Родные дети
Шрифт:
— Надия Петровна, София, Зина, — это Танюшка!
Действительно, это была она, мы все ее сразу узнали. Очень похудевшая, в ватном старом одеяле, но наша Танюшка! Даже в рубашонке из «Малютки». Мы ее сейчас же выкупали, переодели и поместили в карантин, — кто знает, где она была и что с нею. Мелася Яремовна все свои свободные минутки ее с рук не спускала, причмокивала, подбрасывала, играя, и очень радовалась.
Позвонили Саше, Саша вечером пришла — и себе взяла ее на руки.
— Ну, ты где была?
— Ла-ла! — лепетала Танюшка.
— Ты дело говори,
— Дитя правду видит, да не скоро скажет, — подперев рукой голову, произнесла Мелася Яремовна, перефразируя известную пословицу. Но тут она была к месту. Действительно, если бы Танюшка могла нам все рассказать, что видела за это время. Но она смеялась, лепетала и болтала ножками.
— Худенькая, но вроде бы здоровая, — заметила Саша. — Но я думаю, это еще не конец истории загадочной барышни, — сказала она, укладывая Танюшку в кроватку.
И правда, до конца было далеко. Месяца через два Танюшка опять стала нашей гордостью, бегала, произносила первые слова — показывала портрет Ленина. Конечно, и я, и Мелася Яремовна понимали, что приходила не ее мать. Танюшка была очень хорошенькая — светлые волосики, черные бровки и черные глаза.
Нам было жаль ее отдавать. Но пришла очень хорошая пара, муж и жена, уже пожилые, оба работают.
Он смущенно рассматривал стены дома большими черными близорукими глазами.
Близорукие всегда выглядят несколько по-детски, искренне и непосредственно. Он мне сразу понравился, и я сама предложила Меласе Яремовне:
— Давайте отдадим им нашу загадочную барышню — у нее тоже черные глаза и брови такие... дугами. При полете фантазии, может, они будут уверены, что она похожа на отца, и им будет приятно.
Правда, стоило им увидеть веселую, умненькую нашу Танюшку, как они ни на кого больше не захотели смотреть, хотя выбирала жена, а муж лишь смотрел, но сказал спокойно: Танюшку.
— Она очень культурная, интеллигентная девочка, — солидно заметила Мелася Яремовна.
Муж и жена переглянулись. Откуда им знать, что Мелася Яремовна и о трехмесячном бутузе иногда восхищенно говорит: «какой культурный, какой интеллигент, на руках никогда не намочит!» А мы уже привыкли к ее словам.
Танюшка привела в восторг своих новых родителей тем, что показала круглой с ямочками ручкой на портрет и сказала:
— Лени...
— А это папа. Папа, — сказала женщина и посадила девочку мужу на руки.
— Папа!.. Па-па! — повторила, улыбаясь, Танюшка, и муж покраснел, как ребенок, и неловко притянул к себе Танюшку.
Мы им, конечно, ничего не рассказали о загадочных историях с Танюшкой, и Саша потом отметила, что мы правильно поступили, что именно Танюшку отдали. Этих людей она знает — очень благородные, милые люди, и, разумеется, Танюшка никогда не узнает, что она не родная.
Прошло время. Саша заходила к ним в гости и говорила, что отец млеет от нее еще сильнее, чем мать, ходит на цыпочках, когда она спит, а если она чихнет или кашлянет, сразу звонит Саше, волнуется и готов созывать целый консилиум. Мы успокоились.
И вдруг вчера утром снова является
Мелася Яремовна пришла в ярость, но не растерялась:
— Надийка, пойдите поговорите с ней, а я позвоню из соседнего дома Александре Самойловне — пусть она сама решит, куда сообщить.
Саша приехала в машине с милиционером, и они увезли женщину.
Мелася Яремовна говорит, что теперь может распутаться много ниточек...
— Но зачем, зачем она то брала, то подкидывала Танюшку? Этого я никак не могла понять!
— Во-первых, я думаю, — сказала Саша, — ребенок ей нужен, чтобы получать дополнительные карточки, пособие, а во-вторых, Танюшка служила ей ширмой. Женщина эта была у них, должно быть, связной, и ребенком этим она прикрывала свои темные делишки, которые вы теперь раскроете.
— Я уверена, что она и раньше так использовала детей, — добавила Мелася Яремовна. — А то, что она и сейчас шпионка и связная с Фогельшей, — даю свою голову на отсечение, если это не так.
ДЕПУТАТ ГОРСОВЕТА
Галина Алексеевна очень гордилась своим первым депутатским поручением. Как депутату горсовета ей поручили обследовать питание и благоустройство трех детских домов. Она внимательно выслушала инструктора, записала в блокнот все вопросы и решила три дня после репетиций посвятить этому делу.
Один из домов она знала, выступала там на праздники. Это был дом для одаренных детей. Дети учились в музыкальной, художественной, хореографической школах, а жили в этом доме.
Собственно говоря, Галина Алексеевна в душе не соглашалась с идеей создания такого дома.
— Что за питомник талантов! И зачем ребенку сызмала прививать, что он — талант! Кому это в голову пришло!
Таня ее немного успокоила:
— Ничего, мама, разве плохо, что детям созданы очень хорошие условия, ведь на этот дом выделяется больше средств.
— Разве что так! — пожала плечами Галина Алексеевна.
Дети там действительно находились в лучших условиях, чем другие. На праздники их приводили в театры, во Дворец пионеров хорошо одетыми, у них было усиленное питание, и сам дом был приукрашен.
— Ну и хорошо, — сказала Таня, побывав однажды с матерью и Андрейкой на традиционной елке. — Ведь все они — сироты. Это неплохо, что они так живут! Даже если всего несколько талантов отсюда выйдет — и то хорошо.
— Но понимаешь, Танечка, — волновалась Галина Алексеевна, — дело не только в праздниках и в расшитых платьицах. В подобном доме необходим совсем особый дух и тон: воспитатели должны понимать искусство, любить искусство, и дети должны расти в атмосфере такой любви. Пока, правда, у меня нет оснований утверждать обратное — я видела детей только на олимпиадах да на елке. Вот теперь пойду и посмотрю.