Расколотое сердце кондитера
Шрифт:
— Только не говори мне, что что-то случилось, — пробубнила девушка, нахмурив у переносицы брови. — Лайм сказала, что у Лиды всё получилось.
Фёкла отступила назад, покидая лифтовую площадку. Максим последовал за ней.
— Раз твой покровитель так сказал, то так, наверное, и есть. Мне просто нужно в Цедру и другого пути… Кротчайшего пути я не вижу.
В квартире, куда Максим вошёл следом за Фёклой, было прохладно и тихо. Стараясь не обращать внимания на обстановку вокруг, он продолжил разговор с Кислой, интересуясь у неё причинами, по которым Лида решилась
— О, наша королева решила предотвратить сладкую революцию, — сказала Фёкла и рассказала Горькому обо всём, что прошлым утром она и Федя обсуждали с Лидой.
Внезапно у Максима по спине прошёлся холодок, словно его окотили ледяной водой. Пазлы загадочных событий стали складываться в мозаику, общую картину, на которой изображалось будущее Птифура и тех, кто занимал в нём не последние роли. Вся эта история с отравлением, раздоры, зреющие то тут, то там из-за того, что монархом Марципана стал человек, недовольство знати — по отдельности всё это было мелочью, не стоящей, по сути, внимания. Но когда одно накладывалось на другое, то от осознания грядущих перемен становилось не по себе.
— Ты тоже думаешь, что на той стороне скоро всё полетит к чертям? — не оборачиваясь, спросила Фёкла.
— А тебе разве не всё равно? — вопросом на вопрос ответил Максим, встречаясь взглядом со спускавшимся по лестнице Федей.
Юноши кивнули друг другу, и Кислый, так же, как и его сестра минутой ранее, поинтересовался причинами, из-за которых Максим посетил их в столь ранний час.
— Мне нужно в Цедру к Лиде. Надеюсь, ваш покровитель посодействует мне в переходе на ту сторону.
Трюфель перевёл взгляд с Максима на Федю и обратно и, поспешив разрядить отчего-то накалявшуюся атмосферу, поздоровался с братом Фёклы.
— Это нужно спросить у самой Лайм, — сказал Федя после того, как ответил Трюфелю на приветствие. — Но не думаю, что она будет против.
Лайм действительно оказалась не против, лишь сонным голосом задала Максиму вопрос, который за прошедшее время он услышал уже трижды.
— Госпожа Лидия должна была встретиться с господином Зефиром в библиотеке Великого Цитрона. Мандарин и Угли содействовали этому, поэтому нет причин переживать об её безопасности.
Лайм собралась за считаные минуты и была готова провести Максима и Трюфеля в Цедру без лишних вопросов. Федя и Фёкла отвели гостей в комнату, из которой Лида и Марина днём ранее покинули человеческий мир.
— Совсем забыла! — стукнув себя ладонью по лбу, воскликнула Фёкла. — Она ведь с собой подругу туда потащила!
— Подругу?..
— Марину, — вспомнил имя незнакомки Федя. — Ты её знаешь?
— Да, знаю, — кивнул Максим.
«Зачем она взяла её с собой?», — задумался он над вопросом, ответ на который ему могла дать лишь сама Лида.
— А ты знаешь, что она?.. — начала было Фёкла, но Федя вовремя щипнул сестру за бок, проходя мимо неё к шкафу с книгами. — Ай! Ой…
Девушка прикусила губу и неестественно улыбнулась.
— Лайм, — обратился Федя к покровителю, не давая Максиму обдумать произошедшую заминку, — поспеши.
Максим
— Слушай, братец, — закинув руку на плечо Феде, произнесла Фёкла, — а у нас скоро в привычку войдёт творить добрые дела.
— Надеюсь, эти добрые дела перестанут приходить к нам в такую рань, — сказал Федя и, словно что-то услышав, испуганно обернулся к комнатной двери.
Не успел он открыть рот, чтобы что-то сказать, как дверь распахнулась и на пороге комнаты появилась женщина. Её внешнее сходство с близнецами не поддавалось сомнению, и потому Максим не сомневался — перед ним мать Кислых. Вспомнив о том, что за помощь людей следовало благодарить как можно чаще, он только было приготовился сказать «спасибо», как взгляд женщины скользнул по нему, потом переместился на пол, где стояла Лайм, а после и на открытую позади них дверь. В тот же миг её лицо исказилось, и она закричала.
— Что здесь происходит?!
Максим набрал в лёгкие воздух, чтобы ответить, но подлетевшая к нему Фёкла толкнула его в открытую дверь, и в её взгляде легко читался испуг. Или же ужас, который лишил девушку и смешинок в глазах и надменной ухмылки. Но что послужило тому причиной Максим не знал, он уже плыл в потоке белого света, приятно пахнувшего цитрусовыми леденцами.
Глава 21
Трюфель накрыл оголённые плечи Лайм стёганым, оттенка изумруда, покрывалом, другой рукой стараясь удержать ещё одно, такое же, но чуть более блёклого цвета от падения со своих плеч. Всё-таки переходы между мирами имели один большой недостаток, о котором он, не собираясь покидать кофейню Воздушных этим утром, совершенно позабыл — одежда была хрупкой вещью.
Максим в это время разглядывал не слишком богатый интерьер чужого жилища, невольно сравнивая его с квартирой Кислых. Разница была столь велика, что Горькому становилось не по себе от одной только мысли об этом сравнении. Он обернулся к Лайм, сидевшей в кресле, и встретился взглядом со своим покровителем. Вид у Трюфеля был чуть менее подавленным, чем у цитронийки, но своей наготы перед Максимом он стеснялся выразительнее, чем Лайм, которая, как казалось, этого и вовсе не замечала. Погружённая в свои мысли, она только и делала, что периодически всхлипывала, бормоча что-то себе под нос.
— Я не знаю, в чём тут дело, — подойдя к Максиму, прошептал Трюфель, всё так же удерживая в кулаке два конца покрывала, — но посмотри на её руки.
— А что с ними не так?
«Руки как руки, должно быть», — решил он.
Но увидеть руки Лайм ему не удалось, те были скрыты от его глаз под покрывалом.
— У неё множество меток, — сказал Трюфель, показывая Максиму своё запястье.
На его коже золотом был вычерчен круг, внутри которого один-единственный завиток периодически менял своё положение, оказываясь то в одном месте, то в другом.