Речи бунтовщика
Шрифт:
Что касается покровительства собственности, соціалисты хорошо знаютъ, какова ей цна. Законы о прав собственности не гарантируютъ ни отдльнымъ индивидуумамъ, ни обществу пользованія продуктами ихъ труда. Напротивъ, они отнимаютъ у производителя часть его производства и закрпляютъ за нкоторыми привилегированными ту часть продуктовъ, которую эти избранные похитили у производителей или у общества. Когда законъ утверждаетъ права даннаго лица на какой-нибудь домъ, онъ утверждаетъ его право не на хижину, построенную имъ самимъ, и не на домъ, воздвигнутый имъ съ помощью нсколькихъ друзей, — никто не сталъ бы оспаривать у него этого права. Законъ утверждаетъ права этого лица на домъ, который не является продуктомъ его труда, во-первыхъ потому, что его строили т, которымъ онъ не уплатилъ всей стоимости ихъ работы, и во-вторыхъ потому, что этотъ домъ представляетъ собой общественную цнность, которую онъ не могъ бы произвести одинъ: законъ утверждаетъ права этого лица на часть общественнаго достоянія, принадлежащаго всмъ и никому въ частности. Стоимость дома всецло зависитъ
Половина нашихъ законовъ, — гражданскіе кодексы всхъ странъ, — имютъ цлью способствовать этому присвоенію, поддерживать эту монополію нсколькихъ избранныхъ въ ущербъ всему человчеству. Три четверти длъ, разбираемыхъ въ нашихъ судахъ, это ссоры между монополистами — ворами, длящими добычу. Большая часть нашихъ уголовныхъ законовъ преслдуетъ ту же цль: они стремятся удержать рабочаго въ состояніи полнаго подчиненія хозяину и способствуютъ эксплоатаціи.
Но нтъ ни одного закона, который бралъ бы на себя обязанность гарантировать производителю продукты его труда. Это настолько просто и естественно такъ вошло въ нравы и привычки человчества, что законъ даже не подумалъ объ этомъ. Открытый грабежъ съ оружіемъ въ рукахъ немыслимъ въ наше время; люди труда не отнимаютъ другъ у друга продуктовъ своего труда; въ случа какихъ-либо недоразумній, они обращаются не къ закону, а къ содйствію третьяго лица; если кто-нибудь и ршается присвоивать продукты чужого труда, то это именно хозяинъ — собственникъ, который предъявляетъ свои права на львиную долю. Что же касается человчества вообще, оно и безъ спеціальныхъ законовъ всегда признавало и уважаетъ право каждаго на продукты его труда.
Вс эти законы о правахъ собственности, составляющіе цлые томы и изданные на радость нашимъ адвокатамъ, преслдуютъ одну единственную цль: покровительство несправедливому присвоенію монополистами продуктовъ труда всего человчества, и потому они не имютъ никакого raison d'^etre; соціалисты-революціонеры твердо ршили освободиться отъ нихъ въ день революціи. Съ полнымъ сознаніемъ своего права мы предадимъ ауто-да-фе вс законы, касающіеся такъ называемыхъ „правъ собственности”, вс документы на собственность, вс архивы, — словомъ все то, что иметъ отношеніе къ этому институту, который, подобно рабству и крпостничеству прошлыхъ вковъ, является позорнымъ пятномъ въ исторіи человчества.
Bсe, что мы говорили относительно законовъ о правахъ собственности, примнимо и ко второй категоріи законовъ, — къ законамъ конституціоннымъ, къ законамъ поддерживающимъ правительство.
