Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Джабара Карлей Майкл

Однако у Литвинова никак не получалось заставить Трояновского сдвинуться с места. Откуда такие сложности? Наконец вмешалось Политбюро. Трояновский все же сел на пароход, который отправлялся из Гавра, и встретился с Буллитом, а также с остальными сотрудниками посольства в Вашингтоне [542] . Нет подтверждений того, что между двумя дипломатами состоялись важные переговоры. 6 января они без всяких приключений прибыли в Нью-Йорк и там встретились со Сквирским и другими советскими официальными лицами. Также присутствовал чиновник Госдепартамента. Специальный катер доставил их, а также Буллита, его секретаря и дочь с острова Эллис в город, который сильно отличался от приграничной деревни Негорелое. 8 января Трояновский вручил свои верительные грамоты Рузвельту. С учетом обстоятельств это было настоящим достижением.

542

Theodore Marriner (Paris) to Hull. No. 584. 30 Dec. 1933. NA RG 59, 701.6111/743.

Скрытые сложности

Еще до прибытия Трояновского в Вашингтон начались сложности с получением кредитов для советской торговли, о которых договорились в рамках «джентльменского соглашения». «Я чувствую себя просто вторым Понци», — писал сотрудник Госдепартамента Джон Уайли Буллиту в середине декабря. Он имел в виду печально известного бостонского мошенника, основателя финансовой пирамиды Карло Понци. Уайли имел в виду, что ему приходится охотиться за деньгами: одалживать их у Питера, чтобы

заплатить Полу и финансировать советско-американскую торговлю. Правительство США не хотело одалживать СССР средства напрямую или выступать в качестве гаранта, поэтому приходилось искать другие пути для того, чтобы реализовать «джентльменское соглашение». Первым делом, как помнят читатели, решили воспользоваться немецкими облигациями СССР, которые хранились в США, и обменять их на советские долгосрочные облигации. А немецкие использовать для оплаты советских векселей, срок по которым подойдет в Германии. Как только удастся это организовать, будет сформирован механизм возобновляемого кредита для финансирования советско-американской торговли. С точки зрения Уайли, таким образом можно было найти какое-то решение, не прибегая к помощи правительства, не считая «груза моральной ответственности». Джон сообщил, что в правительстве поменялись некоторые люди, и это может пойти во вред поиску вариантов финансирования торговли с СССР. «Существуют скрытые сложности, и этот новый поворот может быть неудачным». Уайли полагал, что министр финансов Моргентау будет «только рад найти удобное местечко для депозита большевиков». Кроме того, давили сроки, и не только из-за рассмотрения Конгрессом законопроекта Джонсона о невыплаченных долгах. У советского правительства были счета, которые надо было оплатить в Германии в феврале, а кроме того, были «самопровозглашенные импресарио» и американские компании, которые хотели подписать договоры с советским правительством. Так что время поджимало. Уайли полагал, что лучше всего подойдет экспортноимпортный банк, поддерживаемый правительством. С его точки зрения, «с этим не было связано никаких препятствий» [543] . Может ли сработать такой вариант?

543

Wiley to Bullitt (care of Paris embassy), 14 Dec. 1933, FDR Library, John C. Wiley Papers, box 6.

Изначально Трояновского хотели отправить в Вашингтон, чтобы он начал переговоры как можно скорее, помог заключить «джентльменское соглашение» и определить окончательную сумму долга. Правительство СССР исходило из суммы 75 млн в обмен на большой долгосрочный заем. Но не вышло. На самом деле в начале февраля появились признаки потери советских позиций в Вашингтоне, из-за чего Литвинов написал Трояновскому письмо и напомнил ему о том, что было для советского правительства приемлемым условием. Конечно, это было еще не все. Литвинов хотел понять, удалось ли Трояновскому добиться успехов в деле об организации визита американского флота в СССР и в обсуждении соглашения о продаже рельсов в целом [544] . Казалось, постепенно все начало сдвигаться с мертвой точки.

