Расколотое сердце кондитера
Шрифт:
— Вы куда-то уходили так рано? — вместо всего этого задала она вопрос, заметив в руках у Ожины корзинку, а в ней пучки каких-то трав. — Точно!.. Я хотела попросить Вас кое о чем. У Вас есть какие-нибудь лекарства от кашля? Моей подруге нездоровится…
— Лекарств нету, но будут. — Иргийка потрясла корзинкой с травами. — Твоя подруга своим кашлем не давала мне всю ночь уснуть.
— Простите…
— В мужицкие тряпки выряживетесь, а заботиться о себе не учились, — отмахнулась Ожина. — Иди за мной, научу тебя полезным
«Полезными вещами» Ожина назвала умение кипятить воду и заваривать этой водой травы, которые она собрала. А собирать их, чтоб Лида знала, нужно ранним утром, пока не рассвело, иначе все их целебные свойства исчезнут, выжженные лучами утреннего солнца. В подобное верилось с трудом, но как верно рассудила Лида, иргийке было виднее.
К тому моменту как настойка была готова, на кухне появились все гости Ожины. Все они кроме разве что Трюфеля — выглядел он, как и подобает аристократу просто превосходно — заспанные и опухшие ото сна были усажаны хозяйкой дома за стол.
Вскоре был готов и завтрак.
Фалуде, герцогство Парфе
Джелато ненавидел прислуживаться перед кем-то. Особенно перед тем, с чьим существованием ничего не мог поделать. Первым в его жизни таким раздражителем был его собственный отец: строгий, деспотичный, презирающий всех и вся, подозревающий каждого второго в измене, слышавший за своей спиной каждый тихий вздох, казавшийся шепотом тех, кто строит против него козни. Истинный парфиец, в чьих жилах текла кровь Великого Парфе.
Будучи ребенком Джелато боялся отца, повзрослев — возненавидел, но бояться не перестал.
И какую же он испытал радость, когда ему сообщили о кончине старого герцога. Словами не передать, как в тот момент он был счастлив. Казалось бы, что вот она, долгожданная жизнь, в которой не было места унижениям. Жизнь, в которой он единственный господин, а все остальные — слуги, не смевшие сказать против его слова свое собственное.
Долгое время так все и было.
— Я сделал то, что ты просил. Но зачем все это?
В тронном зале не было никого кроме них, и Джелато изо всех сил старался не скрипеть зубами, смотря на то, как на его троне восседал этот зазнавшийся мальчишка. Человек.
— Ты так и не объяснил.
— А тебе нужны объяснения? — Паша безучастно разглядывал собственные пальцы, вытянув перед собой правую руку. — Это нужно для благого дела.
— Благого дела? Не понимаю.
— И не поймешь. Тебе не дано это понять.
Джелато сжал кулаки, но старался не измениться в лице.
Как же он ненавидел людей.
— Я не согласился с обвинениями княжеской семьи Цитрона в отношении Лидии, и теперь она избежит суда аристократов, по итогам которого ее бы казнили. — Джелато нетерпеливо кусал изнутри щеки,
— Запомни, парфиец, — голос Паши прозвучал так глухо, то у герцога все внутри похолодело, — никто не причинит ей вреда. Я понятно объясняюсь?
Джелато опустил глаза, не в силах смотреть перед собой. Он боялся этого человека, зная о нем лишь то, что из уст в уста передавалось в его семье от одного герцога к другому. Он впитал этот страх с молоком матери, а те, кто правил до него, с молоком своих матерей.
Человек, видевший самого Великого Парфе.
Человек, знавший Великих правителей.
Человек, которого уже не должно было быть в живых.
Джелато боялся его всем сердцем, потому что видел в его глазах лишь бездонную пустоту, в которой был способен утонуть.
Нет, не так.
Этот человек мог утопить его в этой пустоте щелчком пальцев.
— Нет причин переживать, герцог, — произнес Паша, поднявшись с трона и медленно направляясь в сторону Джелато. — Наш уговор в силе, а я привык держать слово. Земли всего Птифура вскоре станут едины под флагом дома Великого Парфе. А до тех пор ни ты, ни кто-либо еще не посмеет и пальцем тронуть Лидию Воздушную. Я понятно объясняюсь?
Джелато мог разве что кивнуть, потому что произнеси он в этот момент хоть слово, Паша бы услышал, как у него дрожит голос.
— Вот и хорошо.
Паша прошел мимо, неторопливой походкой направляясь к выходу из тронного зала.
Глава 36
Лида не догадывалась о том, что должно было произойти в скором времени и какую роль в этом она должна будет сыграть. Сейчас она вместе с остальными направлялась в сторону станции «Клафути» и наслаждалась видом иргийского леса. Листва на деревьях была преимущественно красных оттенков от яркого алого до темно-бордового. Иногда встречались желтые кустарники, других цветов в лесу не было. Несколько раз они с Маней замечали быстро удирающих с дороги зайцев, откуда-то со стороны доносилось птичье пение, но самих птиц на ветках деревьев Лида заметить так и не смогла.
Агрус, на которого Ожина возложила обязанность доставить их к станции, молча управлял своей телегой, периодически громко зевая. Мужчину буквально вытащили из постели минут за тридцать до того, как они попрощались с жителями Тисс и отправились в путь. Лида была благодарна иргийцам за помощь, но она чувствовала себя виноватой перед мужчиной и все никак не могла подобрать слов извинений.
Хотя вряд ли они были ему нужны. Все же иргийцы были народом простодушным и несколько по-детски наивным, и то, о чем переживала Лида, не занимало и десятой доли мыслей Агруса.