Публичное одиночество
Шрифт:
Об этом и хочу побеседовать с мэром… (II, 54)
(2011)
Самая большая сложность и боль – у нас нет Дворца Московского кинофестиваля. Это самая большая головная боль. Везде есть дворцы фестивалей, которые работают круглый год. Это все рядом. И, конечно, то, что Юрий Михайлович Лужков пять раз обещал нам это публично, к сожалению, не возымело результата.
Может быть, новое руководство Москвы поймет значимость Дворца… (XV, 53)
(2012)
С
Для фестиваля этого года будем искать временную новую площадку, и хотелось бы верить, что мы ее найдем. (XV, 67)
(2012)
Да, это будут «Лужники»…
Я думаю, мы еще года три будем бездомными. Фестивальный дворец нужен очень. Без него невозможно. Тем более что программа Московского кинофестиваля постоянно увеличивается, там много молодежи, дебютных программ. Там может быть любительское кино, может быть «айфонное» кино…
Это будет Дворец, которого достойна Москва. (XV, 72)
(2013)
Нам выделено место за «Лужниками», сейчас там промзона, все будет перестраиваться. Это довольно трудный участок земли. Там будет серьезный жилой комплекс и бизнес-комплекс, фестивальный комплекс, мульти-плекс будет стоять отдельно.
Внутри «Лужников» строить посчитали нецелесообразным. Получилась разница в сто метров. Хотя для нас было важно иметь выход к воде, это всегда дает иные возможности: можно на «трамвайчиках» привозить гостей, устраивать там какие-то брифинги, как в Венеции или в Каннах. Москва-река не хуже.
Предполагается также, что у «Лужников» появится пешеходная зона с подземными стоянками.
Я уже десять лет об этом говорю и выгляжу комично.
Однако после встречи с Собяниным я надеюсь, что наше дело не будет остановлено. (XV, 80)
(2013)
Интервьюер: Строительство Дворца выльется в миллиарды рублей. Неужели в этом случае цель оправдывает средства? Может, будет лучше, если эти деньги пойдут на восстановление Музея кино, на поддержку ВГИКа, на производство новых картин?
Знаете, это такое внешнее заблуждение. У Московского международного кинофестиваля должно быть место, где жить. Это престиж города, страны. Другой вопрос, если фестиваль не нужен ни стране, ни Москве, то деньги, наверное, можно отдать другим. Но я убежден, что этот фестиваль просто необходим – как возможность живущим в Москве и приезжающим увидеть практически полный расклад кинематографической палитры в мире.
Я не говорю: отнимите у того и отдайте мне! Но если в Москве есть Дворец музыки, есть театры, которые построены Москвой, например, Et Cetera, есть другие организации,
Мне кажется, он должен быть.
Вы говорили, что во Дворце помимо ММКФ, который идет всего десять дней в году, будут проходить и другие фестивали. Кого Вы бы хотели видеть на этой площадке?
Понимаете, Дворец не будет моей частной собственностью! Я ратую за то, чтобы у фестиваля была своя прописка. Кто будет им руководить – не знаю. Сегодня я, а завтра, может, и другой человек. Я считаю, что фестивальная команда должна работать круглый год, чтобы сам фестиваль стал лучше. Да, я хочу, чтобы во Дворце проходили и студенческие фестивали, и «Святая Анна», и фестивали любительских фильмов. Словосочетание «Фестивальный центр ММКФ» абсолютно не означает, что там будет только наша команда. Каннский кинофестиваль проходит во Дворце фестивалей и конгрессов, а все остальное время там и джазовые фестивали, и мода, и все, что угодно. (I, 165)
КИНСКИ НАСТАСЬЯ
(1991)
Интервьюер: Ваши впечатления о работе с Настасьей Кински?
Когда я вошел в картину «Униженные и оскорбленные», она уже некоторое время была в процессе съемок, поэтому я не застал ее в самом начале.
Вообще она оказалась в ужасных условиях… Без знания языка актеру трудно работать с партнером, вступать в действие. Поэтому она была очень зависима от своего состояния больше, чем от партнера, а это не помогает поискам верной атмосферы.
Настасья – замечательная артистка, трепетный человек, очень терпеливый… Но насколько бы ей хватило терпения, если бы работа продолжилась чуть дольше?
Мне порой было стыдно за те условия, в которых она оказалась на киностудии имени Горького. Но она понимала, что это объективные условия, которые унижают не только лично ее, сколько всех работающих на студии. (II, 20)
КИРИЕНКО
(2000)
Интервьюер: Когда Вы попросили Сергея Владиленовича Кириенко в прямом эфире пропеть вместе с Вами «Отче наш», не было ли это «партийным православием», попыткой сделать сильный ход в предвыборной игре?
Клянусь, не было никакой игры. И дело не в том, кто был прав или не прав…
Просто, на мой взгляд, Кириенко – замечательный, талантливый и очень опасный автоответчик – answering machine. Ему задают много вопросов, и он на все эти вопросы последовательно отвечает. Он общается с людьми тоном человека, знающего абсолютно все.
Поэтому, когда я увидел, что он начинает меня выводить на вопросы, к которым он заранее подготовился, я просто предложил ему начать сначала, с обретения общего языка. Ведь язык русского человека в основе своей питается христианской верой.