544

М. М. Литвинов — А. А. Трояновскому. 10 февраля 1934 г. // САО, 1934–1939. С. 27–28.

20 февраля сотрудник Госдепартамента Роберт Келли, давний противник СССР, вручил Трояновскому предложения США по урегулированию «джентльменского соглашения». Госдепартамент повысил требования по сумме долга, процентным ставкам и заговорил о кредитах, а не о долгосрочном займе. Было похоже, что враги просто заманили СССР выгодными условиями и теперь пытаются обмануть. Трояновский обратил внимание на эти изменения, однако Келли ответил, что Буллит одобрил предложения. А что же президент? Трояновский предложил организовать переговоры в Москве между Литвиновым и Буллитом, а не в Вашингтоне, как предполагалось изначально. Он встретился с Рузвельтом через два дня и сказал, что обсуждение долгов проходит очень тяжело и лучше организовать его в Москве. Президент ответил, «… что ему хочется держать это дело в своих руках и лично руководить переговорами в Вашингтоне», но не стал возражать против смены места [545] . Понятно, почему. Переговоры превратились в задачу, которую хочется спихнуть на кого-то другого.

545

А. А. Трояновский — в НКИД. 21 февраля 1934 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 101–102; А. А. Трояновский — И. В. Сталину, В. М. Молотову. 23 февраля 1934 г. // САО, 1934–1939. С. 37–38.

Переговоры с Буллитом

Буллит вернулся в Москву в начале марта 1934 года и, конечно, начал обход всех официальных лиц. Литвинов болел гриппом и лежал в больнице, поэтому посол отправился к генеральному секретарю НКИД Ивану Анатольевичу Дивильковскому, с которым он не успел познакомиться во время визита в Москву в декабре. У посла были для него пикантные новости. В Госдепартаменте ответственным за российскую политику назначили Р. Уолтона Мура. Теперь он будет читать все входящие и исходящие телеграммы из Москвы в Москву. Келли возглавлял Восточноевропейский отдел Госдепартамента и был всего лишь «маленьким чиновником» и «бюрократом», по словам Буллита. Его отношения с СССР будет определять американское правительство. Однако сам он настроен враждебно, и его следует осадить. Что еще интересно, Буллит полагал, что отношения СССР и Японии улучшаются. Японцев убедили, что во время первого визита Буллита в Москву удалось заключить соглашение о том, что США окажет военную помощь, если произойдет столкновение армий СССР и Японии. По пути в Москву Буллит случайно в Гааге встретил японского министра, который ранее был поверенным в Вашингтоне. По его словам, министр иностранных дел Японии заявил, что до тех пор, пока все зависит от него и его кабинета, войны с СССР не будет. И уж, конечно, решение не будут принимать вспыльчивые полковники, которые сидят на берегу Амура [546] . Буллит снова приехал к Дивильковскому через несколько дней и спросил, когда он сможет встретиться с Литвиновым, который был сильно болен. Это зависит от докторов, ответил генеральный секретарь, и добавил, что повседневными делами занимается Крестинский, и посол может встретиться с ним. Но Буллит ответил, что вопросы, которые поднимались в Вашингтоне на встрече с Рузвельтом, можно обсудить только с Литвиновым [547] .

546

Запись беседы И. А. Дивильковского с У. Буллитом. 7 марта 1934 г. // САО, 1934–1939. С. 47–49.

547

Запись беседы И. А. Дивильковского с У. Буллитом. 12 марта 1934 г. // Там же. С. 49–52.