Это цлый арсеналъ законовъ, указовъ, предписаній и т. п., покровительствующихъ всевозможнымъ формамъ представительнаго правительства, изъ-подъ ига котораго стремятся освободиться вс человческія общества. Мы прекрасно знаемъ — анархисты неоднократно намъ доказывали это безпощадной критикой существующихъ формъ правленія, — что единственной миссіей всхъ правительствъ — монархическихъ, конституціонныхъ и республиканскихъ, является покровительство и поддержка путемъ вооруженной силы привилегій имущихъ классовъ: аристократіи, духовенства и буржуазіи. Большая часть нашихъ законовъ, — законовъ „основныхъ”, законовъ о налогахъ, пошлинахъ, организаціи министерствъ и ихъ канцелярій, объ арміи, полиціи, церкви и т. д. — ихъ наберется нсколько десятковъ тысячъ въ каждой стран, — иметъ единственною цлью поддерживать, обновлять и развивать правительственную машину, которая, въ свою очередь, заботится исключительно о привилегіяхъ имущихъ классовъ. Вникните въ смыслъ всхъ этихъ законовъ, прослдите за ихъ дйствіями изо дня въ день, и вы убдитесь, что они вс должны быть уничтожены — вс, начиная отъ тхъ, которые отдали коммуны, связанныя по рукамъ и ногамъ, во власть священнику, буржуа и префекту, и кончая той знаменитой конституціей (девятнадцатой или двадцатой со временъ 1780 года), которая дала намъ палату кретиновъ и грабителей, ведущую насъ къ диктатур какого-нибудь авантюриста или къ правленію коронованнаго сумасброда.
Словомъ, относительно законовъ этой категоріи не можетъ быть никакого сомннія. Не только анархисты, но и вс боле или мене революціонно настроенные буржуа пришли къ заключенію, что вс законы, касающіеся организаціи правительства, должны быть преданы огню.
Остается еще третья категорія законовъ, самая важная, такъ какъ съ ней связано множество предразсудковъ: законы объ огражденіи правъ отдльныхъ лицъ, о наказаніяхъ и о предупрежденіи „преступленій”. Если теперь и считаются съ закономъ, то исключительно потому, что эту третью категорію законовъ признаютъ безусловно необходимой для обезпеченія полной безопасности отдльнымъ членамъ общества. Это т законы, которые развились изъ обычаевъ, необходимыхъ для существованія человческихъ обществъ и ловко эксплоатировались господствующими классами для санкціонированія ихъ господства.
Но, не смотря на вс существующіе предразсудки, анархисты должны заявить во всеуслышаніе, что и эта категорія законовъ такъ же не нужна и даже вредна, какъ и предшествующія.
Дв трети и даже три четверти такъ называемыхъ „преступленій” совершаются съ цлью захвата богатствъ, принадлежащихъ другому лицу. Эта категорія „ преступленій и проступковъ” исчезнетъ въ тотъ день, когда перестанетъ существовать частная собственность.
„Но, скажутъ намъ, среди насъ есть люди — скоты, которые будутъ покушаться на жизнь гражданъ, наносить другъ другу удары ножами при малйшей ссор, мстить за пустяшную обиду убійствомъ, если не будетъ законовъ и наказаній, чтобъ ихъ сдерживать”. Вотъ припвъ, который намъ постоянно повторяютъ, какъ только мы высказываемъ сомнніе относительно права общества прибгать къ наказаніямъ. На это мы можемъ возразить слдующимъ установленнымъ положеніемъ: строгость наказаній не уменьшаетъ числа „преступленій”. Вшайте, четвертуйте, если это вамъ угодно, убійцъ, число убійствъ отъ этого нисколько не уменьшится. И потому, уничтожьте смертную казнь; по крайней мр, однимъ убійствомъ будетъ меньше. Статистики и законовды признаютъ, что уменьшеніе строгости наказаній никогда не приводило къ увеличенію числа покушеній на жизнь гражданъ.
Съ другой стороны, хорошій урожай, дешевизна хлба, тепло, солнце — уменьшаютъ число убійствъ. Статистикой доказано, что число преступленій растетъ пропорціонально цн състныхъ припасовъ и въ зависимости отъ хорошей или дурной погоды. Я не говорю, что причиной всхъ убійствъ служитъ голодъ. Но хорошій урожай, дешевизна състныхъ припасовъ длаетъ людей мене несчастными и боле жизнерадостными; они не предаются мрачнымъ мыслямъ, угрюмымъ страстямъ и не убиваютъ изъ за пустяковъ себ подобныхъ.
