Прыжок "Лисицы"
Шрифт:
— Половина отвлекает, вторая — сзади заходит, — прокомментировал Молчун, присоединившись ко мне верхом. Он уже отвел табун подальше и вернулся. — Дистанция для винтовки не подходящая. Далековато. Давай так: я спущусь на своих двоих до вышки. Начну их отстреливать. Как только они сообразят, что атакованы с тыла и побегут ко мне, скачи им навстречу с моим конем.
— А наши?
— У них другая задача. Вторая группа. Ее тоже нужно отвлечь.
Я протянул спешившемуся Джанхоту свою винтовку. В два ствола его атака с тыла станет эффективнее, когда счет идет на секунды. Сам же вооружился револьвером. На
Джанхот кинулся вниз, не особо скрываясь. Лишь старался двигаться в тени кустов вдоль обочины. Добежал до вышки. Залег, скрывшись из виду. Выждал пару минут, чтобы восстановить дыхание.
Выстрел!
Один из штурмовой группы упал.
Я не удивился точности выстрела. Молчун был мастером стрельбы. Показал свою подготовку еще во время соревнования со Спенсером.
Выстрел! Еще один готов.
Семеро оставшихся в живых абхазов сообразили неладное. Заозирались. Молчуна мигом вычислили по клубочку дыма рядом с вышкой. Рассредоточились и залегли. Открыли огонь на подавление.
Я напрягся. Что делать, если абхазы разделятся?
Двое вскочили и, пригибаясь, рванули вдоль изгороди. Один — влево, в сторону реки, другой — вправо.
Джанхот тут же выстрелил два раза подряд. Использовал, наконец, мою винтовку. Оба бежавших абхаза покатились по земле.
Оставшаяся в живых пятерка сообразила, что лучше момента не придумаешь. Пока Джанхот перезаряжает, они успеют до него добежать. Дружно кинулись к вышке, где Молчун устроил свою позицию.
И я на месте не стоял. Поднял своего Боливара в галоп, увлекая за собой лошадь натухайца. Когда до него мне оставалось метров десять, отпустил повод. Изготовился к стрельбе, правя коня на набегавших. Хотел попытаться кого-нибудь стоптать.
Вся пятерка нападавших сбилась с шага. Порскнула в разные стороны, разрядив в меня свои ружья. Попали, не попали — потом разберусь. В горячке боя ничего не почувствовал.
Сбил одного конем. Другого, изготовившегося запрыгнуть мне за спину, остановил выстрелом в прыжке. Пронесся мимо уцелевших, не рискуя, как сделал бы настоящий джигит, развернуться в седле на 180 градусов, чтобы продолжить стрельбу. Просто стал поворачивать коня.
Выстрел!
Это Молчун уложил еще одного, успев перезарядиться, и теперь кинулся с шашкой на оставшуюся парочку.
— Сдаемся! — закричал один по-турецки, отбрасывая свое ружье.
Второй скрестил свою саблю с Джанхотовой. Завязалась рубка. В ход пошли и кинжалы. Чтобы не терять времени, подскакал поближе и выстрелом в спину уложил смельчака. Тому, кто оказался потрусливее, крикнул:
— Ложись на землю! Руки на голову!
Молчун тяжело дышал, переводя дух. Но и делом занимался. Быстро проверил разбросанные тела. Тот, кого я сбил, лишь сознание потерял. Джанхот собрался его добить.
— Зачем?! — крикнул я, водя перезаряженным револьвером по сторонам. — Это не наша война! Пусть Фабуа разбираются.
— Нужно проверить тех, кто у ограды лежит, — не стал спорить со мной черкес и принялся вязать пострадавшего абхаза его же собственным поясом.
Я соскочил с коня и подошел поближе, чтобы помочь с первым сдавшимся в плен. Молчун осмотрел меня и присвистнул:
— А это дурачье мне не верило! — сказал, непонятно к кому обращаясь. —
В папахе, ожидаемо, красовались аж две сквозные дырки. Ума не приложу, как она не слетела с моей бедовой головы. Только сейчас почувствовал, что лысину печет. Мазнул пальцем. Кровь! Все ж таки вскользь зацепили.
— До свадьбы заживет! — подмигнул Джанхоту.
— Тогда вперед! Выручай невесту!
Я вскочил на коня и погнал его к реке. Хотел обойти усадьбу по берегу, чтобы добраться до калитки между портомойней и женским двориком. Почему абхазы затеяли ломиться через ворота, было непонятно.
Ответ нашелся сразу, стоило мне завернуть за угол палисада. Два мертвых тела, хаотично разбросав руки-ноги, валялись в густом бурьяне. Нападавшие явно предприняли напасть на усадьбу с берега, но братья оказались начеку. И теперь уже я превратился в отличную мишень, возвышаясь на полкорпуса над плетнем.
Проскочил на тоненького. Фабуа, похоже, было не до меня. Из-за семейной сакли были слышны крики и лязг оружия. Бой сместился во двор между двумя уннами и кунацкой.
Калитка в женский дворик валялась на земле. Кунак как сквозь землю провалился. Лишь его конь, не обращая внимания на дым и выстрелы, флегматично жевал траву у мостков, на которых стирали белье.
Я спрыгнул с коня. Влетел во дворик. В правой руке револьвер, в левой — кинжал. Чуть не споткнулся о тело абхаза, из головы которого торчала железяка Бахадура. Кинулся ко входу на женскую половину, не оглядываясь на истошное кудахтанье птицы в курятнике и удушливый плотный дым.
«Женской половиной» оказалась одна темная комната с разбросанными по полу тряпьем и двумя телами старух. У дальней от входа стене лежал бледный Бахадур. Прижимал к груди вывернутую под неестественным углом окровавленную руку. Его закрывала своим телом Тамара, пытавшаяся спасти его от стоявшего ко мне спиной абхаза с железной булавой в руке. Этот гётваран пытался левой рукой спустить с себя шаровары.
Я кровожадно усмехнулся. Решил покуситься на честь моей девушки?! На, сука, получи! Не стал его колоть или стрелять ему в спину. Просто с размаха, снизу вверх, засадил ему кинжалом между ног!
Подонок завизжал, как резанный поросенок. Вернее, оскопленный! Я оттолкнул его в сторону, с удивлением узнав в нем своего старого знакомого Ахру. Кажется, в Сухуме он обещал мне отрезать язык? «Можешь попытаться… Если руки от паха оторвешь!»
Обогнул его и широко улыбнулся моей грузинке:
— Ну, здравствуй, Тома! Это я!
[1] Сохранилось немало описаний устройства усадеб убыхов и других черкесских народов того времени. Постройки были легкими — по сути, времянки. Такой тип жилых зданий появился задолго до Кавказской войны и определялся партизанской тактикой и не прекращавшимися столетиями сражениями. Никто жестко не был привязан к одному месту. В случае угрозы снимались с места и уходили в горы или в леса, порою сами сжигая свои дома. Их строили из искусно выполненных плетней или циновок, настолько плотных, что не требовалось ни внешней, ни внутренней обмазки. Если таковую делали, используя глину, смешанную с соломой или навозом, то получался турлучный дом. Все держалось на легком каркасе без фундамента.