Буллит встретился с Крестинским на следующий день и затронул примерно те же темы, что и в разговоре с Дивильковским. По словам Крестинского, они беседовали долго, но не очень содержательно. Буллит передал информацию о польско-немецких отношениях, которую он получил в Париже и Варшаве по пути в Москву. Польско-немецкий пакт о ненападении был подписан всего полтора месяца назад, и он вызывал «крайнее беспокойство французского правительства». Как, наверно, помнят читатели, в Париже обсуждалась необходимость научиться ладить с Польшей. Всего несколько недель назад в Москву приезжал Бек. Ходили слухи, что письменное соглашение включало в себя несколько пунктов: Польша не интересуется аншлюсом, обещает не заключать пактов с Чехословакией, и если Япония нападет на СССР, то Германия и Польша вступают в войну с СССР на западе. Польша может забрать себе Белоруссию, а Германия — Украину. Конечно, для НКИД были важны отношения с Польшей, и она вызывала сильное раздражение. В Варшаве

Буллит встретился с Беком и другими польскими официальными лицами. По словам Крестинского, посол полагал, что Германия и Польша не подписали соглашение и ни о чем не договорились устно, что бы ни думали в Париже, однако обмен мнениями, вероятно, состоялся [548] . Для Крестинского тут не было ничего нового, и он не стал это комментировать.

548

Запись беседы Н. Н. Крестинского с У. Буллитом. 13 марта 1934 г. // САО, 1934–1939. С. 53–57.

Литвинов шел на поправку, и на следующий день, 9 марта, Буллиту наконец удалось с ним встретиться. Это было впервые. С точки зрения Литвинова, конкретных результатов достичь не удалось. Что касается Японии, Буллит повторил все то, что уже сказал ранее. Вряд ли есть опасность того, что Япония вступит в войну. Литвинов спросил, что он думает о пакте о ненападении. Буллит ответил уклончиво, из чего нарком сделал вывод, что американское правительство не собирается проявлять инициативу. Что касается продажи рельсов СССР, Буллит сказал, что нужно подождать, пока не будет создан новый банк, как предлагал Уайли. Затем разговор зашел о «джентльменском соглашении». Буллит не был в курсе предложений, которые сделал Келли Трояновскому в Вашингтоне. Литвинов передал ему копию для ознакомления. Все это выглядело как саботаж. Нарком сформулировал основные сложности. Советское правительство не хочет заключать соглашение, которое может послужить прецедентом для других правительств и дать им возможность потребовать похожих условий. Именно поэтому нужно было сконцентрироваться на долге Керенского и исключить любые отсылки к царским долгам. Кроме того, вставал еще вопрос о сумме. Литвинов предлагал 75 млн долларов, в самом крайнем случае — 100. Госдепартамент хотел получить 150 млн. Заем, который взял Керенский, был в основном потрачен на финансирование белогвардейцев, и, по словам наркома, СССР не считал, что должен платить хотя бы один цент. В документе Келли говорилось о выплате в золоте, но Литвинов соглашался лишь на бумажные доллары, в которых советское правительство должно было выплачивать проценты. Это было уже слишком, причем нарком еще не до конца перечислил все уловки Келли. Вместо займа СССР теперь должен был получить кредит на коммерческих условиях. «На это мы согласиться не можем», — сказал Литвинов. По сути, Госдепартамент предлагал обложить налогом советский экспорт. Обеим сторонам это было невыгодно, и торговля с США становилась неконкурентоспособной [549] . Отношения между США и СССР должны превратиться в сделку, выгодную для США, или их должно мотивировать признание общих врагов и важность коллективной безопасности?

549

М. М. Литвинов — А. А. Трояновскому. 14 марта 1934 г. // САО, 1934–1939. С. 57–61.

Буллит снова поехал к Литвинову в больницу, чтобы обсудить оставшиеся вопросы. По главному пункту не было никаких подвижек. По словам наркома, Буллит сказал, что если не будет найдено решение, то после вступления в силу законопроекта Джонсона вся советско-американская торговля, основанная на кредитах, будет остановлена [550] . Буллит отправил Хэллу отчет. Он сказал Литвинову, что о займе и речи не идет. Предлагается кредит в экспортно-импортном банке, открытом в начале февраля. Либо так, либо никак. «Я выразил надежду на то, что даже при отсутствии торговли мы все равно можем остаться в дружеских отношениях. Литвинов ответил: “Мы можем поддерживать дружеские отношения с США без взаимной торговли, но я боюсь, что США не останутся в дружеских отношениях с СССР”». Если посмотреть версию Литвинова, то Буллит сказал, что можно поддерживать дружеские отношения и без торговли, но «в этой ситуации многие круги будут разочарованы». Литвинов же ответил, что дружеские отношения могут сохраняться без торговли, но предложил отделить торговлю от выплаты долгов. Буллит рекомендовал «максимально быстро принять законопроект Джонсона, а Госдепартаменту следует жестко вести себя с Трояновским и показать ему, с какой неприязнью отнесутся в США к тому, что СССР вскоре после признания откажется придерживаться политики сотрудничества между двумя странами». Минутку, но ведь Литвинов сказал совсем другое. Напротив, по его словам, когда его выпишут из больницы, он собирается поднять этот вопрос в разговоре со Сталиным.

