Расколотое сердце кондитера
Шрифт:
— Что там происходит? — спросил он.
Из здания вокзала выбежали двое птифурцев, а за ними, спустя пару секунд, выбежало еще столько же. По улочке разнесся пронзительный свист.
— Воришки, — констатировал появившийся позади ребят Агрус.
Как Лида и предположила, он ходил за водой для своей лошади. Животное, наклонившись, пило из высокого ведра.
— Вот поймают их, да уши как надерут, шоб неповадно было по чужим карманам лазать.
«Воришки, значит», — подумала Лида.
Все же люди и птифурцы по
Минут через десять обратно вернулись Трюфель и Барбарис. Настроение у обоих было подавленным.
— Плохие новости, — сказал Трюфель и объяснился.
Купить билеты в Аронию у них с Барбарисом не получилось. Железнодорожное сообщение с Иргой было прекращено уже как два дня.
— Но ведь границы открыты, — сказала Лида, ничего не понимая.
Они ведь только что были в Ирге, свободно пересекли невидимую глазам границу между царством и княжеством Цитрон и даже вернулись к границе Марципана.
— Дело не в границах, — произнес Барбарис, хмуря красные брови. — А в цитронийцах.
— В цитронийцах? — Лида переглянулась с Мариной и Максимом. — При чем здесь цитронийцы? Мы ведь находимся в землях Марципана, у них здесь нет власти.
— Ты права. Но по этим землям протянуты железные дороги, которые построили цитронийцы. И по ним должны ездить поезда, которые принадлежат цитронийцам.
— Что это значит?
Лида запуталась еще сильнее.
Но после объяснений Трюфеля все встало на свои места.
Оказалось, что цитронийцы — гении всего Птифура, не только ответственны за прогресс этого мира, но и на правах создателей этого прогресса, имеют в собственности и железную дорогу, протянувшуюся по всему континенту, и все поезда, отстроенные на их цитронийских заводах.
— Это какая-то неправильная монополия, — заявил Максим. — Какая разница, что и где создано, если и дорога и поезда находятся в чужих землях? У цитронийцев в этом вопросе не должно здесь быть никаких прав.
Трюфель не согласился с этим, но развивать дальше тему и спорить не стал.
— В любом случае, — произнес он, — нам по железной дороге в Аронию не попасть.
Это была сухая констатация факта. Спорь не спорь, возмущайся не возмущайся, а билеты им было не купить ни за какие деньги.
— А если… если я прикажу? — шепотом заговорила Лида.
Но Агрус, единственный, кто не знал, что уже как два дня был знаком с новой королевой Марципана, опять куда-то делся.
— Разве я не могу этого сделать?
От ее вопроса веяло наивностью, святой простотой, и это разозлило Максима.
— Ага. Давай, иди, расскажи всем, кто ты и чего хочешь, — пробубнил он. — И тогда к утру весь мир будет знать, где ты находишься.
— Но ведь я сейчас на территории Марципана, — не согласилась с его предостережением
Лида хотела сказать «Кто посмеет причинить мне здесь вред?», но нечаянно прикусила язык.
«Определенно это знак, — подумала она. — Язык мой — враг мой».
Максима это позабавило.
— Вот лучше молчи.
— Не буду я молчать.
— А следовало бы.
— Я хоть что-то предлагаю. И вообще…
Вспомнив, о чем они с Максимом и Мариной говорили до возвращения Трюфеля и Барбариса, Лида сообщила покровителю Горького о намерении вернуть Маню в мир людей.
— Да, мы решили, что так будет лучше, — подхватила Марина слова подруги. — Вы сможете вернуть меня обратно?
Трюфель взглянул на Максима, будто спрашивая его разрешения. Или же ожидая его одобрения или несогласия с этой идеей.
— Создай дверь. Я вместе с тобой перейду на ту сторону… и сразу же вернусь обратно.
Последнее Максим сказал, глядя на Лиду, словно говорил ей: «И не вздумай куда-то за это время деться».
Лида подавила в себе желание по-детски показать ему язык. Но неожиданно Барбарис уверенно произнес:
— Не волнуйся, я пригляжу за ней.
Чем вызвал у Лиды короткий вздох возмущения и прилив легкого смущения.
— Не обижайся, Лидия, — проговорил иргиец. — Но нехорошее предчувствие все еще меня не покидает. Никак не могу понять, почему же…
— Потому что тебя втянули в передрягу, из которой ты никак не можешь выбраться, — сказал Максим. И заметил, что Трюфель как-то странно себя похлопывает. — В чем дело?
Покровитель выглядел непривычно растерянным.
— Нет… пропал…
— Кто пропал?..
Трюфель вывернул все карманы, осмотрелся вокруг себя и обернулся к вокзальному дворцу, чувствуя, как начинает поддаваться панике.
— Трюфель?..
— Ключа нет, — сказал марципанец, нервно затоптав ногой. — Он пропал.
Глава 38
Агрус остановил свою телегу напротив большого двухэтажного дома шириной с десяток окон и, присвистнув, почесал затылок. А после опомнился, и закашлял — свистеть в общественных местах было моветоном как в мире людей, так и в Птифуре. К тому же ночью, когда тихий свист звучал так же громко, как трель колокольчика над дверью в кофейне Лиды.
— Так это… твой дом, Трюфель?
Лида чувствовала напряжение, исходившее от Трюфеля, но никак не могла взять в толк, чем оно было вызвано.
Дома в Клафути не были отдельными строениями, как в Баттенберге. Они стояли плотно друг к другу вдоль улицы, и своей архитектурой напоминали дома в Цедре. Никакой мягкости, лишь острые углы и колонны.
Единственными источниками света были немногочисленные уличные фонари и красивые кованые фонарики на крылечках, света от которых было еще меньше, чем от их городских собратьев.