Речи бунтовщика
Шрифт:
— „Сожжемъ гильотины, разрушимъ тюрьмы, прогонимъ судей, полицейскихъ, доносчиковъ — все это гнусное отродье; будемъ обращаться, какъ съ братьями, съ тми, которыхъ страсти довели до преступленія; лишимъ всхъ крупныхъ преступниковъ, эти гнусные продукты буржуазной праздности, возможности выставлять на показъ свои пороки подъ соблазнительными формами, — и тогда въ нашемъ обществ почти не будетъ преступленій!
Преступленіямъ способствуютъ (кром праздности) Законъ и Власть: законы о правахъ собственности, законы о правительств, законы о преступленіяхъ и наказаніяхъ и Власть, которая беретъ на себя обязанность издавать законы и слдить за ихъ исполненіемъ”.
Долой законы, долой судей! Свобода, Равенство и Солидарность, — вотъ т принципы, та неразрушимая плотина, которую мы можемъ противопоставить антисоціальнымъ инстинктамъ извстной части нашего общества.
Революціонное правительство.
Современныя правительства
Низвергнуть правительство — вотъ конечная цль для революціонера-буржуа. Для насъ же это только начало Соціальной Революціи. Когда Государственная машина лопнетъ, когда іерархія чиновниковъ будетъ дезорганизована, и солдаты потеряютъ довріе къ своимъ начальникамъ, словомъ, когда армія защитниковъ Капитала будетъ побждена, — передъ нами предстанетъ великое дло разрушенія институтовъ, стремящихся увковчить экономическое и политическое рабство. Положимъ, свобода дйствій пріобртена, — что же будутъ длатъ революціонеры?
На этотъ вопросъ только анархисты отвчаютъ: „Долой правительство, да здравствуетъ анархія!” Вс же остальные провозглашаютъ „революціонное правительство”. Разногласіе между ними происходитъ лишь относительно формы, которую нужно будетъ дать правительству, избранному путемъ всеобщей подачи голосовъ, въ Государств или въ Коммун. Нкоторые же высказываются за революціонную диктатуру.
„Революціонное правительство!” Какъ странно звучатъ эти два слова для тхъ, которые понимаютъ чмъ должна быть Соціальная Революція и что такое правительство. Эти два слова противорчатъ другъ другу, взаимно уничтожаются. Мы знаемъ, что изъ себя представляетъ деспотическое правительство: стоять за реакцію противъ революціи, стремиться къ деспотизму — вотъ сущность всякаго правительства; но никто никогда не видлъ революціоннаго правительства. Революція — это синонимъ „безпорядка”, низверженія въ нсколько часовъ вковыхъ институтовъ, насильственнаго разрушенія установившихся формъ собственности, уничтоженія кастъ, внезапнаго перерожденія взглядовъ на нравственность, врне на заступающее ея мсто лицемріе, синонимъ личной свободы и свободы дйствій, — словомъ отрицаніе правительства, этого синонима „порядка”, консерватизма, сохраненія существующихъ институтовъ, отрицанія частной иниціативы и свободы дйствій. И, тмъ не мене, намъ безпрестанно говорятъ объ этомъ „бломъ дрозд”, какъ будто бы „революціонное правительство” — самая обыденная вещь на свт, столь же знакомая всмъ и каждому, какъ королевство, имперія или папство.
