Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
В тот же день, когда Трояновский написал письмо Сталину, он также написал и Литвинову, как будто он не пытался его сместить. «Уважаемый Максим Максимович», — начал он, а затем описал, как произошло охлаждение в отношениях между СССР и США, отметив, что американцы, особенно республиканцы, все еще выступают против признания, а сам Рузвельт тоже больше не испытывает энтузиазма по данному вопросу. В признании большую роль сыграл Дальний Восток, и это по-прежнему важный вопрос, однако большая часть населения США больше думает о торговле, чем о Японии. Все это звучало так, как будто Трояновский пытался добиться права вести переговоры. Хорошие отношения с США, добавил он, невозможны, пока не будут выплачены старые долги. А затем последовали новые предложения для Госдепартамента, которые так смутили Литвинова [595] .
595
А. А. Трояновский — М. М. Литвинову. 24 июля 1934 г. // САО, 1934–1939. С. 187–189.
В это время Литвинов немного остыл. Он не ответил на телеграмму Трояновского,
Нарком также перечислил несколько советских уступок (с которыми читатели уже знакомы), на которые Вашингтон ничем не ответил. Затем Литвинов прочитал лекцию о разнице между обычными коммерческими кредитами и банковским кредитом. Госдепартамент предлагал (а Трояновский поддерживал) коммерческие кредиты на определенный период времени, возможно, автоматически возобновляемые, но не правительственную ссуду и не ссуду с правительственной гарантией. Коммерческие кредиты советские торговые организации могли получить в Европе и не платить старые долги. Литвинов снова повторил, что советское правительство не хочет создавать прецедент в США, потому что иначе другие страны могут начать тоже требовать компенсацию. Именно поэтому упор делался на долге Керенского. Литвинов подробно объяснил Трояновскому, в чем разница, как будто читал лекцию студенту-первокурснику. И конечно, он не смог удержаться и снова назвал предложение Трояновского «капитуляцией» или же, предположил он, полпред «невнимательно» прочитал инструкции [596] . Так что прошлое не осталось в прошлом.
596
М. М. Литвинов — А. А. Трояновскому. 7 июля 1934 г. // САО, 1934–1939. С. 168–172.
Трояновскому также написал Крестинский. Он в более мягком товарищеском тоне изложил основные пункты, которые упоминал Литвинов, и особенно подчеркнул советские уступки, на которые не отреагировал Госдепартамент, за исключением тех, что пересекались с его собственным предложением. Крестинский сделал вывод, что переговоры никуда не ведут. А затем он поделился интересным наблюдением: если в Японии к власти придет более «америкафобное» правительство и США захотят продемонстрировать близкие отношения с СССР, они откажутся от «неразумного упорства, и договориться будет легко» [597] . Забавно, ведь Буллит уже добился движения в обратном направлении. Учитывая уступки СССР и их отсутствие со стороны США, у Москвы были веские аргументы, в отличие от Вашингтона.
597
Н. Н. Крестинский — А. А. Трояновскому. 7 июля 1934 г. // САО, 1934–1939. С. 173–175.
Буллит приехал к Литвинову 9 июля и, когда об этом зашел разговор, сказал, что Трояновский даже не начинал переговоров с Госдепартаментом. Нарком ответил, что полпред «неверно понял» его инструкции. Литвинов позволил себе критиковать своего сотрудника в разговоре с послом, что свидетельствовало о его раздражении. Нарком упомянул длинную депешу, которую он только что закончил, и даже частично зачитал ее Буллиту. Посол отметил, что по инструкции от Трояновского требовалась непреклонность, что делало его работу невозможной. Он предупредил Литвинова, но нарком ответил, что у СССР не может рисковать отношениями с другими государствами из-за долгов и требований. Соглашение с США должно быть таким, чтобы оно не создавало прецедента для других правительств [598] . Буллит писал, что когда Литвинов беспокоился из-за того или иного изменения, он пытался его высмеять, в особенности если речь шла об американо-японских отношениях. «Я сообщил, что наши отношения с Японией стали лучше, и спросил, не улучшились [ли] отношения между Японией и СССР». Литвинов засмеялся: «Единственное улучшение заключается в том, что мы еще до сих пор не воюем» [599] . Хэлл ответил Буллиту, что ему стоит с меньшим пессимизмом относиться к будущим переговорам. Если Трояновский предлагает взять их на себя, то они «обсудят с ним всю сложившуюся ситуацию и постараются ему внушить важность как можно скорее заключить соглашение» [600] . Для Буллита же хорошие новости были плохими новостями. Уолтер Дюранти, руководитель московского бюро «Нью-Йорк Таймс» в Москве, сказал ему, что «многие американские банкиры и промышленники» дадут кредит СССР, нравится это Госдепартаменту или нет. Буллит плохо на это отреагировал: «Такая новость сделает позицию Литвинова еще более непреклонной». Забавно, что телеграммы Дюранти на эту тему блокировала советская цензура. «Литвинов сказал Дюранти, что подобные телеграммы выглядят так, как будто на них его вдохновило советское правительство» [601] .
598
Bullitt to Hull. No. 177, strictly confidential. 9 July 1934. 800.51W89-U.S.S.R./78, NA RG59, box 4609.
