Разомкнутый круг
Шрифт:
– Мы готовы! Тебя ждем.
– Где же готовы? – вышел из комнаты Максим и окинул взглядом ладную фигуру друга в вицмундире. – А кирасу с каской разве не наденешь?
– Ха-ха-ха! – вывалился из своих апартаментов Оболенский, выдыхая с каждым «ха» свежий запах лимонной водки.
– Уже лимончика откушать изволили? – пропуская мимо ушей рубановскую колкость, поинтересовался у князя Нарышкин.
Оборвав смех, тот побежал одеколониться.
На улице ожидали три кареты. В одной разместились Нарышкин,
– Не желаете прополоскать рот, господин поручик? – тут же достал откуда-то плоскую стеклянную бутылочку князь.
– Конечно желаю! – взял у него фляжку Рубанов. – Для смелости!..
На бал он ехал с тайной надеждой встретить Мари.
«Тогда точно она была. Лишь у нее такие глаза!» – вспоминал он.
Не успели выйти из кареты, как Софи тотчас подхватила задумавшегося кузена под руку и потащила к ярко освещенному крыльцу.
Первыми, на кого наткнулся Григорий, снимая шинель, были причесывающиеся перед зеркалом мать и дочка Страйковские…
«Лучше бы к Мойше пошел, – затосковал он. Но графини не замечали его или сделали вид… и, покачивая бедрами, начали медленно подниматься по устланной ковром лестнице на второй этаж.
Оркестр заиграл полонез, и Рубанов, независимо улыбаясь, направился выбирать напарницу. Тут же его взяла оторопь, когда взгляд наткнулся на стройную девичью фигуру в светло-зеленом платье, открывающем плечи и небольшую грудь. Белокурая головка повернулась в сторону Максима, и его закружило в зеленых омутах.
«Черт-дьявол – она!» – Он мечтал об этой встрече, но когда она произошла – растерялся.
– Господин Рубанов? Извините! – кто-то тронул его за плечо. – Весьма рад вас видеть, – улыбался из-под усов гусарский полковник, – а я думаю – вы, извините, или не вы? Возмужали, извините, батенька, возмужали… Кстати! – икнул он, вытаращив глаза от удачной, на его взгляд, мысли. – А пойдемте-ка я вас представлю… вот так оказия, – крепко, не вырвешься, словно рукоять гусарской сабли, схватил за кисть Максима и повел в сторону высокого крупного мужчины в генеральском мундире и тонкой фигурки в зеленом платье.
Лоб Максима покрылся испариной.
«Господи! Да что я какой трус?.. Надо быть мужественным, как Нарышкин в бою!» – пытался взбодрить себя.
– Позвольте представить, господа! – хитро улыбался гусар. – Владимир Платонович Ромашов с дочерью, а это, извините, кавалер и гвардейский поручик Рубанов Максим Акимович.
Генерал, хмурясь и пощипывая левой рукой пушистый бакенбард, правую протянул молодому человеку.
– …К тому же ваш сосед по имению! – радостно хохотнул полковник.
Генерал отпрянул, а его дочь, напротив, удивленно глянув на молодого офицера, непосредственно
– Помню! Помню! – чуть было не запрыгала она.
На них стали уже оборачиваться.
– Мари! – строго одернул расходившуюся дочь отец. – Очень рад, очень рад! – произнес генерал таким тоном, что сразу стало ясно обратное.
Полковник удивленно поглядел на приятеля и пожал плечами.
– Сосед по поместью, извините, – без прежнего уже энтузиазма произнес он.
– А по-моему, я вас видела в прошлом году, – зеленые глаза Мари ласкали Максима. – Видела, видела! – убеждала она себя. – Но тогда вы были в потрепанном смешном мундире с протертыми локтями и с вытянутыми на коленях панталонами, – засмеялась Мари, – а рядом такие же мятые товарищи.
– Это нас с гауптвахты выпустили! – радостно подтвердил Рубанов.
«Такой же жук, как и его папаша!» – подумал генерал. – Весьма рад встрече, но разрешите откланяться… Дела!
Его дочь удивленно распахнула глаза.
Полковник подергал свой ус:
– Какие дела? Извините…
– Разные! Разве все упомнишь?..
Максим ничего не соображал. Он глядел на Мари и улыбался.
– Рубанов! – полуобнял его кто-то за плечо, и мужской голос привел в чувство.
– Василий Михайлович! Сегодня сплошные сюрпризы, – пожал Максим протянутую руку.
– А разве со мной не хотите поздороваться? – ярко алела губами его жена.
– С удовольствием! – шаркнув ногой, поцеловал женскую руку Максим. – Василий Михайлович! Поздравляю генералом! – оглядев форму на пышной фигуре, произнес Максим. – А вас, сударыня, – генеральшей! – улыбнулся женщине.
– Голицыны говорят, что вы их покинули… Князь Петр очень переживает. И где вы теперь? – довольно покосился на свой новенький эполет Василий Михайлович.
– Остановился у Оболенских.
Собравшийся было уходить Владимир Платонович остановился и о чем-то задумался.
– Пап`a! Ну давайте останемся… – капризничала Мари, – не успели прийти и вот… Отчего вы вчера не делали свои дела?
– И правда, Владимир Платонович. Успеешь! Извини меня, но всех дел все равно не переделаешь… – поддержал барышню гусар.
Ромашов колебался…
– Простите, господа! – подошел к ним Оболенский-старший и, попросту взяв Рубанова под локоть, поинтересовался. – Григория не видели?
– Ну хорошо, останемся! – дал согласие Ромашов.
«И когда этот мальчишка успел обзавестись такими связями? – удивился он. – Может далеко пойти…»
– Всех дел и правда не переделаешь… А как поживает ваша маменька? – спросил он у Максима, и тот спокойно, без внутренней дрожи и трепета ответил:
– Постриглась в монахини… Не перенесла смерти отца! – Светская наука положительно сказывалась на нем.