Революціонеры изъ буржуазіи должны проповдывать эту идею; оно вполн понятно. Мы знаемъ, что они называютъ революціей. Это подштукатуриваніе буржуазной республики; это захватъ, такъ называемыми, республиканцами, доходныхъ должностей, сосредоточенныхъ сейчасъ въ рукахъ бонапартистовъ и роялистовъ; это разрывъ брака между Церковью и Государствомъ, замненный ихъ конкубинатомъ; это секвестрація церковныхъ имуществъ въ пользу Государства, врне, въ пользу управляющихъ этими имуществами; быть можетъ, это референдумъ или что-либо въ этомъ род... Но что революціонеры соціалисты стали апостолами этой идеи — абсолютно непонятно, если не допустить слдующихъ двухъ предположеній. Или ея защитники такъ заражены буржуазными предразсудками, которые они почерпнули, можетъ быть, даже безсознательно, въ литератур и, главнымъ образомъ, въ исторіи, сфабрикованной спеціально для буржуазіи самими буржуа, такъ проникнуты духомъ рабства, этимъ плодомъ долгихъ вковъ крпостничества, что они не способны даже представить себ, что могутъ быть свободными. Или же приверженцы этой идеи вовсе не хотятъ той Революціи, о которой они безпрестанно говорятъ: они удовлетворятся нкоторымъ преобразованіемъ существующихъ институтовъ, лишь бы это обезпечило имъ власть. Они борются съ правительствомъ исключительно для того, чтобъ какъ можно скоре занять его мсто. Съ ними мы и не станемъ разсуждать. Поговоримъ съ тми, которые искренно заблуждаются.
Разберемъ первую изъ двухъ провозглашенныхъ формъ „революціоннаго правительства” — правительство выборное.
Королевская власть низвергнута, армія защитниковъ Капитала побждена, везд броженіе, жажда работать для общаго дла, стремленіе впередъ. Возникаютъ новыя идеи, сознается необходимость коренныхъ перемнъ, — надо дйствовать, надо приняться за безпощадную работу разрушенія, чтобъ очистить путь для новой жизни. Что же предлагаютъ намъ длать? — Созвать народъ для выборовъ, провозгласить правительство и передать ему ту работу, которую каждый изъ насъ долженъ длать самъ, руководствуясь
Такъ и сдлалъ Парижъ посл 18 марта 1871 года. — „Я никогда не забуду, — говорилъ мн одинъ пріятель, — этихъ чудныхъ моментовъ освобожденія. Я спустился изъ своей маленькой комнаты въ латинскомъ квартал, чтобъ войти въ этотъ огромный клубъ подъ открытымъ небомъ, чтобъ смшаться съ толпой, наводнявшей улицы Парижа. Вс обсуждали общее дло; всякая личная забота была на время отложена: дло шло не о купл и продаж, вс были готовы душой и тломъ ринуться въ неизвстное будущее. Даже буржуа, захваченные общимъ порывомъ, съ ликованіемъ смотрли, какъ открывался новый міръ. „Если нужна соціальная революція, — произведемъ ее: пусть все станетъ общимъ достояніемъ; мы готовы!” Элементы революціи были на лицо: надо было употребить ихъ въ дло. Придя вечеромъ домой, я подумалъ: „Какъ человчество прекрасно! Его не знаютъ и всегда клевещутъ на него!” Потомъ наступили выборы, члены Коммуны были назначены, — и понемногу потухла сила самоотверженія и усердіе къ длу. Каждый принялся за свою обычную работу, говоря: „Теперь у насъ есть честное правительство; предоставимъ ему поступать какъ оно хочетъ”... Мы знаемъ, каковы были послдствія.
Народъ, вмсто того, чтобъ дйствовать самостоятельно, идти впереди, смло ринуться навстрчу новому порядку вещей, передалъ своимъ правителямъ право иниціативы. Вотъ первое послдствіе — неизбжный результатъ выборовъ. Что же будутъ длать эти правители, облеченные всеобщимъ довріемъ?
Никогда выборы не были такъ свободны, какъ въ март 1871 года. Даже враги Коммуны признали это. Никогда избиратели не были такъ проникнуты желаніемъ поставить у кормила правленія лучшихъ людей, людей будущаго, революціонеровъ. Такъ они и сдлали. Вс извстные революціонеры были избраны подавляющимъ большинствомъ; якобинцы, бланкисты, интернаціоналисты, вс три революціонныхъ фракціи имли своихъ представителей въ Совт Коммуны. Выборы не могли дать лучшаго правительства.
