Родные дети
Шрифт:
Дети встретили актрису шумно и радостно. Да, они веселые, здоровые, кормили их хорошо, одевали — в каждой семье бы так одевали, — подумала Галина Алексеевна. Но опасения ее подтвердились.
Директор заботливо следил, чтобы дети хорошо выглядели, чтобы на праздники приезжали почетные гости, чтобы на олимпиадах занимали первые места — но этим его заботы и ограничивались.
«Ну что же, — подумала Галина Алексеевна, любившая везде найти прежде всего что-то положительное, — он беспокоится об этом, как директор, вполне нормально. Сам он, конечно, ничего общего с искусством не имеет, но создает необходимые условия для детей».
К великому сожалению, оказалось, что и среди воспитателей не нашлось людей, увлеченных музыкой, или театром, или живописью.
Неприятно поразило и то, что за время существования дома сменилось три директора, два завпеда, бесконечно менялись воспитатели. «Может, я ничего не понимаю, — думала Галина Алексеевна, — но разве можно так воспитывать детей, они хотя и находятся в привилегированном, по сравнению с другими, положении, а настоящего дома у них нет».
Ее поразило, с какой холодностью завпед говорил о старших: это переростки, мы хлопочем, чтобы их забрали от нас.
— Но ведь они же еще учатся в школе, надо дать им возможность закончить, приобрести специальность.
— Но ведь им уже по шестнадцать и семнадцать лет — нельзя их держать в одном коллективе.
Почему нельзя, Галина Алексеевна не понимала. «Ведь в семье растут и старшие, и маленькие дети вместе», — думала она.
«Директор ответственен только за внешний вид перед министерством, перед гостями, — констатировала она с сожалением, — и никакой ответственности перед конкретным ребенком. Для него важно, чтобы хорошенькая Жанночка, Леся, Нина добились успехов на олимпиадах, а что будет с ними дальше — даже не задумывается. Конечно, кормят и одевают хорошо. А как обставлен дом? Здесь может, нет, даже должно быть иначе — не таким случайным, безвкусно подобранным. Если уж это «питомник талантов», так все должно помогать этому. Неужели художники отказались бы оформить дом, неужели нельзя развесить хорошие картины — копии лучших работ мастеров, гравюры, портреты выдающихся деятелей искусства?»
И, сдав отчет в орготдел горсовета, Галина Алексеевна решила позвонить министру просвещения — поговорить относительно этого дома.
— Ведь я с ним знакома, — сказала она Тане. — Он видел меня в «Снежной королеве», когда я играла Герду.
— А главное — ты депутат горсовета! — засмеялась Таня.
Второй дом был для глухонемых детей. Это был совсем-совсем другой дом. В нем не было ковров, расшитых платьиц и другого показного шика. Директор, невысокий, лысый, уже пожилой мужчина, в зеленой гимнастерке, на которой еще виднелись следы от погон, очень обрадовался, что горсовет заинтересовался его домом, провел Галину Алексеевну в маленький кабинетик и, не дожидаясь вопросов, взволнованно начал:
— Я вам все-все расскажу, и помогите нам. Мы приняли этот дом совершенно разрушенным, я только возвратился с фронта — и меня сразу послали сюда директором. Нужен был ремонт, нужно было все с самого начала наладить. И вы же понимаете, наши дети требуют большего внимания, чем здоровые, к ним необходим особый подход. Но это же дети, и если мне их доверили, как я могу допустить, чтобы им жилось хуже других? Если у меня нет по расходам статьи для лужения котлов, что же — кормить их из нелуженых? Я и покупаю новые котлы, потому что я отвечаю за их здоровье. Или, например, вы же своему ребенку даете летом и ягоды, и фрукты, и киселик там сварите, и компотик из свежей черешни и клубники, а если нам с базы выдают одну крупу, лапшу да иногда сухофрукты — так что же, я своим детям не могу купить свежих фруктов? Они же дети, им тоже чего-то вкусного хочется. Или еще: мы заимели таких шефов, колхозников, они любят наших детей и прислали безо всяких там карточек и белой муки, и кабанчика. Мы на праздник детям пироги дома испекли. А разве вы своим не печете? У меня все учтено, и за каждый грамм я могу отчет дать, но разве моя вина, что иногда сидят чиновники, и думают только про статьи расходов, счета и балансы. А что это живые детки, к тому же
Завпед, скромная, маленькая, старая уже женщина, сразу хотела повести Галину Алексеевну в классы.