Кром того, мы знаемъ что страхъ передъ наказаніемъ никогда не останавливалъ ни одного убійцу. Тотъ, кто ршился убить своего сосда изъ мести или нужды, мало заботится о послдствіяхъ своего преступленія; нтъ убійцы, который бы не врилъ въ возможность избжать преслдованія. Впрочемъ, пусть каждый проанализируетъ сущность преступленій и наказаній, вникнетъ въ ихъ мотивы и послдствія и, если онъ способенъ мыслить, не поддаваясь вліянію предвзятыхъ идей, то онъ неизбжно придетъ къ слдующему заключенію:
Не только въ обществ будущаго, гд человкъ будетъ получать хорошее образованіе, гд развитіе всхъ его способностей и возможность ихъ примненія къ любимому длу будутъ доставлять ему такое наслажденіе, что изъ боязни лишиться его, онъ не совершитъ убійства, но даже въ нашемъ обществ, съ тми печальными продуктами нищеты, которые мы видимъ въ кабакахъ большихъ городовъ, —число убійствъ не увеличится въ тотъ день, когда наказанія перестанутъ угрожать убійцамъ; возможно даже, что оно уменьшится, такъ какъ придется исключить число убійствъ, совершенныхъ рецидивистами, озврвшими въ нашихъ же тюрьмахъ”.
Защитники власти намъ постоянно говорятъ о благотворномъ вліяніи закона и о цлительномъ свойств наказаній. Но пытались ли они когда либо сопоставить благодянія, приписываемыя закону и наказаніямъ, съ растлвающимъ вліяніемъ наказаній на человчество? Пусть они себ представятъ, сколько низкихъ страстей пробуждали въ зрителяхъ т ужасныя пытки, которымъ подвергались преступники на нашихъ улицахъ. Кто лелялъ и развивалъ въ человк инстинкты жестокости (инстинкты, незнакомые животнымъ и превратившіе человка въ самаго жестокаго звря), какъ не король, судья и священникъ; вооружившись закономъ, они безумно терзали свои жертвы: ломали имъ кости, выворачивали конечности, вырзали куски мяса, заливали свжія раны кипящей смолой — и все это для поддержанія своей власти и во имя закона! Пусть они вглядятся въ могучій потокъ разврата, который вноситъ въ наше общество система доносовъ, поддерживаемая судьями, оплачиваемая звонкой монетой правительства, подъ предлогомъ раскрытія преступленій. Пусть они пойдутъ къ заключеннымъ и посмотрятъ, чмъ становится человкъ, лишенный свободы, въ развращающей атмосфер нашихъ тюремъ; пусть они поймутъ, что, чмъ больше преобразовываютъ наши дома заключенія, тмъ они становятся отвратительне и что современныя образцовыя тюрьмы дйствуютъ боле растлвающимъ образомъ, чмъ подземелья средневковыхъ замковъ. Пусть прослдятъ за развратомъ мысли, поддерживаемомъ въ нашемъ обществ идеями подчиненія, — этой основой Закона, — идеями наказанія и власти, имющей право судить и карать; пусть представятъ себ все растлвающее вліяніе существованія должностей палача, тюремщика, доносчика, — словомъ, все зло, приносимое этимъ сложнымъ сооруженіемъ, именуемымъ Закономъ и Властью. Пусть они вникнутъ во все это; и тогда они согласятся съ нами, что законъ и карательныя мры — это ужасы, которые должны исчезнуть.
Народы, мене культурные и, слдовательно, мене зараженные предразсудками о необходимости власти, прекрасно понимаютъ, что тотъ, кого называютъ „преступникомъ”, въ сущности говоря, несчастный человкъ; они знаютъ, что безцльно счь, заковывать въ цпи, гноить въ тюрьмахъ или приговаривать къ смертной казни преступника; надо помогать ему, облегчать его страданія братской заботливостью, обращаться съ нимъ, какъ съ равнымъ, поселить его среди честныхъ людей. Мы надемся, что будущая Революція крикнетъ человчеству: