Разомкнутый круг
Шрифт:
Поэтому 2-й эскадрон был обут и одет в зимнее.
У французов дело обстояло намного хуже – бодрым императорским бюллетенем голый зад не прикроешь.
Тяжелый удар ожидал армию в Смоленске – никаких запасов там не оказалось. Все давно съели, разбили и разграбили.
Голодные солдаты, укутанные в женские шали и салопы, шныряли по оставшимся домам, высматривая воспаленными от дыма и бессонницы глазами, что бы найти съедобное и слямзить, проклиная между делом Наполеона. Было ясно, что зимовать здесь нельзя, и французы, покинув Смоленск, покатились дальше,
С тех пор как в штабе Кутузова появился Василий Жуковский, там принялись изготовлять прокламации к наполеоновским войскам с призывом сложить оружие и сдаваться. Нарышкин деятельно помогал своему новому другу. Затем эти воззвания партизаны разбрасывали на путях отхода французов, нанося где только можно урон живой силе и обозам. Боевой дух неприятеля от этого, конечно, не возрастал.
У города Красного Наполеон приостановил движение своих войск с целью дождаться присоединения всех вышедших из Смоленска эшелонов и, чтоб не тратить времени напрасно, безуспешно оттеснял авангард Милорадовича от дороги.
– Ща-а-с! – рассуждали казаки. – Уступим им при таких-то обозах…
Казачки стали самыми богатыми людьми в русской армии. У них было все!.. Начиная от собольих шуб и кончая бутылками мадам Клико. Оболенский углубился в философию: относится ли к шампанскому сей напиток? Он находил много доводов и примеров, что это простое вино, но полностью уверен не был и гневить Бога не стал.
За сто рублей ассигнациями казаки отдавали мешок серебра, оттого что было тяжело возить его.
Маркитанты скрипели зубами от зависти – покупать шли к казакам, а не к ним. Донские орлы не жадничали и отдавали все за бесценок. «Чего жалеть-то – дорога дармовыми обозами запружена».
Михаил Илларионович решил нанести удар по растянувшимся войскам противника, дабы воспрепятствовать их соединению и перерезать путь отхода от Смоленска к Красному.
Все течет, все изменяется! Теперь он принял роль старого, умудренного жизнью кота, а Наполеон стал загнанной, убегающей мышью.
Кутузов разделил армию на три отряда.
Отряд под командованием генерала Голицына в составе 3-го пехотного корпуса и 2-й кирасирской дивизии, выдвинувшись к деревне Уварово, должен, по замыслу главнокомандующего, атаковать противника в Красном. 1-ю кирасирскую дивизию, в которой находились конногвардейский и кавалергардский полки, согласно диспозиции, отрядили в отряд генерала Тормасова с заданием: утром 5 ноября выступить из села Шилово и, обходя Красный с юга, через Сидоровичи, Кутьково и Сорокино выйти к Доброму в тыл французам, перерезать дорогу и закрыть пути отхода к Лядам.
Название этого населенного пункта в устах солдат заискрилось всеми красками богатого русского языка.
Отряд Милорадовича, скрытно расположившись у сел Мерлино и Ржавка, должен был пропустить корпус Даву к Красному и затем выйти ему в тыл.
В приказе Кутузов писал Милорадовичу: «Сего дня предполагается атака на неприятеля… Вы же при приближении неприятеля к Красному не тревожьте
Конногвардейцы стояли в стороне от дороги у нахохлившегося леса. Сеял мелкий дождь, переходящий в снег. Отощавшие за время наступления лошади вздрагивали и шумно фыркали, тряся головами.
Всадники уныло сидели в седлах, пряча замерзшие руки в рукава шинелей и стараясь поглубже втянуть голову в плечи, чтобы за шиворот не текло с кожаной каски.
– Как вороны на плетне, – резюмировал Оболенский, разглядывая меланхоличные лица, покрытые капельками влаги. – Ежели бы мадамочку увидали, враз, полагаю, оживились бы, – заржал он, но на шутку никто не отреагировал.
Люди устали и были голодны. Провиант и фураж затерялись на казавшемся бесконечным Смоленском тракте.
– Ну и место нам досталось, – прочистив горло, произнес Рубанов, глядя на мокрое поле, покрытое низким жестким кустарником и к тому же изрытое рвами и ямами. – Егерям как раз впору, а не кавалерии, – бурчал Максим,– я бы того квартирмейстера, кто оную позицию выбрал, заставил бы вместе с нами наступать и с удовольствием бы поглядел, как он расшибет свою глупую башку, когда конь влетит в яму.
– Что вы там бубните, Рубанов? – поинтересовался Оболенский.
– Да вот, делаю предположение о происхождении сих отверстий в земле, – склонился Максим, заглядывая в наполненный водой небольшой ров.
– Ну и к какому выводу пришли, господин поручик? – тоже заглянул в яму князь.
– Скорее всего, здесь брали глину для кирпичей на постройку провиантского склада, набитого мясом и хлебом, – сглотнул слюну Рубанов.
– Или для винной лавки, – в свою очередь, захлебнулся слюной Оболенский.
– …Однако не исключено… – не слушал его Максим, – …что здесь искали клады на Ивана Купалу. Может, на дне этой затопленной водой впадины находится сундук, полный…
– …Водки! – перебил его, алчно сверкнув глазами, Оболенский, и друзья засмеялись, с удовольствием видя повеселевшие лица гвардейцев.
Но далее развить тему впадин и трещин они не успели.
Отдаленный гул канонады стал быстро приближаться к ним, и на дороге показалась неприятельская пехота.
– Палаши к бою! – взвыл обрадованный штаб-ротмистр. – Сейчас согреемся, – уже тише произнес он, по старой привычке занимая место перед своим бывшим взводом.
Лесницкий оказался позади него, разглядывая холодными голубыми глазами противника.
У Вебера, от непогоды что ли, заломил палец, и он незаметно уехал с первой линии.
– По-о-о-лк! – услышали голос Арееньева. – С места в карьер – марш!
И куда делось уныние… Размахивая над головой палашами, полк пошел в атаку. Усталые лошади, стараясь не попасть в яму и скользя по грязи, медленно набирали скорость.
Французы, не ожидая встретить здесь русскую конницу, растерянно крутили головами. Затем кое-как пришли в себя и дали не дружный залп. Построиться в каре пехотный полк не успел и был изрублен русскими.