— Посидите у нас на уроках, посмотрите, как прекрасно учатся дети. Они так обрадуются вашему приезду; помогите нам, чтобы из пединститута с факультета дефектологии прислали комсомольцев для пионерской работы — тут ведь нужен не просто комсомолец, а специалист-логопед, чтобы и ему было интересно. Еще нам очень нужны материалы для художественных кружков. Пойдемте, посмотрите, как наши дети чудесно рисуют и лепят. Вот бы их познакомить с настоящими художниками!
— Подождите, — остановил ее директор, — я просил бы товарища сначала посмотреть наши записи, дом и мастерские для детей. Дети ведь должны овладеть ремеслом, да вот материалы для мастерских, станки просишь, просишь — и никак не допросишься. А как я их в жизнь выпущу без специальности? Мне же поручили партия, Советская власть из них полноценных людей сделать!
Хотя Галина Алексеевна пришла неожиданно — все хозяйство оказалось в порядке: и кладовые, и кухня. Везде поводил ее директор. И везде чисто, но бедненько, и видно, что здесь своими руками стремятся создать уют.
— Все это работы наших рукодельниц, — указал директор на вышитые марлевые занавесочки, полотняные салфеточки, покрывала. — У нас чудесные дети, — добавил он, — сами убедитесь. А эти полочки наши столяры сами в мастерской сделали.
Дети были на уроках, но во время перерыва выбежали в зал. Галине Александровне сразу бросилось в глаза, что все они веселые, очень подвижные, живые, и хотя одеты очень скромно, но чистенько и аккуратно и совсем не выглядят ни угнетенными, ни жалкими.
У директора при их виде глаза сразу потеплели и прояснились. Дети подбежали к нему и начали с ним разговор на пальцах.
Но завпед вдруг сделала строгое лицо и сказала директору:
— Ну, что же вы нарушаете мои требования? Дети должны учиться объясняться словами и понимать вас по артикуляции губ. Вы еще услышите, Галина Алексеевна, как они отвечают на уроках, как понимают все без пальцев.
— Но я должен был объяснить им побыстрее, кто к ним в гости приехал, — оправдывался с виноватой улыбкой директор. — А сам я довольно быстро научился разговаривать пальцами. Я же не специалист, — добавил он. — Но партия меня послала на эту работу — как же я могу допустить, чтобы моим детям жилось хуже, чем другим? Вы уж помогите нам, Галина Алексеевна. На днях как раз у нас бой будет и за смету, и за наши требования, — скажите свое слово, и пусть меня ругают, пусть выговоры пишут за нарушение статей, я не поступлюсь интересами детей.
— В таком деле душа важнее всего, — рассказывала дома Тане Галина Алексеевна, — и настоящая любовь к детям. Там, у «одаренных», директор думает лишь о том, чтобы его похвалили, все о внешней стороне заботится, и талантливые, способные дети получают совсем не то, что им надо. Я даже не уверена, что их способности там разовьются. А здесь столько ответственности за то, чтобы детям хорошо было, чтобы из них вышли полноценные члены общества. Нет, я обязательно обо всем напишу в докладной записке и пойду на заседание исполкома, чтобы поддержать его требования. Вот будто и мелочь — котлы, ягоды, материалы для мастерских, а в этом проявляется и человек, и работа. Все-таки правильно, что посылают нас проверять, контролировать — может, и удастся помочь... Хорошо, что весь народ заботится! Сейчас же сяду и обо всем, обо всем напишу.