Проще, чем анатомия
Шрифт:
В память пришел последний их мирный вечер в Крыму. “Не горит, но тлеет и дымится”. Тлел-то, как оказалось, запальный шнур!
“Это наш дом. Я еще помню, как мы его строили. За него отец наш с Володькой погиб. Этот дом мы будем защищать”, - так она говорила.
– Ну что же, у нас час с небольшим осталось до прибытия за новым пополнением. Пойдемте. По вам глядя, можно сказать, с кино нам с вами не повезло. Вам тоже не понравилось?
– Баловство какое-то, - Раиса нахмурилась.
– Товарищи режиссеры будто в бирюльки играют! Где они таких немцев нашли, чтобы их можно было мало что не лопатой забить? Все это на гражданское население рассчитано. А военному человеку насмешка одна! Опять что ли “малой кровью, могучим ударом”?
Она осеклась и замолчала. Все-таки,
– Видите ли, Раиса, с одной стороны, забвение действительности - сон нации - это смерть. С другой - к восприятию действительности нужно быть готовым. У нас как бы не с Петра Первого принято с пиететом, чтобы не сказать больше, относиться к иностранцам, к немцам в особенности. Они, мол наши учителя, у них мол и наука, и дисциплина, а мы тут сиволапые, сидим, лаптем щи хлебаем. Да и многие до сих пор еще не поняли, что давно уже нет в Германии готового к восстанию пролетариата, не будет, как в Гражданскую, демонстраций "Руки прочь от Советской России!" - на этот раз товарищ профессор говорил не прежним лекторским своим голосом, а негромко, будто размышляя вслух.
К городу медленно подползали сумерки. Это заметно стало больше не по тому, как рыжие отблески легли на мостовую, а по тому, что на улице стало еще меньше гражданских. И уже на соседнем углу комендантский патруль, вежливо откозыряв, спросил документы. Все было в порядке, патрульные зашагали в сторону разошедшегося к вечеру базарчика, предупредив: “Вечерами участились налеты, товарищ военврач”. И объяснили, где ближайшее бомбоубежище.
– Уже финны показали, как они смотрят на войну с нами. Ей не пытаются придать даже иллюзии “благородного дела”. Я видел последствия. Они добивали раненых. Замучали до смерти жену комполка. Мы с вами, Раиса, вся страна, для них сейчас - не люди. Нынешние немцы - как белые под конец Гражданской, когда те поняли, что им не видать победы. Рассказывали мне, какие среди них тогда настроения ходили: всех рабочих старше шестнадцати перевешать, они большевизмом заражены. Офицера, что это сказал, сочли странным, но не более того. Его всего лишь спросили, кто будет работать, если он всех перебьет. Вот потому и необходимо сейчас личному составу показать, - Алексей Петрович остановился и внимательно посмотрел на Раису, будто он от нее и сегодня же ждал, что она это до личного состава доведет, - что немцев бить, во-первых - нужно, во-вторых - можно. Да, кто-то упадет духом при столкновении с противником - но на то в строю должны быть младшие командиры. А такого, чтоб вся часть упала духом при одной мысли о немцах - быть не должно! И тем более - чтобы не думали, что там такие же пролетарии, что они сейчас всё поймут и на нашу сторону встанут. Не поймут! Не раньше, чем патроны кончатся и гранаты тоже, вспомнят они слова “их бин арбайтер, их бин нихт фашист”. Но, за редким исключением, не раньше. Типичный немецкий солдат с детства каждый день слышит по радио, что он сверхчеловек, что все ему можно и весь мир должен. И выбить из него эту мысль можно только штыком и пулей.
Глава 11 Федюхины высоты, 14-15 сентября 1941 года
Новое пополнение прибыло ближе к вечеру, приехало в том же грузовике, с теми же песнями. В расположении «части без номера» вновь сделалось шумно и многолюдно. Раиса внезапно догадалась, почему так хмуро и строго по уставу держался тот часовой, которого она встретила по прибытии. Девичьи-то курсы здесь как бы не месяц сидят! Своих бойцов командир небось пропесочил, да не раз, чтобы и глядеть в ту сторону не думали, если никто наряда вне очереди не хочет заработать. На минуту отвернись — и прахом пойдет дисциплина. Война отсюда еще далеко, солнце
Да, она прошлась по Севастополю в первый же день. Там дежурят на крышах, роют укрытия, каждый день выходят из бухты минные тральщики. Когда тяжелые мины уничтожают подрывом - весь город вздрагивает. Зенитки, прожектора, сирены… Но эти девчонки не видели того, что видела Раиса. Они еще не успели, ни разу, всерьез испугаться. Так что пока это никакая не воинская часть, хотя бы и без номера, а форменный пионерский лагерь, вроде того, где Раиса две смены вожатой была, когда в медтехникуме училась.
