Рихард Феникс. Море. Книга 3
Шрифт:
Покончив с посудой, поднялся на второй этаж в уборную, вымылся и чисто выбрился. Олли не любила щетину.
Глава 90
Время сильных чувств
Нолан
В управлении его встретил молчаливый страж и провёл в кабинет Йон-Шу. Сколько лет Нолан не был в этой тесной комнатёнке — ещё при прежнем хозяине.
— Прежде, чем я отвечу на ваши вопросы, Нолан Феникс, — заговорил Йон-Шу, его лицо было полностью скрыто способностью Теней и голос звучал немного робко, — скажите, что вы знаете по тому делу? Я не враг вам. Я хочу быть вам если не другом, то верным соратником, Нолан!
Он сжал подлокотники кресла, отменил способность Теней, и Нолан увидел осунувшееся лицо, лихорадочно блестящие глаза. Отмена означала доверие. Поэтому и гость не стал ничего таить. Наблюдая за собеседником, он рассказал всё, что узнал. Тот кривился и морщился, трясся, кивал, то и дело проводил с силой по лицу сверху вниз, будто пытался содрать кожу. Но больше не прятался за завесой способности, этим странным даром скрывать лик.
Когда рассказ был завершён, Нолан счёл нужным добавить:
— Частично это мои домыслы. Частично сопоставления, факты. А больше нам ничего не известно. Да и в свете того, что есть, думаю, больше не стоит нам в это всё лезть, не стоит глубже копать, чтобы не засыпало вовсе.
— Да… Спасибо. Мне было важно понять, как глубоко вы добрались в своём расследовании. И теперь я вижу отчётливо, что быть вашим врагом не выгодно и даже страшно. Вы ведь найдёте. Найдёте и приведёте к ответу, Нолан. — Йон-Шу протянул нал столом руку, собеседник помедлил и вложил в неё свою, Тень накрыл другой ладонью, глядя в глаза. — Пожалуйста, никому не говорите о том, что вам известно. Мы не хотим проблем. А это, как вы понимаете, слишком щепетильное дело. Пожалуйста!
И Нолан молча положил поверх его руки свою, затянутую в перчатку.
— А теперь перейдём к делу, — более деловито сказал Йон-Шу, когда Нолан через время решил прервать контакт. — Какие у вас вопросы?
— Как надолго меня наняли?
— Настолько, насколько вы пожелаете сами. Ваши гонорары будут равны гонорарам старшего детектива. Это его просьба, но я и до неё решил так же. Поэтому буду рад нашему продолжительному сотрудничеству.
— Пока меня всё устраивает, — кивнул Нолан. — В каких делах сейчас требуется моё участие?
Йон-Шу зашуршал бумагами, сложенными стопкой на столе, пожал плечами.
— Сейчас у нас доводятся три расследования. Но они совсем мелкие. Поэтому на ближайшие пару дней вы не требуетесь. Если что, мы пошлём за вами в деревню Фениксов.
— Я завтра вернусь оттуда и буду жить в доме старшего детектива.
Собеседник кивнул, будто не удивившись, и пояснил свою осведомлённость:
— Мне донесли, что Урмё Эрштах покинул город на неопределённый срок. Хорошо, тогда к вам, в его дом, будут посылаться гонцы с уведомлениями и поручениями. Ваш прежний кабинет отдан другому, но вы можете пользоваться кабинетом старшего детектива или тем, что рядом с ним. В нём есть вся мебель и, — он кивнул на заколоченное окно, — нет того,
Они поговорили ещё недолго и распрощались. Когда Нолан был у дверей, Йон-Шу окликнул его:
— Совсем забыл! Ваш гонорар за расследование, удачно доведённое до конца. — И, поднявшись, перегнувшись через стол, протянул тугой кошель.
«А расценки-то повысились», — подумал Нолан, выйдя на боковую улочку и пересчитав монеты. На них можно было купить очень много или послать Ри в Макавари. Но Феникс решил не рисковать с почтовой службой, ведь доверия им не было. Приобрести что-то в личное пользование не требовалось, а вот подарок для жены пришёлся бы к месту.
Олли никогда не просила ничего для себя, и Нолану приходилось каждый раз гадать, понравится ей подарок или нет. Поэтому, стоя в небольшой лавке, он мучительно выбирал среди сотен вещиц, игнорируя предложения слишком радушного к концу дня хозяина. И тут взгляд уткнулся в серебряный гребень, украшенный огранённым синим камнем. «Как высокое небо. Как её глаза. Как глаза Ри», — думал Нолан, расплачиваясь. На соседней улице выбрал несколько десятков персиков, чтобы хватило всем женщинам Дома Матерей и ещё один, самый крупный и ароматный, для любимой.
Предгорья окутывал густой душистый вечер. Закатное солнце пробивалось красно-розовыми лучами сквозь ветви деревьев, незаметно для занятого делом Феникса покрывшихся молодыми листьями. Запах стоял такой, что голова шла кругом. Нолан ощутил прилив сил, тело вдруг сделалось лёгким и бодрым, что захотелось взлететь. Или обнять весь мир. Или всё сразу. Но прежде всего Олли.
Он остановился на середине подъёма, любуясь шапками светлых цветов вдоль дороги. За ними курчавился мох, оттеняя тончайшие лепестки, ещё не закрывшиеся к ночи. Взглянул наверх, будто слыша ласковый голос жены, зовущей его. По телу пробежала дрожь, как от многообещающего прикосновения. А потом собрал охапку цветов, которые пахли сладко и нежно, как первая любовь.
Уже было поздно идти в гости даже к отцу, поэтому, не сворачивая в деревню, Феникс направился прямо к Дому Матерей. Привычно отсчитал окно Олли, поднял мелкий камешек, но не успел кинуть, как створки распахнулись. Жена улыбалась ему, приложив палец к губам. Затем кивнула в сторону, туда, где находилась башня виноградарей. Нолан опустил корзину с персиками у кустов изгороди, оставив самый крупный, гребень и цветы при себе, и бесшумно скрылся в указанном направлении.
Башня виноградарей была темна, но Нолан знал, как подняться на второй ярус, где лежало сено, и не натолкнуться на чаны и инвентарь по пути. А уж Олли наверняка прошла бы там с закрытыми глазами. Он решил подождать внизу, чтобы не допустить лишних мгновений разлуки. Не слышал лёгких шагов, но оттого, как сладко защемило сердце, понял: она здесь.
Тёплые маленькие руки обняли его сзади. Нежный голос шепнул в голове, в сердце: «Я ждала тебя и скучала». Цветы посыпались к ногам, на траву, персик упал в мягкий мох. Нолан обернулся, заглянул в глубокие синие глаза с искорками фениксовой силы, провёл рукой по распущенным волосам, мерцающим золотым в закатном мареве. Не удержался, притянул Олли к себе за талию и поцеловал.
Её мягкие губы, горячие, сладкие, поначалу были податливыми, но вскоре стали требовательными, задавая темп. Он прижал её к стене рядом с дверью, обхватил бёдра, приподнял. Она выдохнула, когда платье задралось и его ладонь заскользила по обнажённой ноге, белой, будто сияющей.