальоне женщин уважают прежде всего за умение стрелять, а не за то, что младший сержант Лыкова до сих пор считала единственным женским талантом. Вот тут ей и придется взяться за ум, если таковой обнаружится. Хотя не думаю, что она настолько безнадежна. Не похоже, чтобы была так уж глупа. Скорее, просто педагогически запущена. А теперь к вашим бедам, Раиса Ивановна. Она к вам слово, что ли, подобрать успела так, что до сердца зацепило?

Раиса почувствовала, что краснеет.

– Никому не в радость сплетникам на язык попадать, Алексей Петрович, - ответила она. Жаловаться Раиса с детства не любила, если ей сочувствовали - то особенно. Да и не та это обида, о которой расскажешь - и полегчает. Большую часть разговора Раиса и так глядела не на командира, а на свои сапоги. Будто это не Лыкова, а она одна была виновата, что дисциплина в отряде вот-вот и к черту полетит. А про свои обиды Раиса лучше промолчит. Это дело боеготовности не касается, да и выкладывать не просто командиру, а человеку, которого ты уважаешь, что насочиняла про него какая-то дурища... Нет, никак невозможно!