Стол и две длинных скамейки под маскировочной сеткой из столовой превратились в аудиторию. Сидели тесно, но уместились все.
“Снова аудитория. На этот раз на открытом воздухе - в Финляндии на воздухе не поговоришь. И с каждым разом курсанты - все моложе и зеленее, - Огнев обвел взглядом притихших слушательниц.
– Этак я через пару лет школьников учить буду, типун мне на язык. Ну да ладно, какие карты сданы, теми и играем. По крайней мере одно не меняется - смотрят внимательно, слушать будут хорошо. Эх, месяца бы три на подготовку, вместо трех недель. Ну, ужмем вчетверо. Начнем, пожалуй...”
– Санитар должен знать и уметь многое, а у нас с вами на все три недели. Поэтому, учить буду, в основном, практике. Теорию вам придется осваивать самостоятельно, по учебной литературе. Будет сложно, будет некогда, но медицинский работник - даже санитар - что без теории, что без практики - как одноногий бегун. А кроме занятий, нужно будет втянуть вас в физические нагрузки. На вас, скорее всего, ляжет самая тяжелая часть санитарной службы - розыск раненых на поле боя и тот этап санитарной эвакуации, который впереди первого. Темы наших занятий будут такие: наложение повязок и жгута, в особенности, наложение их лежа. Шинирование, в первую очередь - подручными средствами. Перемещение по полю боя и стрельба. Марши. Погрузка-разгрузка раненых. Вопросы есть?
– Товарищ военный…
– Военврач третьего ранга.
Раиса, сидевшая с краю, обернулась на голос и подумала, что нет, не самая смешная она тут в части знания уставов. Вот, пожалуйста, Вера Саенко, ефрейтор уже, а тянет руку, как отличница в школе. Обращается к командиру и вовсе как первоклашка. “Господи, какая же мелкая!
– Раиса пригляделась к щуплой, в круглых очках, и очень серьезной девушке, - Я ее в случае чего и одной рукой подниму. А кого и куда она дотащит? Надорвется с таким-то теловычитанием!”
– Ой, простите, товарищ военврач третьего ранга! Я читала про международные конвенции, они же запрещают нон-ком-ба-тан-там, - сложное слово Вера запомнила, но произнесла неуверенно, словно по книжке читала, - принимать участие в бою? И носить оружие?
На Веру удивленно зашикали. Что, мол, за чушь ты несешь? Сейчас тебя командир взгреет за соглашательство! Но командир глядел на нее задумчиво.
“Эх, сплошала медкомиссия. Очки с линзами чуть не в палец толщиной, шейка тоненькая, даже по военному времени ее и в нестроевые не стоило бы брать. Впрочем, если пробилась, Головина и Сивцева [* Таблицы Головина и таблицы Сивцева для проверки зрения], небось, наизусть затвердила, с честным лицом наврала, что сильная да выносливая… И любознательная, с хорошей памятью. Найдем применение, найдем…”
– Хороший вопрос, товарищ Саенко.
Шиканье и ропот сразу стихли.
– В двух словах не отвечу, так что подробности - сегодня вечером. Можно и нужно. Но с оговорками. Итак, приступаем. Достали индивидуальные пакеты… Что такое, товарищ ефрейтор?
– Они же стерильные! Их потом нельзя будет использовать!
– Разумно. Но есть более важная мысль. Вам нужно хотя бы по десятку пакетов вскрыть, чтобы руки сами все правильно делали. А большую часть повязок, разумеется, отрабатывать будем нестерильными бинтами. Индпакеты на войне расходуются миллионами, даже тысяча пакетов на обучение погоды не сделают. Индивидуальный пакет состоит из матерчатой оболочки...