Расколотое сердце кондитера
Шрифт:
— Убегали от цитронийских стражников, — решив сказать правду, Лида невольно передернула плечами. — Все утро от них бегали по Кинкану.
— А чегось энто они на вас осерчали?
— Не понравилось, как мы одеты, — ответила Марина, вызвав у женщины приступ громкого, неудержанного смеха. — Вот они на нас и осерчали.
— Никогда не видела женщин, одетых в мужицкие тряпки! Ваш друг сказал, что это — мода.
— Так и есть.
— Мода пусть останется в городах Цитрона, а за стол я вас таких не пущу, — уже серьезнее добавила иргийка. — За
Баня получилась славной, Ожина принимала в купаниях непосредственное участие, смущая непривыкшую к таким тесным контактам с посторонними Лиду своей раскрепощенностью. Марина же реагировала на голое тело иргийки куда спокойнее, как оказалось, к подобным видам ей было не привыкать. Уж очень ее бабушка любила общественные бани, а там люди, как известно всех возрастов и комплекций.
Когда с водными процедурами было покончено, Ожина распорядилась, чтобы Лиде и Марине принесли чистую одежду: юбки в пол, не пышные, но и не облегающие, легкие рубашки с длинными рукавами, подпоясываемые хлопковыми корсетами. От таких корсетов не было толка, они ничего не утягивали, и Лида была этому только рада.
— Вот теперь вы выхлядите так, как должно выхлядеть молоденьким девчатам.
В скором времени после этого Лида убедилась в том, что Барбарис ни на секунду не заврался, когда говорил, что иргийцы были дружелюбным народом, слегка по-детски наивным и любознательным. Лида начинала понимать, почему все остальные птифурцы относились к ним с неким пренебрежением, словно к надоедливым младшим братьям и сестрам, которым постоянно хочется лишь одного — играть. Потому что на уме у иргийцев действительно были одни лишь танцы и песни, но в этом была их изюминка, отличительная особенность, которая нравилась Лиде все больше и больше.
— Кажется, есть мы будем сегодня до глубокой ночи, — подметила Марина, когда перед ней поставили деревянную тарелку с различными угощениями. — Я должна все это попробовать.
Перед столами, собранными в большую букву «П» тиссовцы разожгли огромный костер, благодаря которому с заходом солнца в деревне стало и светлее и теплее. Столы ломились от разных блюд, непонятно откуда взявшихся.
Когда они только успели столько приготовить?
Отовсюду доносился смех, песни и задорные мелодии струнных и духовых инструментов. Лида заметила в руках одного подростка что-то похожее на балалайку, а у высокой девчонки не то дудку, не то флейту.
Иргийцы праздновали приезд гостей на широкую ногу.
— Прошу тишины! — выкрикнула Ожина, вставая из-за стола. Песни и пляски тут же стихли. — Давно в наших краях не было хостей и мы, как и полахается иргийскому народу тепло встречаем чужеземцев, как и завещала Великая Ирга! Выпьем же за новых друзей, пусть наши сердца еще не раз встретятся на одной дороге!
Иргийцы участливо засвистели.
Вновь заиграла музыка.
— Надеюсь, — добавила Ожина уже тише, обращаясь только к своим гостям, — что энто наша не последняя встреча, путники.
Все подняли кружки,
Иргийская еда был островато-кислой, и отличалась от подслащенных блюд Марципана или Макадамии. На вкус было похоже, будто Лида ест маринованные овощи, перемешанные в соусе из ядреных приправ. В целом и общем тиссовцы ели схожую с людьми еду: мясо, картошка, различные салатные овощи и зелень, и в отличие от тех же марципанских диковинных гастрономических изысков, еда у иргийцев на вид была абсолютно нормальной. Никаких ярких красок.
Вскоре Лида почувствовала, что наелась, и ее потянуло ко сну. Сидевшая рядом с ней Марина пробовало уже, наверное, десятое по счету блюдо.
«И куда в нее только влезает? — лениво удивилась Лида, зевнув и подперев рукой щеку. — У нее там черная дыра, наверное, вместо желудка».
Трюфель и Максим о чем-то переговаривались, сидевшие рядом Барбарис и Ожина тоже вели беседу. Лиде становилось скучно. Она оглядела столы, на которых пустой посуды становилось все больше. Тиссовцы, наевшись, устраивали за столами какие-то игры, но Лида слишком устала, чтобы вдумываться в их смысл, просто наблюдая со стороны.
Многих детей уже уложили спать. У костра неподалеку остались лишь подростки, водившие хороводы и игравшие во что-то, что напоминала Лиде «Ручеек».
«Дети везде одинаковые, — подумала она, еще раз зевнув. — Радуются любым мелочам».
В какой-то момент, когда она прикрыла глаза лишь на секунду, чтобы немного отдохнуть, до нее донеслись слова песенки, которую молодые иргийцы напевали у костра. Из последних сил она пыталась сосредоточиться на стишках, чтобы понять их смысл, но голова становилась все тяжелее и тяжелее.
В какой-то момент Лиде даже показалось, что она сама напевает песню, зная ее слова. Но все это было будто во сне, а потому, возможно, ей все только показалось и это было не более, чем сновидением.
И все же…
«Где-то я ее уже слышала?..»
Пять храбрых детей ключик нашли,
и дверь им отворили.
В мир сладостных странствий все вместе вошли
и в нем остаться решили.
Гуляли в горах, плясали в лесах,
пока не наткнулись на замок.
Храбрясь и боясь, решились войти,
забыв постучать по двери.
А в замке холодном жил старый король,
гостей не любил и ребят выгнал вон!
Их провожал взгляд кукольных слуг,
Казалось, что в сердце у них лишь испуг.