Мы знаемъ, каковы были результаты. Запертые въ Городской Дум, обязанные дйствовать, придерживаясь формъ установленныхъ предшествующими правительствами, эти ярые революціонеры, эти реформаторы потеряли способность что-либо создать. Не смотря на ихъ страстное желаніе, на ихъ храбрость, они не сумли организовать даже защиту Парижа. Теперь въ этомъ обвиняютъ отдльныхъ личностей; но причина неудачи не въ нихъ, а въ самой систем.
Въ самомъ дл, собраніе, избранное при всеобщей подач голосовъ, будетъ въ лучшемъ случа состоять изъ представителей средняго уровня понятій, распространенныхъ въ данное время въ массахъ; но въ начал революціи эти представители не понимаютъ даже, что предстоитъ совершить и абсолютно не знаютъ, какъ взяться за дло. Ахъ, если бы большая часть націи или Коммуны могла до начала движенія сговориться и опредлить, что длать, какъ только правительство будетъ низвергнуто! Если бы эта мечта кабинетныхъ утопистовъ могла бы быть осуществлена, у насъ никогда бы не было кровавыхъ революцій: когда желаніе большинства націи было бы опредленно высказанно, меньшинство добровольно подчинилось бы ему. Но на дл выходитъ иначе. Революція разражается задолго до того, какъ можетъ быть установлено общее соглашеніе, и т, которые понимаютъ, что надо длать на другой день посл взрыва, составляютъ въ этотъ моментъ лишь незначительное меньшинство. Большая часть народа лишь въ общихъ чертахъ представляетъ себ ту цль, къ осуществленію которой она стремится, и не знаетъ, какіе пути ведутъ къ ея достиженію. Практическое ршеніе выяснится лишь въ тотъ моментъ, когда начнутся преобразованія: оно будетъ продуктомъ самой революціи, продуктомъ работы народа, или же оно будетъ —ничмъ, выдумкой отдльныхъ лицъ, абсолютно неспособныхъ найти то ршеніе, которое должно быть рождено жизнью самаго народа.
Это положеніе вещей неизбжно отражается на собраніи, избранномъ путемъ всеобщей подачи голосовъ, даже если оно не заражено пороками, присущими вообще всмъ представительнымъ правительствамъ. Представители революціонной идеи данной эпохи слишкомъ малочисленны и теряются среди представителей революціонныхъ школъ прошлаго и защитниковъ существующаго порядка вещей. Эти люди въ дни революціи должны быть среди народа, чтобъ широко распространять свои идеи, привести массы въ движеніе и уничтожить институты прошлаго; а между тмъ они сидятъ тутъ, прикованные къ зал Собраній, и ведутъ безконечные споры, стремясь вырвать уступки у умренныхъ и переубдить своихъ противниковъ, которыхъ только осуществленіе новой идеи можетъ обратить въ ея сторонниковъ. Правительство превращается въ парламентъ со всми недостатками буржуазныхъ парламентовъ. Это „революціонное” правительство становится непреодолимымъ препятствіемъ для революціи и народъ, если онъ хочетъ перестать топтаться на мст, долженъ отставить тхъ, которыхъ еще вчера онъ привтствовалъ, какъ своихъ избранныхъ. Но это уже не такъ легко. Новое правительство успло организовать цлую іерархію администраторовъ для расширенія своей власти и подчиненія себ народа, теперь оно уже добровольно не уступитъ своего мста. Стремясь удержать власть въ своихъ рукахъ, оно цпляется за нее со всей энергіей молодого правительства, котораго еще не успло коснуться старческое разложеніе. Оно готово противопоставить силу сил и, чтобъ его свергнуть, надо снова взяться за оружіе, произвести новую революцію. — И все это для того, чтобъ освободиться отъ тхъ, на кого было возложено столько надеждъ!