Рождённая на стыке веков

Баширова Шаира

Абдулла посмотрел на меня умными глазами, потом вдруг обнял меня за шею. Я застыла от удивления.

– Мама… – произнёс он.

Я впервые услышала от него, как он назвал меня мамой.

– Абдулла! Сыночек мой родненький! Да, малыш, я твоя мама. Я так тебя люблю, сыночек. Мы всегда будем вместе, – целуя всё лицо сына, взволнованно говорила я, когда на лестнице, снизу, послышались голоса.

– Значит освободили тебя, Мальцева? Подчистую, значит. Это хорошо, конечно, но завтра зайди в участок, к участковому, пусть он отметит твоё прибытие.

Может и выше придётся подняться, сама понимаешь, правила такие. А квартиру твою держали за тобой, да. А как же? Ты хозяйка, – говорил мужской голос.

– Я завтра схожу, Салим акя, вот сегодня немного отдохну и схожу, – ответила Даша.

На лестничной площадке появился сначала мужчина узбек, преклонных лет, в белом пиджаке и таких же летних брюках, седоволосый с лицом в шрамах, как бывает после оспы. Следом, молодой парень с топором в руках.

– А это ещё кто? Ты, Мальцева, не сказала мне, что приехала не одна, – внимательно разглядывая меня, сказал Салим акя.

– А должна была? Это подруга моя, будет жить со мной, – ответила Даша.

– Не положено без прописки. Ты же и сама это знаешь, – строго сказал Салим акя.

– На это время нужно, Салим акя. А сейчас, ей с ребёнком некуда идти. Завтра и займёмся всеми делами. Откройте уже дверь.

– Ладно, только два дня Вам даю на всё, потом просто выселю. Гена, давай, – кивнув на дверь квартиры, сказал Салим акя.

Парень ловко, поддев топором доски, убрал их и выдернул гвозди. Салим акя вынул из кармана связку ключей, долго перебирал их пальцами, потом один из них сунул в замочную скважину. Повернув ключ два раза, он открыл дверь.

– Вот, входи, Мальцева. Будь, как дома, – сказал Салим акя на русском языке, с акцентом.

– Так я и дома, Салим акя. Забыли? Халида? Чего встала? Заходите, дорогая, – войдя в маленькую прихожую квартиры, ответила Даша.

Салим акя, ничего не ответив, лишь махнул рукой и спустившись по ступеням, вместе со слесарем Геной, ушёл.

Когда я, с сыном на руках, зашла в квартиру, Даша включила свет в прихожей и закрыла входную дверь. Только запах был затхлый и душный. Оно конечно, семь лет квартира была закрыта, везде была паутина и пыль. Когда Дашу забирали, она и посуду не успела домыть, только что кран и закрыла.

Даша медленно вошла в комнату, открыла окно, выходящее во внутренний двор, потом прошла на кухню и машинально стала мыть посуду, но она настолько стала липкой от пыли, грязи и времени, что сразу отмыть её не получилось. Я опустила сына на пол и подошла к ней, обняв за плечи.

– Дашенька? Мы хотели в столовую сходить, Абдулла голоден, – тихо сказала я.

Она обернулась и посмотрела на меня так, словно видела впервые.

– Семь лет жизни нет. Понимаешь? Вычеркнуты они, словно их и не было. А за что? За это время, я могла выйти замуж и у меня могли бы быть дети. За что… за что… – с грустью произнесла Даша и присев, заплакала, закрыв лицо руками.

Абдулла, испугавшись, обнял мою ногу и прижался ко мне. Я быстро подняла его на руки.

– Даша! Ну что уж теперь? Абдулла испугался. Вставай, пусть тут всё проветрится, а мы в столовую сходим. Вставай, – поглаживая подругу по плечу, успокаивающе говорила я.

–

Прости, дорогая. Абдулла? Испугался? Ты мой хороший, иди к тёте Даше, я не буду больше плакать, – поднявшись и протянув руки к ребёнку, сказала Даша.

Но Абдулла отвернулся от неё и прижался ко мне.

– Ладно, пошли, – сказала Даша и пошла к выходу.

Столовая, как и говорила Даша, находилась недалеко, мы перешли через дорогу и пошли вдоль неё. Пройдя немного, я увидела вывеску "Общественная столовая", под ложечкой засосало от голода и во рту образовалась слюна.

– Как же есть хочется, – произнесла я.

– Заходи. И народу немного. Посади Абдуллу за стол, возьми поднос и пошли к стойке, – сказала Даша.

– Абдулла с нами постоит. Не хочу его одного оставлять, – сказала я и взяв сына за руку, прошла вместе с ним к стойке, где на столе стояли подносы, а в металлическом отделе ложки и вилки. В общем, мы взяли капустный суп, с морковью и картошкой и макароны, пожаренные с луком и тушёнкой.

– Хлеба нет. С вас сорок две копейки, – коротко сказала женщина за стойкой, подавая нам макароны.

– Компот дайте, пожалуйста… три стакана, – сказала Даша.

Еда нам показалась очень вкусной, почти домашней. С удовольствием поев, мы выпили компот. Вставать не хотелось, Абдулла допивал свой компот, потешно затягивая жидкость в рот. Немного посидев, мы наконец поднялись. Прогулявшись по улице, мы пошли домой. Меня так и подмывало пойти к дому Мирзы, но решила, что сегодня это делать неуместно. Весь вечер, мы с Дашей убирали комнату и кухню. Посуду удалось вычистить песком, что был в стакане и мылом, которое высохло за эти семь лет. Туалет, совмещённый с ванной, на удивление оказался чистым, дверь была закрыта, я просто вымыла унитаз и ванну, затем, вытерла пол. Стены были побелены, мыть их не пришлось, прошлась по стенам веником. Вымыв полы, мы устало сели на железную кровать, постель с которой мы вынесли во двор и тщательно вытряхнули. Абдулла уже спал в кресле, свернувшись калачиком и прижав к себе коленки.

– Более-менее чисто стало. Окна завтра вымоем и занавески постираем. Надо мыла кусок купить, – сказала Даша.

– Спать хочется, устала я, – сказала я, закрывая глаза.

– Для Абдуллы, мы соединим два кресла к друг другу, сами на кровати ляжем. Она широкая, поместимся, – сказала Даша.

– Мы тебя точно не стесним? – спросила я.

– Я этого не слышала, а ты мне ничего не говорила. Нам надо работу найти. В школу меня уже не примут, враг народа учительствовать не может. Может на швейную фабрику сходим? – спросила Даша.

Я пожала плечами.

– Всё равно. Можно и на фабрику… если примут, – неуверенно ответила я.

– У меня несколько платьев есть, утром посмотришь, тебе должно подойти. И я так похудела, просто срам. Кожа и кости, – попыталась засмеяться Даша.

Я поднялась и подхватив кресло, пододвинула его ко второму креслу.

– Подними ребёнка, я постелю на кресла одеяло, мягче будет, – сказала Даша.

Она подошла к сундуку, на котором были сложены одеяла, курпачи и подушки. Постелив одеяло, она застелила его сверху простынею, сложив её вдвое и положила подушку.