Роман роялиста времен революции :

Коста-Де-Борегар Шарль-Альбер

Съ тхъ поръ окружающіе Анри стали страшиться для него участи несчастнаго Валя. Онъ тоже со времени своего возвращенія изъ Вильгельмсбада бывалъ часто задумчивъ и печаленъ безъ всякой видимой причины. Его разговоры съ Бретель, съ Гилье, вызывали не мало толковъ. Быть-можетъ, эхо ихъ донеслось и до Германіи — почемъ знать? Это "быть можетъ" тяготло надъ его женою. Ее не покидала мысль о несчастіи, пережитомъ ея пріятельницею. Она не знала, къ кому обратиться, кто бы разсялъ ея опасенія. Анри назвалъ бы это ребячествомъ, она какъ-то разъ попробовала было заговорить о томъ, что ее тревожило, m-me де-Роганъ сдлала видъ, что не слышитъ.

Жизнь

отлетала отъ нея понемножку. Ея нжность стала для нея пыткою, и съ тхъ поръ молодая женщина была мрачна какъ само предчувствіе.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Отецъ пустыни и дочь Франціи. — Поведеніе герцогини де-Роганъ и ея друзей посл оправданія кардинала. Повсюду добродтель. — Свобода и дворяне того времени. — Графъ де-Хага. — Герцогиня де-Бурбонъ и St.-Martin. — Стишки на де-Буфлерсъ. — Предсказаніе Фридриха Великаго Лафайетту. — Аббатъ Бебе. — Виконтъ де-Вирье. — Графъ де-Дижонъ. — Графиня де-Вирье въ изображеніи m-me Лебренъ. — Портретъ Анри де-Вирье.

I.

Пронесшійся шквалъ унесъ съ собою въ страшномъ безпорядк и трагическія, а также и свтлыя, праздничныя воспоминанія. Кое-какіе запоздалые стишки еще носились надъ событіемъ, которое наканун еще всхъ увлекало. Кардинала, сосланнаго въ Chaise-Dieu, пвецъ превратилъ въ "отца пустыни", m-me де-ла-Моттъ — въ дочь Франціи изъ-за лиліи, которою ее отмтили [11] . Этимъ все и ограничилось.

Двери салона m-me де-Роганъ, закрытыя со смерти де-Валь, можетъ быть, помимо ея желанія, раскрылись вновь. Оправданіе кардинала служило поводомъ для посщеній стараго отеля въ силу духа моды. Принцы и принцессы изъ дома Конде [12] , изъ дома Субизъ, Гемене, прибывали въ улицу Вареннъ, а съ ними все, что было связано съ ними узами дружбы или крови.

11

Кто могъ бы усомниться,

Что ла-Моттъ изъ рода Валуа,

По приговору ока носитъ

Гербъ рода своего.

12

Принцъ Конде женился на Шарлотт де-Роганъ, отъ которой родился герцогъ Бурбонскій въ 1756 г.

Если они вчера и стояли въ длинныхъ траурныхъ одяніяхъ въ рядахъ просителей передъ членами парламента, сегодня они мстили за это, празднуя оправдательный вердиктъ въ безумномъ весель, къ которому пріемная мать Анри готова была присоединиться.

Уже давно герцогиня де-Роганъ отказалась оверсалиться, по выраженію маркиза де-Мирабо; теперь она обвиняла королеву въ паденіи монархіи. Королева вводила такіе странные порядки въ Версали! Такого же мннія были и пmesdames", которыя, несмотря на свое вліяніе и милости, какими он пользовались, во всемъ винили Марію-Антуанетту съ самаго восшествія ея на престомъ. Т самые люди, которые такъ долго нападали на фаворитовъ, накинулись съ чувствомъ такого же оскорбленнаго цломудрія на легкомысленные поступки королевы.

