Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере

Новикова Людмила Геннадьевна

Белое правительство чувствовало себя неуютно на старом советском фундаменте местных самоуправлений. Поэтому уже осенью 1918 г. оно занялось организацией земских перевыборов, в результате которых в волостях и уездах должны были появиться всесословные демократически избранные органы власти, избавленные от бывших членов большевизированных советов. Стараясь представить образец справедливых и открытых выборов, белое руководство уделяло много внимания этой кампании. Утвержденные северным правительством временные правила о выборах повторяли демократические положения 1917 г. и основывались на праве всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. Единственным изменением было то, что права голоса теперь лишались военнослужащие, чтобы не допустить политизации армии [704] . В уезды и волости направлялись инструкторы, объяснявшие населению процедуру и значение выборов и распространявшие листовки и предвыборную литературу.

704

Собрание узаконений и распоряжений ВУСО/ВПСО. 1918. № 1. Ст. 28, 114.

Кампания по земским перевыборам растянулась с октября 1918 г. до весны 1919 г. и охватила все уезды губернии, за исключением волостей, отрезанных красным фронтом. Хотя выборы в земства проходили всего во второй раз после учреждения земств в губернии в 1917 г., на избирательные участки явились больше половины избирателей. Явка была достаточно высокой, несмотря на то что часть населения не смогла проголосовать из-за распутицы, перевозки военных грузов или промыслового сезона.

Число участвовавших в голосовании колебалось от 67 % в тыловом Архангельском уезде до 45 % в прифронтовом Холмогорском уезде [705] .

705

Сводки и отчеты о выборах см.: Вестник ВПСО. 1919. 11, 14, 22 и 25 янв., 1 и 20 февр., 5 и 17 марта, 4, 5, 9, 29 апр., 6 и 17 мая. По данным из Архангельского уезда, крестьяне демонстрировали значительный интерес к выборам: они устраивали предвыборные собрания и активно обсуждали устройство земств на волостных и сельских сходах. См.: ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 633. Л. 26–26 об. (доклад о деятельности Архангельской уездной земской управы с 8 августа 1918 по 1 января 1919 г.). Явка избирателей на выборы в Северной области была выше, чем на первых земских выборах в августе – ноябре 1917 г., когда, например, в Архангельском уезде в выборах участвовало в среднем 50 % избирателей. См.: Воронин А.В., Федоров П.В. Власть и самоуправление. С. 73. Также она превышала явку населения на выборы во многие волостные советы губернии в первой половине – середине 1920-х гг., когда явка колебалась в пределах 20–35 %, см.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 33. Д. 413. Л. 6 (телеграмма зам. секретаря Архгубкома Тубанова в ЦК РКП(б), 22 марта 1925 г.); Л. 29 (доклад инструктора ЦК Рогозинского по обследованию парторганизации Архангельской губернии, 19 мая 1925 г.).

Как свидетельствуют отчеты о выборах, интерес населения к кампании менялся в зависимости от того, какую роль играли выборные органы в деревне. Так, в тех селах и волостях, где наиболее важные вопросы по-прежнему решал крестьянский сход, выборы в волостные земства порой приходилось проводить по нескольку раз, так как намеченные кандидаты отказывались, не желая служить по три года без всякого жалованья. Бывали случаи, как, например, в Часовенской волости Архангельского уезда, что в итоге в земствах оказывались те, «кто побогаче и кто не нес повинностей – не был в солдатах, не служил старшиной или десятским», или те, кого провели «по злобе», лишь бы самим не служить [706] . Но ситуация резко менялась, когда с новым земством связывалось разрешение важных конфликтов на селе или когда от числа голосовавших зависело, пройдут ли представители того или иного села в волостное или уездное собрание. Тогда нередко голосовали более 90 % избирателей. Таким образом, даже если крестьяне не всегда признавали значение земств, все же в органах волостного и уездного самоуправления они предпочитали видеть собственных местных представителей и делали все, чтобы обеспечить их избрание.

706

Вестник ВПСО. 1919. 18 янв. Об отказе от выборов см., например: ГАРФ. Ф. 3811. Оп. 1. Д. 142. Л. 158–158 об. (доклад комиссара Онежского уезда, 7 декабря 1918 г.); Северное утро. 1919. 4 и 9 апр.; Вестник ВПСО. 1919. 25 янв., 17 марта, 3 мая. Ср. с данными об избрании в земства ненужных деревне людей и противоречивом отношении крестьян к земству до 1917 г.: Burbank J. An Imperial Rights Regime: Law and Citizenship in the Russian Empire // Kritika. 2006. Vol. 7. № 3. Р. 426; Atkinson D. The zemstvo and the peasantry // The Zemstvo in Russia. Р. 111–119.

