Расколотое сердце кондитера
Шрифт:
Но бежать было нельзя, хотя и очень хотелось.
Тяжёлые двери подъездов комплекса огораживали внутренний мир дома от утренней дымки снаружи. В воздухе витала прохладная сырость. Максим подошёл к домофону и несколько секунд вглядывался в его чёрную сенсорную панель. К отполированной поверхности было страшно прикоснуться — не хотелось пачкать её следами от пальцев. А ещё в голове промелькнула мысль, удивившая Горького: неужели существовал человек, получавший деньги за протирку домофона? Мечта, а не работа.
Внезапно система автоматического
— Не люблю собак, — пробормотал в сумке Максима Трюфель. — Они слюнявые, громкие и воняют.
— Тогда чем тебе не нравятся коты? — спросил Максим, опустив глаза.
— Взгляд у них недобрый. А ещё есть когти. И клыки острые. И от них пахнет рыбой.
Максим покачал головой и всё же набрал на домофоне цифры нужной ему квартиры. Автоматика издала быстрый писк. Потом ещё один. И ещё. А потом, после короткого писка, с раздражением в голосе ему был задан вопрос, интересующийся тем, кого там с утра пораньше принесла нелёгкая Судьба.
— Максим Горький. В этой квартире проживает Фёкла Кислая?
На несколько секунд на той стороне стало настолько тихо, что Максим подумал о неисправности домофона. Но после донёсшегося до его ушей испуганно-удивлённого визга, он понял, что поспешил с неверными выводами, безосновательно обвинив технику в неисправности.
— Горький!.. — повторила девушка, и Максим больше не сомневался, на его «звонок» ответила Фёкла. — Поднимайся!
Назвав этаж, Фёкла открыла входную дверь. Домофон несколько раз пискнул, магнит на двери размагнитился и Максим, дёрнув на себя дверь, вошёл в подъезд.
Оказавшись внутри, он невольно передёрнул плечами от неприятного ощущения, опять заскрёбшегося уже где-то у сердца. Обстановка внутри соответствовала наружному богатству комплекса. Максим словно зашёл в заморский отель, где на ресепшене ему приветственно должен был улыбаться портье. Ну или кто там встречал гостей на входе?
Сидевший в своей коморке консьерж не улыбнулся при виде постороннего и дежурно поинтересовался у Максима в какую квартиру тот направляется.Удовлетворившись его ответом, мужчина опустил взгляд обратно к книжке. А может к газете или планшету. Его глаза бегали слева на право, и обратно, будто перебегая со строчки на строчку и, решив, что консьерж всё-таки что-то читает, Максим направился к лифту, который, будто ждав его, сразу же открыл перед ним двери.
В кабине приятно пахло мятой. Не перечной, а мягкой, еле уловимой мятой, какую иногда добавляют к летним пирожным ради освежающего вкуса.
— Помни, — выбравшись из сумки на половину своего роста, произнёс Трюфель, — ты должен просить о помощи вежливо.
— Я и не собирался грубить, — ответил ему Максим.
На самом деле, он уже несколько раз прокручивал в голове будущий разговор с Фёклой. Что было делать, если она или её покровитель вдруг откажутся помогать? Как заставить их открыть дверь? И как, что ещё важнее, отыскать в Цедре Лиду?
— Ты не собираешься грубить, но обязательно начнёшь, если они откажутся помогать, — верно подметил Трюфель. — Будь вежлив.
— Да когда я в последний раз кому-то грубил?
— Давненько уже не было такого, — согласился марципанец и, чуть подумав, усмехнулся. — Ты стал меньше грубить людям с тех пор, как познакомился с Лидой.
Щёки Максима резко запылали алым. Он зло глянул на своего покровителя, но к спасению Трюфеля именно в этот момент лифтовая кабина достигла нужного этажа. Двери разъехались в разные стороны, огонёк на кнопке этажа потух и Горький перешагнул через брешь в полу, разделявшую этаж и шахту.
— Ну надо же! — тут же протянула Фёкла. — Сам Максим Горький почтил меня своим визитом! Чем обязана такой сердечной щедрости?
Фёкла вальяжно облокачивалась спиной о дверной косяк двери, разделявшей два коридора — лифтовой и общий — и всеми силами старалась придать своему виду бодрости. Но глаза у неё были заспанные, общая помятость проявлялась и в пижаме — коротких шортах и безразмерной футболке — и в нервозной позе. Максим подошёл ближе и, вспомнив о том, что сейчас Фёкла была единственной, кто мог ему помочь, всё же проявил дружелюбие.
— И тебе привет, — ответил он на её насмешливое приветствие.
Трюфель выбрался из сумки и, насколько это позволяло его положение, поклонился.
— Госпожа Фёкла, доброго Вам утра.
— Приветик, — подмигнув покровителю Горького, отозвалась девушка. — Так чем обязана, любимчик марципанской королевы? Не просто же так ты заскочил поздороваться?
О какой именно марципанской королеве шла речь, Максиму оставалось только догадываться. Где-то на подсознании он понимал, что Фёкла, в присущей ей насмешливой манере, говорила о Лиде. Но ведь могла и о королеве Ваниль, фаворитом которой он и в самом деле был.
— Мне нужно в Цедру, — не рассусоливаясь, произнёс Максим. — Твой покровитель помог Лиде перейти в Птифур, мне тоже туда надо.
— Э-э?… С чего это ты решил, что Лида была здесь?
Максим нахмурился, ему было не до кокетства Фёклы. Тем более что девушка даже не попыталась скрыть в своём вопросе лживых ноток. Он не был в настроении шутить, противно зудело где-то в горле — плохое предчувствие. Наверное, что-то такое отразилось в его взгляде, потому что из глаз Фёклы исчез весь её шутливый азарт.