Увы! То было время, когда скандальность облачалась въ добродетелъ. Все было нравственно въ этихъ салонахъ, гд смялись смхомъ Вольтера, гд проповдывалась мораль Руссо. Подобно наядамъ, которыхъ миологія селила въ ндра глубокихъ водъ, подобно нимфамъ лсовъ и полей, добродтель,

въ конц того столтія, была душою изысканнаго слога, проклятій, утопій, увлекала людей, которые, казалось, были бы мене всего склонны увлекаться этою новою религіею.

Какъ предшественница ея, миологія, она увлекала тмъ, что олицетворяла вс человческія страсти въ образ божества. Каждый могъ такимъ образомъ поклоняться своимъ излюбленнымъ чувствамъ. Совершенно также для Анри, его мечты все боле и боле воплощались въ эти великія слова человчества и филантропіи, обоготворенныя обществомъ атеистовъ.

Эти великія слова заслоняли собою т ужасные призраки Вильгельмсбада, — не то, чтобы масоны казались ему теперь мене преступными въ своихъ замыслахъ, но они представлялисъ ему мене опасными съ тхъ поръ, какъ къ нимъ присоединилосъ столько честныхъ людей.

Нечего и говорить, что общество тогда значительно измнилось. Не утрачивая своего легкомыслія и прелести, направленіе общества приняло другой оборотъ.

Философія стала шутливою и остроумною, геометрія походила на мадригалъ, политика облачилась въ гуманность, и все это было проникнуто строгими правилами и давними традиціями.

Вмст съ m-me де-Роганъ, Анри явился теперь противникомъ "хитростей" Двора, вмст съ нею онъ отршился отъ прошлаго, чтобъ увлекаться будущимъ, которое являлось такимъ радостнымъ въ изложеніи политической экономіи.

Это все были точки соприкосновенія Вирье съ его благодтельницею. Ихъ сердечная близость превратилась въ духовную, пытливымъ умомъ изучали они все, что вносилось новаго изъ безчисленныхъ томовъ "Энциклопедіи" въ нравы и французскій языкъ.

Химія, чтобы не сказать — алхимія, проникла въ отель де-Роганъ и находилась подъ покровительствомъ де-Вирье.

Въ то время, какъ въ салон занимались добываніемъ бриліантовъ, въ саду занимались аэронавтикою, — философія пользовалась верховной властью среди гостей герцогини. Одни, по словамъ m-elle де-Вирье, были за д'Аламбера, другіе за Руссо; у Фенелона, Малебранша, Бондильяка и даже Конфуція тутъ были адепты. На столахъ въ безпорядк валялись правила святыхъ вмст съ трактатами китайской морали, "и не рдко бывало, — прибавляетъ m-elle де-Вирье, — что мудрость крайняго Востока становилась выше нашей"…

По странному совпаденію эта древняя мудрость входила снова въ моду въ то самое время, когда въ Европу проникли либеральныя теоріи Новаго Свта, и при появленіи молодой свободы, обворожительной, страстной, подъ руку со старикомъ Франклиномъ, раскрывались вс двери, смолкали вс лозунги съ тою беззаботною французскою любезностью, которая передъ женщиною способна забыть свои самые дорогіе предразсудки.

Самъ король, первый, былъ примромъ, за нимъ всякій стремился поухаживать за прекрасною чужестранною,

Король и подданные, точно тотъ человкъ, который, какъ говоритъ Сепоръ, "сочинялъ псенку о счасть быть обманутымъ женою…", старались прибавить къ ней лишній куплетъ. Франція, такъ долго бывшая прелестною страною маленькихъ скандаловъ, подготовлялась къ превращенію въ отвратительную страну крупныхъ событій…

II.

Эта переходная пора интересовала всю Европу. Одни изъ государей, какъ императрица Россійская, маркграфъ Байрейтскій, король Прусскій, оповщались о томъ, что длалось въ Париж, Іосифъ же II и король шведскій прибыли туда сами. M-lle де-Вирье разсказываетъ, что графъ де-Хага былъ однимъ изъ самыхъ ревностныхъ сторонниковъ равенства въ числ гостей герцогини де-Роганъ.