Расколотое сердце кондитера
Шрифт:
Атмосфера, царившая внутри библиотеки, поражала своим спокойствием и величием. Через огромные витражные окна в помещения просачивался солнечный свет, оставлявший зеленовато-желтые блики на натертом до блеска кафеле. Легкие перешептывания цитронийцев, шелест книжных страниц и цоканье дамских каблуков — единственная музыка, которую посетители библиотеки могли услышать в этих стенах.
Максим наблюдал за тем, как Танжело, активно жестикулируя руками, что-то объяснял двум цитронийцам — Угли и
Цитронийцы стояли в напряженных позах, особенно тот, которого звали Угли. Он чаще Мандарина бросал на них взгляд и как-то нервно постукивал носком своей отполированной туфли.
— Думаешь, от них будет толк?
Оставшаяся с Максимом и Трюфелем Лайм вздрогнула как от испуга. Она посмотрела на Горького и несколько раз по-глупому моргнула. Затем улыбнулась дежурно-вежливой улыбкой и уверила Максима в том, что толк от разговора с ее друзьями будет.
— Эти двое не выглядят дружелюбными.
— Как и любые другие цитронийцы. Знаете, господин Максим, для большинства из нас не дружелюбность — характерная черта.
Лайм взглянула на Трюфеля, будто желая услышать от него подтверждение ее слов. С таким же взглядом к покровителю обернулся и Максим. Правду ли говорила Лайм?
— Среди моих знакомых, — издалека начал Трюфель, — не так много цитронийцев. Но я действительно слышал истории, в которых говорится об их сдержанности в отношениях с посторонними.
— Вот видите, господин Максим, — найдя поддержку, обрадовалась Лайм, — Мандарину и Угли можно доверять. Просто нужно будет закрыть глаза на их некую не дружелюбность.
Максим сомневался в том, что Лайм правильно понимала значение слова «не дружелюбность». Но думать об этих двоих цитронийцах ему не хотелось, куда сильнее его напрягали косые взгляды, которые не отпускали его с тех самых пор, как он вошел в библиотеку через парадные двери.
Надо было отдать цитронийцам должное, они не пялились на него открыто, но то и дело бросали короткие взгляды, пытались рассмотреть его исподтишка, будто он диковинный зверек в зоопарке.
«Это потому что я — человек, — не сомневался Максим в причинах столь нездорового интереса к его персоне. — Такой же, как Лида».
Вне всяких сомнений каждый, находившийся сейчас здесь цитрониец знал, что вчера произошло в стенах библиотеки. Или, во всяком случае, они были наслышаны об этом. Сколько из них стояло здесь, наблюдая за тем, как Лиду и Зефира в неизвестном направлении уводили цитронийские стражники? Хоть кто-нибудь из них задумался над тем, что эти двое могли совершить, чтобы их, средь бела дня, под конвоем вывели на улицу, усадили в некое подобие кареты и увезли куда-то? За что с ними так поступили? В чем они провинились? Перед кем? И что их теперь ожидало? Какое наказание?
— Кажется, переговоры прошли успешно, — услышал Максим голос Трюфеля, оставляя мысли о посетителях библиотеки
Танжело махнул им рукой и последовал за тем, кого Лайм назвала Мандарином. Угли направился в другую сторону.
— А этот куда пошел? — спросил Максим, кивнув на удалявшегося от них юношу.
— Мандарин и Угли работают в библиотеке, — пояснила Лайм, не видя в уходе друга ничего предрассудительного или странного. — Работу нельзя оставлять надолго.
— Для того чтобы понять, — начал Трюфель, — что вчера произошло и с чего начать, хватит истории и одного из них. Да и не стоит привлекать к себе лишнее внимание.
Трюфель тоже заметил, как цитронийцы поглядывали на Максима.
— Пусть один сопровождает нас, а другой возвращается к работе.
Нехотя, но Максиму пришлось согласиться с этим.
Он последовал за остальными, искоса поглядывая на фигуру удаляющегося от них Угли. Несколько раз цитрониец оборачивался к ним и каждый раз, встречаясь с Максимом взглядом, отворачивался обратно, ускоряя шаг.
Будто пытался сбежать.
Мандарин привел их в небольшую комнатку на втором этаже. Дождался, когда все зайдут, и закрыл за ними дверь.
В помещении стояла невыносимая духота, а одно-единственное окно было наглухо закрыто. Максиму подумалось: «Почему никому не пришло в голову задернуть шторы?». Сделай это кто-нибудь, и нахождение внутри комнаты было бы более комфортным. Но никому из работников библиотеки не было до этого дела. Большинство из них прохлаждались в холле на первом этаже, и думать не думали о том, что происходило выше.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — сказал Мандарин, указывая на задвинутые под стол стулья.
Максим вновь вставил два пальца под тугой воротник, давящий на шею. Повертел головой, но шов на рубашке госпожи Арахис был качественным, одежда и не думала растягиваться.
— Эта читальня — одна из многих в библиотеке, — добавил Мандарин, наблюдая за тем, как все усаживались на места. — Мы заняли ее, так что никто не помешает нашему разговору.
— Вряд ли наш разговор будет долгим, — произнес Горький, не понимая причин зудящего в груди чувства беспокойства.
Вроде бы все было в порядке. Еще немного и они узнают, что случилось с Лидой. Но отчего-то на сердце было не спокойно. Возможно, виной тому была духота и ничего больше.
— Максим хотел сказать, — тут же поспешил сказать Трюфель, чувствуя возникшее у подопечного недоверие к цитронийцу, — что в нашем распоряжении не так много времени, чтобы поддерживать долгие беседы. Поэтому, прошу, расскажи нам, что именно вчера произошло?
Мандарин выждал некую паузу, занимая один из оставшихся стульев. Говорить он не спешил, словно тянул время.
И это начинало нервировать Максима.
— Ну так что? — спросил он, еле сдержавшись от легкого постукиваниями пальцев о край столешницы. — Мы хотим знать, что вчера произошло?