599
Bullitt to Hull. No. 178, strictly confidential. 9 July 1934. 800.51W89-U.S.S.R./79, NA RG59, box 4609.
600
Hull to Bullitt, not numbered. 10 July 1934. 800.51W89-U.S.S.R.79, NA RG59, box 4609.
601
Bullitt to Hull. No. 180. 11 July 1934. 800.51W89-U.S.S.R./80, NA RG59, box 4609; Bullitt to Hull. No. 191. 17 July 1934. 800.51W89-U.S.S.R./82, NA RG59, box 4609.
Буллит
В Москве Буллит затеял опасную игру, назначив Литвинова главным препятствием на пути к достижению соглашения о долгах и кредите. «Осмелюсь высказать свое мнение, — писал он Хэллу, — что до тех пор, пока Литвинов так относится к США, мы не можем рассчитывать на искренне дружелюбное сотрудничество с ним». Таким образом, Буллит выступал против отправки американского военного корабля в советский порт. Посол утверждал, что у него есть информация из советского источника, «частная информация», что Литвинов не пользуется полной поддержкой окружения Сталина. «Сталин и военное руководство уверены, что сотрудничество с США должно укрепляться, а не разрушаться, и я не считаю, что мы не сможем побороть непоколебимость Литвинова». На самом деле все члены советского правительства хотели улучшить отношения с США, однако не на любых условиях, а Литвинов ни в коем случае не был «непоколебим». Его просто раздражало то, что СССР шел на уступки, а Госдепартамент нет. Буллит напрашивался на неприятности. США не должны заходить слишком далеко «в демонстрации холодности, чтобы не вызвать неприязнь у тех лидеров советской власти, которые хотят тесно с нами сотрудничать. Я предлагаю в целом придерживаться следующей линии: мы очень хотим сотрудничать с СССР, но Литвинов равнодушен к развитию нашего сотрудничества» [602] . Нарком не относился равнодушно к улучшению отношений с США. Буллит снова предоставил Вашингтону неточную информацию.
602
Bullitt to Hull. No. 167, strictly confidential. 30 June 1934. 800.51W89-U.S.S.R./76, NA RG59, box 4609.
Литвинов все еще пытался поддерживать хорошие личные отношения с Буллитом. Он пригласил его на обед к себе на дачу в Подмосковье. Разговор зашел о плане закупок (помните, что это была идея посла) и о том, что Госдепартамент его заблокировал. По словам Литвинова, «что касается советского правительства, там пока этим вопросом никто не занимается». Буллит утверждал, что он не в курсе. «Вчера Литвинов старался, как мог, и принял меня очень сердечно, — писал Буллит. — Мне кажется, он надеется, что переговоры о компенсации долга мирно впадут в кому навсегда» [603] .
603
Bullitt to Hull. No. 173. 7 July 1934. 800.51W89-U.S.S.R./77, NA RG59, box 4609.
Буллит продолжал нападать на Литвинова. «Необычное дружелюбие, проявленное по отношению к посольству на прошлой неделе, — телеграфировал он Хэллу, — стало результатом опасений того, что из-за непоколебимости Литвинова… США надолго потеряют желание… сотрудничать в какой бы то ни было сфере с правительством СССР». Советские дипломаты были уверены, что Япония не начнет войну на Дальнем Востоке, но военные думали иначе и волновались из-за «упрямства наркома». Таким образом, сейчас был благоприятный момент, чтобы начать переговоры с Трояновским [604] .
604
Bullitt to Hull. No. 207. 21 July 1934. 800.51W89-U.S.S.R./86, NA RG59, box 4609.
26 июля Литвинов обедал с Буллитом, а затем они вместе отправились посмотреть «первый матч по поло в СССР». Посол привез оборудование для поло, чтобы научить этой игре кавалеристов Красной армии. На игре также присутствовал Ворошилов, а затем он вернулся с Буллитом в посольство США и остался там до утра. Ворошилов был компанейским человеком. «Мы долго и очень доверительно беседовали, и я выяснил, как и думал, что Литвинов неточно передает Сталину и Ворошилову содержание наших разговоров». Буллит утверждал, что Ворошилов решительно хотел улучшить отношения между США и СССР и что он «использует свое влияние на Сталина, чтобы… смягчить упрямство Литвинова» [605] .
605
Bullitt to Hull. No. 221. 27 July 1934. 800.51W89-U.S.S.R./89, NA RG59, box 4609.
Ворошилов также записал их разговор с Буллитом. По его словам, для Буллита главной проблемой в отношениях между США и СССР было недопонимание и попытка Литвинова заполучить «любыми способами» американский правительственный кредит. Также посол и слышать не хотел об участии правительства США в займах, которые СССР мог бы получить у банков и промышленников. Это было правдой. Буллит запел привычную песню про «мнение общественности», которая злится из-за отказа правительств платить военные долги и выступает против займов кому бы то ни было. «Буллит несколько раз (и почти раздраженно), — писал Ворошилов, — подчеркивал упорное нежелание Литвинова сойти с занимаемой им позиции, “без чего нельзя сдвинуть переговоры с мертвой точки”». Затем нарком добавил: