Рождённая на стыке веков

Баширова Шаира

– Даша… я спросить хотела… откуда ты их знаешь? – шёпотом спросила я, не поднимая головы от работы. Разговаривать во время работы запрещалось. У стены стояли надзирательницы, меняясь через несколько часов.

– Оттуда, откуда и ты. Они такое со мной творили, называя и шлюхой, и стервой. Хорошо пронесло, не забеременела, – так же шёпотом, ответила Даша.

При этих её словах, меня словно кипятком облили. Несмотря на жуткий холод, я покрылась потом. А вдруг меня не принесёт,

что тогда? Лучше смерть, чем рожать от этих нелюдей.

– Знаешь… когда первым на мне брыкался этот изверг, Савелий, я чуть не расхохоталась. Перед глазами стояла его бородавка на переносице, покрытая волосиками и гусиная шея. И этот запах изо рта, ещё немного, я бы на него и вырвала, да нечем было. А Гоша, это ещё тот садист. Силён, бык, всё ничего бы, да изощрённые действия, больно было очень, чуть нутро моё не порвал… гад, – спокойным голосом говорила Даша.

А я вдруг всё вспомнила… и бородавку с волосами, и шею, покрытую, словно кожа гуся и этот запах… ужасный и вонючий, вызывающий отвращение и тошноту. Вспомнила действия Гоши, который всё время скалил зубы, получая удовольствие, аж кричал, правда матом. Уж на что Турсун бай был жестоким и своенравным, но с ним я чувствовала себя женщиной, хотя и была ещё совсем девчонкой.

Шли дни, я стала привыкать к новым правилам и тяжёлой работе, от которой перестаёшь чувствовать спину и пальцы. Но через месяц, я поняла, что беременна. Ночью, когда я плакала от отчаянья, проснулась Даша. Сев на лежаке, она посмотрела наверх. Не увидев меня, позвала. Нагнувшись, я посмотрела на неё.

– Спустись-ка, – попросила она.

Спустившись, я села рядом с ней, утирая руками лицо от слёз.

– И что опять случилось? Чего ночью плачешь? Дай угадаю… ты беременна? – вдруг став серьёзной, спросила Даша.

Я аж плакать перестала.

– Но… как ты узнала? – с удивлением спросила я.

– А чего тут узнавать. Месяц, как мы здесь, а вчера тебя стошнило после ужина… ну что? Месячных нет? – спросила Даша.

Опустив голову, я лишь кивнула.

– Понятно. Ребёнок, это конечно счастье, но не в таких условиях. Да и не оставят его тебе, откормишь год грудью и всё, отправят в детский дом. Потом ищи – свищи. Что делать будешь? – даже не вспомнив, от кого будет этот ребёнок, спросила Даша.

– Как что? Я не хочу этого ребёнка. Ты хоть понимаешь, кто его отец? Хотя и я не знаю, который из них, – пробормотала я растерянно.

– Можно и догадаться. Это ребёнок Гоши, Савелий стар, чтобы иметь детей, его семя давно высохло. Из последних сил барахтается на бабе, – говорила Даша.

А я, широко открыв глаза, с изумлением смотрела на неё.

– Да какая разница, кто отец?

Как ты так можешь? И тот и другой нелюди, зачем мне иметь от зверя дитя? – повышая голос от негодования, возразила я.

– Тише, не шуми. Услышат. В том, что они звери, ребёнок не виноват. Ты его родишь, а не они. Подумай. Когда-нибудь ты выйдешь отсюда, одна на белом свете. А так, может найдёшь малыша, когда выйдешь отсюда. Вырастет, опорой тебе будет, – спокойным голосом говорила Даша, будто мы и не находились в таком ужасном месте.

– Убивать в утробе дитя – это грех, Аллах не простит меня. Но как подумаю… мне страшно, Даша! – уронив ей на грудь голову, сказала я, опять заплакав.

– Шшш… успокойся. Если веришь в своего Аллаха и боишься его гнева, рожай. Да и аборт здесь опасно делать, осложнения могут быть. Думаешь, здесь квалифицированные врачи есть? Вроде бабки повитухи, два урока медицинских курсов и всё. Умереть можешь, тебе это надо? – поглаживая меня по голове, тихо, убаюкивающе, говорила Даша.

Я не знала, что делать. Но уже ненавидела внутри себя этого ребёнка, представляя лицо Гоши и боясь, что ребёнок может перенять его жестокость и не дай Аллах, его черты.

– Утро вечера мудренее, давай спать ложиться, утром вставать рано, – выпуская меня из объятий, сказала Даша.

Я нехотя поднялась и полезла наверх. К удивлению, уснула тут же. Утром вспомнила, что я беременна, сердце отчаянно сжалось. Тяжело вздохнув, я спустилась на пол и стала одеваться. Весь день была, словно на иголках. После прогорклой каши, меня стошнило, надзирательница брезгливо посмотрела на меня, когда я вернулась в столовую.

– Что? Дома только колбасу ела, что от каши рвёшь? – громко спросила она.

Я молча села на место, но нас тут же подняли и погнали на работу. Тошнота не проходила, в обед всё повторилось и после ужина тоже. Ко мне подошла надзирательница.

– Ты чего это всё от еды нос воротишь, а? Ты случайно не обрюхатилась? А? Отвечай! – крикнула она при всех.

Я готова была сквозь землю провалиться, не зная, что ответить.

– Гражданка начальница? У неё несварение желудка, пройдёт, – быстро подойдя к нам, сказала Даша.

– А тебя кто спрашивает? Защитница нашлась, тоже мне. Быстро, пошли отседа! – фыркнула надзирательница.

Мы с Дашей быстро ушли.

– Так ведь я этого долго скрывать не смогу. Скоро живот расти будет. Тогда что? – спросила я Дашу.

– До родов ещё далеко, придумаем что-нибудь, – обнадёжила меня Даша.

По моим расчётам, если я всё-таки оставлю ребёнка, он должен будет родиться летом, в июле месяце, об этом я и сказала Даше.