Путешествия и приключения барона Мюнхгаузена
Шрифт:
«Кстати, я воспользовался лучами солнца, положилъ убитаго барана съ той стороны, гд оно особенно сильно грло, — и черезъ какихъ нибудь три четверти часа баранъ зажарился. Не знаю чмъ объяснить, что мясо барана оказалось очень вкуснымъ; должно быть это оттого, что оно изжарилось солнечными лучами. Этимъ то мясомъ я питался все время своего воздушнаго путешествія.
„Кто знаетъ, до какихъ поръ мн пришлось бы еще летать. Я, чего добраго, постилъ бы вс планеты небесныя. Залетлъ бы въ гости къ прекрасной Венер, пожелалъ бы всего хорошаго жителямъ Марса, и много кое чего еще увидлъ бы“…
— А зачмъ вы такъ долго летали, господинъ? — спросилъ француза одинъ изъ матросовъ нашего судна.
„Эхъ, дорогой мой, я хотлъ давно
Окончивши свой разсказъ, онъ крпко пожалъ мою руку и горячо благодарилъ меня за свое спасеніе. Мы устроили пирушку, въ честь его спасенія. Французъ подарилъ свою золотую корзину моему лоцману, а остатокъ барана выбросилъ въ море. Шаръ сильно пострадалъ отъ моей пули, а при паденіи настолько разорвался, что починить его не было никакой возможности, и потому его выбросили также въ море.
За короткое время французъ подружился съ нашими и подарилъ на память о себ всмъ намъ золотыя вещи, которыхъ у него было очень много. Мы его отвезли въ Константинополь, и тамъ и представилъ его султану, который наградилъ путешественика и отправилъ его на родину въ цвтущую Францію.
XI
Вторая поздка барона въ Константинополь
Хочется, друзья мои, разсказать вамъ еще объ одной странной исторіи. Волею судебъ я былъ заброшенъ въ Африку, гд меня приняли съ большими почестями. Меня назначили важнымъ сановникомъ въ Трансваальской республик. Я успшно выполнялъ вс важныя и тяжелыя государственныя порученія и заслужилъ большое довріе у народа и правительства. Однажды нужно было поручить кому-нибудь създить въ Константинополь для личныхъ переговоровъ съ султаномъ по очень серьезнымъ и важнымъ дламъ, какъ для Турціи, такъ и для Трансваальской республики. Долго обдумывали, кого бы послать съ этими порученіями къ султану. Отъ переговоровъ зависло все дальнйшее направленіе дла. Посл долгихъ размышленій, выборъ палъ на меня. Я былъ выбранъ почти единогласно, благодаря тому, что зналъ хорошо турецкій языкъ и былъ знакомъ съ Константинополемъ и всми обычаями турокъ. Съ большой торжественностью и многочисленной свитой отправили меня въ Константинополь съ важнымъ порученіемъ. Признаться, я халъ съ затаенной радостью въ груди и невольно улыбался про себя, когда сравнивалъ свое настоящее положеніе, уполномоченнаго посла, съ прежнею должностью султанскаго пчеловода. Турки приняли насъ съ большимъ почетомъ. Насъ помстили въ прекрасной вилл, принадлежащей самому султану и немедленно назначили мн у султана аудіенцію. Русскій, нмецкій, итальянскій и французскій послы явились ко мн съ визитомъ и засвидтельствовали свое глубокое уваженіе нашей республик, и, кром того, они взяли на себя, какъ это полагается, миссію представить меня султану.
Въ назначенный часъ мы отправились къ султану. Насъ сейчасъ же приняли. Каково было удивленіе сопровождавшихъ меня пословъ, когда султанъ, пристально взглянувъ на меня, не договорилъ даже переводчику привтствія и, улыбаясь, дружески протянулъ мн руку со словами:
— Здравствуй, Мюнхгаузенъ! Да, вдь, мы съ тобою старые знакомые! Для такихъ старыхъ друзей не нужно переводчика. Семь тысячъ привтствій, дружище мой! Какъ поживаешь? Душевно радъ тебя видть!..
