Реабилитация
Шрифт:
– Нужно, - пересохшими губами отвечаю я. Хотя, лично мне бы хотелось никогда не затевать этого разговора.
Алекс вновь делает шаг от двери и, разгребая мою одежду, садится в кресло. Поза мужчины напряжена, скулы сжаты, руки стискивают подлокотники.
Я сажусь напротив, поджав под себя ноги и сильно сгорбившись. Под его взглядом, мне хотелось раствориться напрочь.
– Алекс?
– Да, хорошо, я начну. Я решил остаться здесь из – за тебя. Тебе нужно время все хорошенько обдумать, да и мне тоже, маленькая.
–
Я знала, что корежу его душу этим вопросом, но была обязана попытаться все свести именно к этому.
– Нет. Не получится, но я всегда буду в твоей жизни.
Не могу сказать, что его слова меня не порадовали, но что – то с ним в последнее время было не так, и мне искренне хотелось понять, что именно.
– Алекс, не знаю каков твой план, - мужчина пытается возразить, но я его резко перебиваю, - черт, Алекс! Ты учил меня выкручиваться из любой ситуации, я слишком хорошо тебя знаю. Ты думаешь, что время набьет мне шишки, и я приползу к тебе за помощью? Нет. Я люблю тебя, и я могу быть с тобой прямо сейчас, - я указываю на кровать, - я могу остаться с тобой, могу даже выйти за тебя замуж и нарожать поразительно красивых голубоглазых детишек с твоим характером. Но я не буду любить тебя на столько, насколько ты заслуживаешь!
Впервые я замечаю на вечно моложавом лице Алекса морщины, прорезывающие его лоб.
– А что если мне этого будет достаточно?
Я действительно начинала задыхаться в этих стенах, в этом городе, в этом невероятно давящем мире.
– Сейчас, да. А что будет потом Алекс? Медленно, но верно мы станем ненавидеть друг друга. Ты станешь уставать, вечно выжимать из меня чувства, а я устану от твоего недовольства?!
Корсаков пытается выдать что – то наподобие улыбки, но у него это плохо получается.
– Когда ты успела стать такой умной, маленькая?
Я решила промолчать. Мой ум здесь не причем, скорее инстинкты самосохранения включились.
– Вик, не беспокойся, я остаюсь здесь. И обид между нами не будет. Мне просто нужно было узнать, что ты чувствуешь по этому поводу.
Врет. На дне его глаз затаился упрек. Эту преграду нам уже не преодолеть. Я давно начала терять его, а сейчас только добавила катализатора в химический процесс наших чувств.
– Маленькая?
– Что?
– Ты просто знай, я горжусь тобой.
Он ушел, а я так и осталась сидеть маленьким пятнышком в огромной комнате. Мне не хотелось ничего на свете, не хотелось даже дышать. Голова болела жутко, в висках стучало, от пережитых эмоций начало подташнивать, в глазах двоилось. По щекам потекли не прошеные слезы. За всю свою жизнь я плакала меньше раз, чем за последние пару месяцев.
Корсаков вернулся в комнату, без стука открыв дверь, и за пару шагов преодолев расстояние до меня, протянул пухлый белый конверт. На котором не было не адресата не марок.
–
А потом, поцеловав меня, куда - то в висок, так же быстро вышел.
В конверте лежали мои документы – аттестат, дипломная работа, характеристика подписанная Вознесенским Николаем Константиновичем - главным врачом государственной больницы номер восемь, выписка из карт Егора Щукина и характеристика Соколова Игоря Дмитриевича. А главное, в конверте лежала подписанная путевка моего направления на курсы повышения квалификации в Германию. Полугодовая мечта, любого врача реабилитолога.
Не веря своим глазам, я еще раз просмотрела бумаги. Вне всякого сомнения, Корсаков проворачивал все это за моей спиной, даже с Соколовым договорился, что в принципе было невозможным, но Алекс умел убеждать.
– Боже!
Вырвался из моей груди стон. Отправление через две недели. Корсаков точно знал, что здесь с ним я не останусь, но и видимо мое возвращение, он считал шагом назад. И раз, Вознесенский подписал, то он был того же мнения.
Быстро разблокировав телефон, я поднесла его к уху.
– Да, Вика?
Раздался на том конце связи голос учителя.
– Николай Константинович, пришли бумаги из Германии, меня берут!
Завизжала я.
– Я в тебе и не сомневался, девочка моя, поздравляю!
Я подскочила на месте и волчком закружилась по комнате. О таких перспективах, я даже не мечтала.
А потом я запуталась ногой в ворохе своих же не собранных вещей, и это вернуло меня в действительность.
– Я не могу поехать.
– Лечение Егора Щукина может продлить любой врач нашей клиники, Вика. Могу даже я, не беспокойся об этом.
Все сразу и без слов понял, Николай Константинович.
– Мне нужно подумать, спасибо вам.
Отключившись, я уже знала, какой стороной упадет подброшенная монета в мою раскрытую мной ладонь.
Глава 25.
Хватит проводить время с мужчинами и женщинами, которых мы не любим. Одиночество смеется над теми, кто прячется от него в иллюзиях. Все равно вернемся к нему рано или поздно, разочарованные до последней капли крови.
Эльчин Сафарли “Мне тебя обещали”
Передо мной на столе лежало три симметрично разложенные папки. В одной из них, документы по Егору Щукину, в другой – направление на повышение квалификации и билет до Берлина, в третьей договор по оформлению на работу в эту клинику.
Несколько часов назад, я звонила матери и наслушалась от нее очень много не лестных слов о том, что я глупая влюбленная девочка и ничего не смыслю в жизни. Ее можно было понять, ведь нелегко ей пришлось растить меня без отца, и мужчинам она потому и не доверяла. Мнение матери, что мне не раздумываю нужно ехать в Германию, и не сметь думать о мальчике хоккеисте!