В целом Северное правительство могло быть довольно успехом перевыборной кампании. К весне 1919 г. на большей части территории области уже действовали переизбранные земства. Однако, несмотря на все усилия, земские органы не отличались значительно от прежних советов. Даже попытка внедрить на селе демократическую процедуру выборов имела лишь ограниченный успех. Так, наряду со всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием, на котором настаивало правительство, низовые выборы в губернии, как и в 1917 г., нередко проводились традиционным способом – на общем собрании простым поднятием рук [707] . Жители губернии также не стремились удалять из выборных органов сотрудников большевиков и представителей радикальных левых партий. Как правило, они вообще не обращали внимания на партийность. Сводки об уездных и волостных выборах регулярно отмечали, что партийного «деления на местах не существует» и что выборы, как и раньше, проходили по персональному принципу [708] .

707

См., например: Вестник ВПСО. 1919. 6 мая; ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 152. Л. 17 (протокол заседания Архангельского губернского земского собрания, 12 сентября 1918 г.); ГАМО. Ф. П-102. Оп. 1. Д. 16. Л. 30 (воспоминания Компилова, 15 ноября 1939 г.). Крестьянская практика открытого голосования широко наблюдалась на земских выборах в провинции и в 1917 г., несмотря на все попытки политической элиты с ней бороться. См., например: Badcock S. Politics and the People in Revolutionary Russia. P. 118.

708

См.: Вестник ВПСО. 1919. 24 янв., 5, 9 и 29 апр., 6 и 17 мая; ОДСПИ ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 26. Л. 54 (доклад делегата Холмогорского уезда Григорьева на первой Архангельской губернской конференции РКП(б), 13–14 июля 1919 г.). Эти данные соответствуют наблюдениям Т.В. Осиповой о преобладании беспартийных членов в волостных советах Севера и Северо-Запада России, см.: Осипова Т.В. Российское крестьянство в революции и Гражданской войне. М., 2001. С. 69.

Как и в предшествовавшие месяцы революции, население, как правило, выдвигало в органы самоуправления грамотных крестьян, местных уроженцев, пользовавшихся авторитетом на селе. В частности, как отмечал правительственный комиссар Онежского уезда, в земские кандидаты намечались «люди грамотные, деятельные, хозяйственные» [709] . Избранные представители не были маргиналами и в имущественном отношении. Например, по данным выборов в Холмогорском уезде, «большинство гласных являются средними по зажиточности; однако есть в составе гласных люди богатые, а также и бедняки» [710] . Нередко в органы самоуправления избирались те же местные представители, которые уже в 1917 г. успели поработать в земствах, а в первой половине 1918 г. состояли в советах. Губернские земские делегаты открыто признавали, что в волостных земствах оказались многие члены прежних советов, но при этом разводили руками: «…других способных людей не было – все наперечет» [711] .

709

Северное утро. 1919. 4 апр. По такому же принципу крестьяне выдвигали своих представителей в выборные органы и в других губерниях страны в период революции см.: Retish A. Russia’s Peasants in Revolution and Civil War. P. 117; Badcock S. Politics and the People in Revolutionary Russia. Ch. 4.

710

Вестник ВПСО. 1919. 5 апр.

711

ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 152. Л. 12–13, 15 об., 17 (протокол заседания губернского земского собрания, 12 сентября 1918 г.); Д. 633. Л. 152 (доклад Пинежской земской управы уездному собранию, начало 1919 г.). См. также: Moore J. et al. The History of the American Expedition Fighting the Bolsheviki. P. 86.

В

результате местная власть в Северной области была прямой преемницей тех органов самоуправления, которые возникали в деревне с началом революции. В новых земствах не оказалось лишь немногих прежних руководителей, посаженных сверху большевистской администрацией губернии. Также в ряде волостей лишились полномочий представители фронтовой «молодежи», которая прежде «заполнила советы». Но в целом в земствах, как правило, заседали те же, что и раньше, авторитетные местные лидеры, и даже многие фронтовики сохранили свои места в местном самоуправлении [712] .

712

О фронтовиках в советах см., например: ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 152. Л. 12 (доклад делегата Холмогорского уезда Виноградова губернскому земскому собранию, 12 сентября 1918 г.).

Таким образом, белая власть на Севере не опиралась на зажиточных крестьян, деревенских «кулаков» [713] , как утверждала советская историография, а управляла той же пореволюционной деревней, что и большевистское правительство, с почти теми же местными лидерами и лишь слегка измененными органами местного самоуправления. Если вовсе не засилье «кулаков» сделало белую деревню белой, то, как будет показано ниже, белый террор и устрашение населения также не играли первостепенной роли в управлении Северной областью.

713

См., например: Корнатовский Н.А. Северная контрреволюция. С. 62–63.

Местное управление и белый террор

Белый террор традиционно занимал особое место в красной пропаганде и позже советской историографии, полагавшей, что именно широкое применение насилия позволяло белым удеживать власть в своих руках. Утверждалось, что только через Архангельскую тюрьму за год прошли 38 тыс. заключенных, из них было расстреляно 8 тыс. [714] Встречались даже заключения, что при белой власти «в тюрьме или концлагере побывал каждый шестой житель Северной области, каждый четвертый был убит» [715] . Однако подобные завяления далеко отстоят от действительности [716] . Более того, террор едва ли вообще играл ведущую роль в сохранении белого контроля над Северной областью.

