Рихард Феникс. Море. Книга 3

Клявина Татьяна

— С этим мы как-нибудь разберёмся, — пожал левым плечом Рихард, не поверив словам пирата про смерть, но полагая, что исцеление будет не таким быстрым и лёгким, как надеялся, и добавил: — Надо только доплыть до Макавари.

— О, как! Извини, а что там, в этом Макавари?

— Мой хороший друг. Он лекарь. Он мне поможет.

— Прости, не напомнишь — это где большая круглая бухта за белым маяком, удобный порт и три пирса?

— Да, это он! Макавари!

Паренёк оглядел бескрайние просторы, потёр подбородок, подтянул повязку выше на лоб, прижал ладонь на мгновенье к глазам и сказал, будто сам с собою:

—

Хм, мы были там почти два дня тому назад. Хотели как раз лекаря взять оттуда. Не удалось. Да и к лучшему, наверное…

На капитаншу он старательно не смотрел, подпёр подбородок рукою, положив острый локоть на колено. Сейчас он не выглядел опасным, скорее, растерянным. «Почему он болтает со мной? Почему не с ней? Они уже наговорились?» — раздражённо подумал Рихард, взглянул из-за плеча белобрысого в лицо женщины, спросил:

— Она что, спит? Спит с открытыми глазами?

— Прости, но она умерла.

Даже под покровом огня Феникса прошиб холодный пот. Мальчик медленно обошёл женщину и присел напротив паренька. Через силу опустил взгляд.

Чёрный кафтан капитанши оказался широко распахнут. Поверх обагрённой блузки лежали алые шляпные ленты. Под ними, со стороны сердца был непонятный провал. Рихарду вспомнились личинки, которыми дома кормили фонарных светлячков. Те личинки также белели в банке среди бурой земли и желтоватых корешков. Только тут самым светлым в тёмном месиве были кости.

Мальчик растерянно перевёл взгляд выше, заметил распоротую потемневшую шею, дальше — на бескровное лицо капитанши. Оно выглядело таким маленьким, несмотря на внушительный рост женщины, таким сморщенным и очень спокойным. Отрешённый взгляд был направлен к затянутому облаками небу.

— Люди… так умирают? — тихо спросил Рихард.

Ответом ему были молчание и равнодушный шелест волн.

Тишина.

Тишина накрыла всё на бесконечные несколько минут. И даже плеск воды, казалось, звучал иначе — по-особому грустно. Живые встретились взглядами, и паренёк, нагнувшись вперёд, уперевшись ладонями в палубу, заговорил:

— Прости за доставленные хлопоты. Честно, прости! Если б я только знал, как оно обернётся, вам бы не пришлось так утруждаться… Прости… — Его взгляд упал на лицо Паулины. Спустя долгий вздох, промозглым осенним дождём полились слова: — Пришло время расстаться с моим капитаном. Она была великой обманщицей, она жила простыми и понятными страстями и не разменивалась по мелочам. Она была очень великодушной. Она заменила мне мать… — его голос задрожал. — Однажды она сказала: «Если ты увидишь мою смерть, мальчик, бросай свою прошлую жизнь и ищи новую. В другой компании, в другом деле. Живи так, как считаешь нужным. Молись своему богу или кому захочешь. Но не забывай меня». Я запомнил эти слова. Услышал их в тот момент, когда ещё мог слышать… Слушать. Слушать просто, без оценивания, без просчёта ситуации, без поиска выгоды. Слушать. Воспринимать. Да, воспринимать и усваивать… Она была обманщицей и в первую очередь врала сама себе. — Он потёрся лицом о своё плечо и потянул за ленты капитанской шляпы. — Тогда она просила отпустить её, обнажив ложь. Потому что тайное должно стать явным хотя бы на пороге смерти. И сейчас я выполняю её последний, но второй приказ. Первым был: «Джази, живи!».

Он осторожно приподнял голову капитанши, снимая шляпу. Красные ленты, крест-накрест перечёркивающие грудь, поползли вверх, как капли

крови, будто втягивались в раны, если было бы можно обратить время вспять.

Рассветный луч солнца пробился сквозь завесу облаков и вспыхнул на коротких алых волосах Паулины.

Рихард отшатнулся и вскрикнул. Тёмная стена в памяти, которую он научился не замечать, треснула и развалилась. Перо на костяшке безымянного пальца запело кровью и сталью. Горло мальчика перехватило, дыхание с трудом вырывалось из открытого рта, и даже огонь зарябил, на мгновение сгинул. И только одно слово слетело с дрожащих губ:

— Алек!

* * *

Алек

Ещё до рассвета к нему заглянули Соржент и Пильчак, погнали на пробежку, как был — с забитой сумкой наперевес, клинком в ножнах, подвешенным к поясу, который ремнём крепился к единственному металлическому наплечнику слева, как носили некоторые Тени. При каждом шаге в сумке брякали поножи и налокотник, а переходящая в капюшон полумаска на тунике от дыхания прилипала к лицу. Мальчик не выдержал и остановился на полдороги.

— Чего встал? — окликнул догнавший Соржент.

— Дышать нечем, — признался Алек.

— Ну дыть сымай и в суму клади!

Так и поступил. Отстегнул наплечник, вложил в него приставучую тунику, завернул это всё в плащ. Сапоги, штаны, короткая кофта, меч, сумка за спиной — всё равно неудобно, но чуточку легче. Он вдохнул кристального горного воздуха и улыбнулся: внезапно стало очень хорошо.

— Двигай давай! — подпихнул его Соржент и побежал вперед за братом.

Алек огляделся. Час ранний — на улицах Скрытой деревни ни души. Но всё равно обмотал волосы серым шарфом. Мальчик не хотел верить в опасность, связанную с цветом его волос, но отец с детства приучил его покрывать голову, не объясняя причин, и это уже стало привычкой.

Солнце припекало. Он бежал, обливаясь потом, от этого клейма под ключицами вновь зачесались. Вот в то, что его казнят, если поймают лагенфордские стражи, Алек верил легко, а волосы… Так, сказки. За жизнь на улице мальчик успел повидать и публичных казней, и жестокость обычных горожан, и презрение к бездомным. К таким, как он сам. Поэтому легенда про волосы казалась меньшей из зол: просто делай, что привык — и не будет бед, просто не лезь в опасные делишки — и никто не поймает. А вулкан — да не ходить туда и вообще плевать! Сегодня об этом думать было гораздо легче: история старой Йарджи звучала в памяти обрывками древней легендой, правда в которой затерялась под толщею лет.

Он бежал и гадал, призовёт его Рихард или нет. О чём же тот думал, когда пил воду из источника забвения? Может, о деревне, как и говорил проводник, чтобы забыть о её существовании, или о чём-то другом? О ком-то, о нём — Алеке? Седьмой день, если не считать самый первый, когда компания отправилась дальше, был сегодня. И с каждым широким шагом совсем уже здоровых ног, мальчик чувствовал, что надежда исчезает. Но, сказать по-правде, успокаивало то, что здесь, в Скрытой деревне, ему будут рады. Старейшина Йарджа его в том заверили, да и рыжебородые близнецы нет-нет да и называли его братом. «Пусть всё случится, как случится», — решил Алек, с наслаждением вдыхая свежий весенний воздух и глядя на сочную растительность в чаше Красных гор.