Разомкнутый круг
Шрифт:
И хотя численность французских войск равнялась русским, хотя не было еще трескучих морозов, на которые так любят ссылаться разбитые иностранные генералы, Наполеон проиграл войну!.. Потому что потерял армию! Деморализованный голодный сброд в женских капотах больше не являлся армией!.. Это была толпа!
Потому-то Наполеон отступал не как полководец, а как император, спрятавшись за штыки последнего своего оплота – старой гвардии.
Убедившись точно, что Наполеон отступает по Смоленской дороге, Кутузов отрядил за ним авангард
Во-первых, идущая параллельно русская армия заставляла торопиться Наполеона – как бы не обошли.
Во-вторых, войска Кутузова не зависели от остановок французов и шли менее разоренной местностью.
Казаки и партизаны тоже не давали отдыха французским солдатам, и в результате те совершали столь форсированные марши, что русские с трудом могли угнаться за ними.
Французским арьергардом руководил маршал Даву. Его 1-й корпус еще не полностью разложился и оказывал сопротивление русскому авангарду. В результате французский арьергард не успевал за армией. Но Наполеон спешил к Смоленску и не желал ждать отстающих.
Этим-то и воспользовались Милорадович с Платовым. 22 октября под Вязьмой они атаковали французов. Основные их войска ушли не столь далеко, чтобы не услышать звуки начавшегося боя. В другое время Наполеон вернулся бы и выручил своих, но сейчас перед ним стояла другая цель – Смоленск. К тому же все командование он передал своим маршалам. Они-то и помогли арьергарду.
Вице-король Евгений Богарне и Понятовский с трудом повернули солдат и кинулись на русских.
Казаки Платова вначале отошли, так как к ним не успела вовремя подойти пехота, но затем вместе с Милорадовичем обратили французов в бегство, причем уставшие от боев войска Даву спаслись тем, что укрылись за относительно свежими дивизиями вице-короля и Нея.
Сопротивление врага было сломлено, и Милорадович с Платовым заняли Вязьму.
Русские вошли в город с музыкой. Вся армия ликовала. О непобедимости французской армии никто больше не заикался. Слава ее была полностью развенчана!
Пораженный приездом матери в Рубановку, Максим написал ей нежное-нежное письмо, в котором сообщил и про Кешку. А затем азарт погони выветрил из головы мысли о Мари, пани Тышкевич и даже о матери. Казалось, они существовали в какой-то другой, полузабытой уже жизни. Сейчас лишь одна страсть жила в его сердце – настичь врага.
38
Наступил ноябрь. Днем дождило, а ночью подмораживало, и уставшие кони понуро плелись, разбивая первый тонкий ледок стертыми подковами. У французов лошади в большинстве своем и вовсе не были подкованы, и сотни их худых туш с переломанными ногами, пристреленных своими седоками, лежали обочь дороги, радуя русских ворон.
Конногвардейский полк постепенно пополнялся как рядовым, так и офицерским составом.
Заместителем к Рубанову назначили девятнадцатилетнего подпоручика, недавно окончившего 1-й кадетский корпус
Хотя они с Рубановым были ровесниками, подпоручик смотрел на Максима почти как на Бога и чуть не молился на его две награды.
Тощую грудь Семена Сокольняка пока украшали лишь пуговицы.
Рубанов, напротив, глядя на узкие плечи, длинную нескладную фигуру, тонкую шею с торчащим кадыком и огромные уши, удивлялся, чем это он мог отличиться в бою – уж больно безобидный вид был у его заместителя.
Однако на трудности и тяжелый быт парень не жаловался, к обязанностям относился серьезно и с рядовыми общий язык нашел.
Единственно, кого он боялся как огня, так это Григория Оболенского, который сдал взвод поручику Лесницкому, переведенному из Новгородского кирасирского, и официально стал заместителем командира эскадрона.
Как оказалось, штаб-ротмистр Оболенский весьма прохладно относился к выходцам из кадетских корпусов, считая их неженками, и потому взялся перевоспитывать в соответствии с традициями полка.
Вспомнив, что ранее сам терпеть не мог уставы, проводил с молодыми офицерами занятия по изучению воинской науки, как только находил свободное время.
Вебер просто гордился своим заместителем, чего не скажешь о трех переведенных в эскадрон офицерах.
Третьим был однокашник Сокольняка, подпоручик Малахов, являвшийся заместителем Лесницкого.
Несмотря на быстрые темпы наступления, Оболенский требовал от своих офицеров, чтоб они были подстрижены и побриты сами и строго следили за внешним видом солдат.
В результате 2-й эскадрон Конногвардейского полка выглядел бодро и свежо. Заметив это, великий князь Константин вынес благодарность Арсеньеву, тот – счастливому Веберу, а Вебер – Оболенскому… Но был не так понят и послан к хранцузу.
Заместитель своего прямого начальника ни во что не ставил.
Однако Вебер терпеливо сносил такое к себе отношение, вспоминая как сказку то время, когда помыкал как хотел юнкерами.
Наступил холод, и Григорий Оболенский с помощью Нарышкина раздобыл копию кутузовского приказа, который совал в нос интендантам. «Итак, мы будем преследовать врага неутомимо. Настает зима, вьюга и морозы. Вам ли бояться их, дети Севера?.. Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов. Идем вперед, с нами Бог, перед нами разбитый неприятель; да будет за нами тишина и спокойствие».
– Сами вы не догадаетесь, что скоро зима, и главнокомандующий вынужден напоминать, – говорил он интендантам. – А мне нужно теплое белье для солдат и новые сапоги, можно и валенки с полушубками, чтоб погреться.
Как нету?.. – бушевал он.
Интенданты тоже ссылались на этот приказ.
– Сказано же: «Вам ли бояться их, дети Севера? Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов!» Тут не написано, что железная грудь в полушубке! – доказывали интенданты, но, глянув на яростные глаза князя и огромные, нервно сжимающиеся кулаки, сдавались, понимая, что их похороны обойдутся дороже.