714

См., например: История гражданской войны в СССР. 1917–1922. М., 1957–1959. Т. 3. С. 200, Т. 4. С. 336; Тарасов В.В. Борьба с интервентами на Севере России. С. 123. Первоисточником этих данных служит пропагандистская статья в газете «Наша война» от 18 марта 1920 г., см.: Интервенция на Мурмане. В помощь агитаторам и пропагандистам. Мурманск, 1940. С. 107.

715

Думова Н.Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1917–1920 гг.) М., 1982. С. 168. Подобные утверждения встречаются и в современных исторических трудах. См., например: Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. М., 2004. С. 154.

716

Мнение, что число жертв белого террора в советских трудах сильно завышено, было высказано уже давно, см.: Зашихин А.Н. Интервенция на Севере Советской России: проблемы изучения // Сквозь бури гражданской войны. «Круглый стол» историков / Ред. В.И. Голдин. Архангельск, 1990. С. 95.

В отличие от красного террора, который был институционализирован в большевистских постановлениях и имел идеологические основы, служа не только борьбе с политическими противниками, но и социальной перекройке общества [717] , политические репрессии в белой Северной области были спонтанны, непоследовательны и лишены ясной идеологической направленности. Политическими арестами на Севере занимались и аппарат губернского правительственного комиссара, и союзная контрразведка, и отряды самообороны из местного населения, и позже также генерал-губернатор Северной области. Их действия нередко противоречили друг другу, и бывали случаи, когда люди, арестованные союзной контрразведкой, выпускались на свободу решением белых следственных органов, только чтобы затем вновь оказаться в тюрьме по распоряжению союзных властей [718] . Политические преследования несколько упорядочила созданная Верховным управлением в середине августа 1918 г. Особая следственная комиссия для расследования злоупотреблений и противозаконных действий агентов советской власти. Уже осенью она обросла сетью уездных комиссий и занялась разбором дел политических арестантов, а также арестами и следствием против бывших большевистских комиссаров, членов губернского и уездных исполкомов, а также лидеров профсоюзов и комитетов левых партий [719] .

717

О красном терроре см.: Мельгунов С.П. «Красный террор» в России, 1918–1923. Берлин, 1924; Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг. М., 2004. Гл. 2 и 4; Chamberlin W. The Russian Revolution, 1918–1921. Princeton, 1987. Vol. 2. P. 66–83; Leggett G. The Cheka: Lenin’s Political Police: The All-Russian Extraordinary Commission for Combating Counter-Revolution and Sabotage (December 1917 to February 1922). Oxford, 1981.

718

См., например: ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 60. Л. 30–30 об. (письмо генерала Пуля Чайковскому о возвращении в тюрьму 16 рабочих-печатников, выпущенных «без достаточных оснований», 26 августа 1918 г.).

719

Собрание узаконений и распоряжений ВУСО/ВПСО. 1918. № 1. Ст. 11, 33, 64.

Комиссии не только арестовывали отдельных членов бывших советских самоуправлений, но даже порой заводили следствие против целых уездных советов и земских управ. Широкую известность получило дело членов Мурманского краесовета, который всецело поддержал белый переворот в Архангельске, однако уже в октябре 1918 г. по решению Северного правительства передал полномочия помощнику генерал-губернатора по управлению Мурманским районом В.В. Ермолову [720] . Разгром краесовета, начатый правительством, довершила следственная комиссия. Уже осенью за сотрудничество с большевиками в тюрьму был отправлен заведующий «гражданской частью» совета В.М. Брамсон. Вскоре следствие было заведено и против управляющего делами Г.М. Веселаго, председателя совета А.М. Юрьева и военного руководителя края Н.И. Звегинцева. Одновременно следственная комиссия вела дела о профсоюзах моряков и железнодорожников, о местных советах Мурманского края и даже о Мурманской рыбной экспедиции, арестовав в общей сложности до четырех десятков человек [721] .

720

Там же. Ст. 135. Одновременно в Мурманском крае были ликвидированы низовые советы, см.: ГАМО. Ф. 1027. Оп. 1. Д. 1. Л. 64 (приказ Мурманского краевого совета № 35, 15 октября 1918 г.); ГАРФ. Ф. 29. Оп. 1. Д. 8. Л. 79–81 (краткая справка о деятельности Александровской ликвидационной комиссии).

721

ГАРФ. Ф. 18. Оп. 1. Д. 30 (материалы Мурманской следственной комиссии); Ф. 17. Оп. 1. Д. 11. Л. 150–159 (следственная переписка о Г.М. Веселаго); Ф. 5867. Оп. 1. Д. 4. Л. 35–39 (справка прокурора И. Дуброво о деле Звегинцева, 16 января 1926 г.). См. также: Борьба… на Мурмане. Док. 258–260.