По просьб султана, я разсказалъ ему подробно о своемъ путешествіи въ Россію изъ турецкаго плна и еще о многихъ своихъ приключеніяхъ. Это обстоятельство сразу подняло меня во мнніи всхъ дипломатовъ, тмъ боле, что я себя держалъ очень свободно и, не стсняясь, разсказывалъ султану
По окончаніи всхъ оффиціальныхъ переговоровъ, мн пришлось еще нкоторое время оставаться въ Константинопол. Я часто встрчался и бесдовалъ съ султаномъ. Султанъ былъ со мною откровененъ. Однажды онъ сообщилъ мн, что дла его въ Египт идутъ очень плохо, и онъ прямо таки не знаетъ, и не иметъ такого человка, которому можно было бы поручить ихъ распутать. Дло же все осложняется и можетъ вызвать очень неблагопріятныя послдствія. Я съ глубокимъ сочувствіемъ посмотрлъ на султана. Онъ улыбнулся и тихо сказалъ:
— Что ты такъ посматриваешь, Мюнхгаузенъ, будто хочешь сказать мн что-нибудь или посовтовать? Я вдь знаю, что ты хорошій дипломатъ, только жаль, что не у меня служишь.
Я съ улыбкой посмотрлъ на султана; признаться, мн пріятно было выслушать такое лестное мнніе о себ.
— Ваше Величество изволитъ тшиться надъ бывшимъ своимъ пчеловодомъ! Тихо сказалъ я султану.
— О, нтъ, мой милый Мюнхгаузенъ, я не шучу, а говорю теб серьезно, что радъ выслушать твои совты и даже готовъ теб сообщить то, чего никому изъ иностранцевъ не ршился бы сказать, и не всякій мой сановникъ пользуется у меня такимъ вниманіемъ, какъ ты, Мюнхгауенъ!
Я низко поклонился султану въ знакъ своей глубокой благодарности и отъ радости не могъ проговорить ни слова, а султанъ подошелъ ко мн и потрепалъ меня по плечу со словами:
— Дружище, мы, вдь, понимаемъ другъ друга! Я хочу теб сообщить важную государственную тайну и надюсь, конечно, что она останется между нами, а чтобы никто насъ не подслушалъ, то я предлагаю взобраться на мою, самую высокую башню; тамъ нтъ никого, и мы можемъ посовтоваться.
На башню вела винтообразная лстница, въ которой было около пятисотъ ступенекъ. Я быстро взобрался на нее и сталъ любоваться чудными видами Константинополя и Босфора, тогда какъ толстый султанъ еще не доползъ и до середины; раскраснвшись онъ такъ громко дышалъ, что стны башни трещали. Да, господа, очень ужъ высокая башня! Жаль только, что черезъ нсколько дней посл того на нее упалъ съ неба метеоръ, и она сгорла до основанія, даже розвалинъ не осталось.
А какъ же тайна? Хотите вы спросить.
— Тайна, господа, сгорла вмст съ башней, такъ видно хотлъ Магометъ, изъ боязни, чтобы стны башни кому-нибудь не выдали тайны: вы знаете, что теперь и стны слушаютъ и разсказываютъ. А я, какъ честный человкъ, обязанъ такъ же смолчать, тмъ боле, что государственной тайны нельзя разсказывать даже друзьямъ и самымъ близкимъ людямъ. Тайна имла нкоторое отношеніе къ общеевропейской войн…
Боже мой! Я немного уже проговорился, но, довольно! Достаточно вамъ сообщить, что это касалось отчасти и трансвальской республики, а потому я выразилъ соглашеніе помочь султану и выполнилъ его порученіе вполн добросовстно. Переговоры о длахъ сблизили меня съ султаномъ. Мы часто уединялись на берегъ моря и долго бесдовали, любуясь чуднымъ морскимъ видомъ. Бесды по поводу порученія, которое давалъ мн султанъ, чередовались съ моими разсказами о различныхъ приключеніяхъ со мною. Султану мои разсказы очень нравились. Онъ очень хвалилъ меня и не уставалъ меня слушать. Между прочимъ, я разсказалъ ему о томъ, какъ я летлъ на бомб. Султанъ неудержимо смялся во время моего разсказа объ этомъ происшествіи.
— Вотъ бы мн хотлось посмотрть, какъ это ты летлъ на бомб! Ну, молодецъ, Мюнхгаузенъ, молодецъ! Вдь, правда, трудное было путешествіе?!
— Да, Ваше Величество, очень трудно было удержать равновсіе на круглой, гладкой бомб! Но что длать? Во всемъ нужна удача и ршительность, особено для молодого военнаго человка, только начинающаго свою карьеру.
Султанъ вспомнилъ еще со смхомъ, какъ я во время своего плна завлекъ на оглоблю медвдя, и долго еще мы съ удовольствіемъ вспоминали о долекомъ прошломъ.