550

Запись беседы с американским послом У. Буллитом. Выдержка из дневника М. М. Литвинова. 18 марта; 21 марта 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 95. Д. 4. Л. 83–86.

«Как показали предыдущие переговоры с Литвиновым, — пришел к выводу Буллит, — его решительность часто сменяется согласием, и мне не кажется, что данная проблема неразрешима» [551] .

Литвинов, как и обещал, выдвинул свое предложение, которое одобрило Политбюро. Он отверг вариант Келли и предложил американскому импортно-экспортному банку предоставить СССР кредит в размере 150–200 млн долларов на 20 лет под 7 % годовых. Нарком изначально предлагал то же самое: 3 % пойдет на выплату долга Керенского, который составит от 75 до 100 млн. 100 млн были важной уступкой СССР, учитывая, насколько скупым был Сталин. Литвинов и сам был непрост. Сумма кредита должна была в два раза превосходить сумму долга [552] . В то же время НКИД решил отправить Рубинина, которого читатели помнят по делу «Метро-Виккерс», в Вашингтон и проинформировать Трояновского о выработанном направлении в советской политике. Это свидетельствовало о том, что НКИД все еще искал способ двигаться вперед. Буллиту нравился Рубинин, и он полагал, что этот визит может быть полезен. Как он сказал помощнику государственного секретаря Муру, «Рубинин может нам как очень сильно помочь, так и очень сильно навредить, и я надеюсь, что вы окажете ему еще больше почестей, чем положено. Он приятный молодой человек. Прекрасно говорит по-французски и может общаться по-английски» [553] . В конечном итоге Буллит получил больше информации о целях приезда Рубинина в Вашингтон. «Меня неофициально проинформировали, но я считаю источник вполне надежным, что, по сообщению Трояновского, он не знает, что делать, не может успешно интерпретировать гарантии, которые Литвинов дал в Вашингтоне, или оспорить позицию Госдепартамента» [554] .

551

Bullitt to Hull. No. 24, strictly confidential. 21 March 1934. FDR Library, PSF, Russia, box 49.

552

М. М. Литвинов — в Политбюро. 23 марта 1934 г. // САО, 1934–1939 С. 75–76; Резолюция Политбюро, № П5/26-опр. 1 апреля 1934 г. // Москва — Вашингтон. Т. III. С. 123.

553

Bullitt to Moore. 3 April 1934. FDR Library, PSF, Russia, box 49.

554

Bullitt to Hull. No. 51, strictly confidential. 13 April 1934. FDR Library, PSF, Russia, box 49.

В это время 8 апреля Буллит снова встретился с Литвиновым. Советское встречное предложение было неприемлемым, и если СССР не примет изначальное предложение Госдепартамента (Келли), в силу вступит законопроект Джонсона. Таким образом, никто не оценил советский компромисс. Литвинов начал терять терпение. Нарком обвинил Госдепартамент в шантаже, а это был именно шантаж. Буллит предложил, например, экспортировать большую партию советской платины, чтобы смягчить позицию США. Он не был уверен, что Госдепартамент передумает, но это может подсластить пилюлю. На Литвинова предложение не произвело никакого впечатления. Законопроект Джонсона не распространялся на экспортно-импортный банк. «Но по чьему неудачному совету, — спросил Литвинов, — решено было связать руки банку?» И сам ответил на свой вопрос: