Рождённая на стыке веков
Шрифт:
– Можешь положить его. Укрывать не нужно, жарко очень, – сказала Даша, снимая серое лагерное платье. Открыв шкаф, она выдвинула ящик, достала две ночные рубашки и одну протянула мне.
– Иди купаться, я после тебя, – сказала Даша.
Я с удовольствием встала под струю тёплой воды, искупавшись кусочком хозяйственного мыла, я вытерлась, замотав голову полотенцем и надела рубашку.
– Какая благодать, – сказала я.
–
Без неё я ложиться не стала, может она захочет с краю лечь, хотя мне нужно будет ночью вставать, проведать сына или в туалет его отвести. Даша вышла через полчаса, с полотенцем на голове.
– Наверное, таким и бывает рай, – засмеялась она.
– Ты у стенки ляжешь или с краю? – спросила я.
– Мне всё равно. Тебе с краю удобнее будет, вдруг ночью Абдулла проснётся, – ответила она.
Наконец, мы легли, но сразу уснуть не получалось. Мысли кружились в голове.
– Начинается новая жизнь, подруга. Несколько месяцев поработаем и ты пойдёшь учиться. Может и я пойду… хоть курсы закончить надо, – засыпая, говорила Даша.
Впервые за много лет, мы спали глубоким, спокойным сном, хотя совсем не знали, что ждёт нас завтра.
Утром, проснувшись, мы оделись и вышли из дома. Съестного в доме ничего не было, поэтому, мы опять пошли в столовую. Взяв рисовую кашу, сваренную сначала на воде, потом, видимо, добавили немного молока и соли, мы сели за стол и поели.
– Сначала к участковому зайдём, отметиться нужно о прибытии, потом подумаем, куда на работу устраиваться будем. Хотя… ночью я много думала… в школу вернусь, зайду к директору. Может примет меня назад. Пусть уборщицей, я согласна. Не мыслю себя без школы. Коллектив был у нас хороший…как они там… – казалось, Даша разговаривала сама с собой.
Мы поднялись из-за стола и вышли на улицу. Участковый, вернее, его кабинет, находился в соседнем доме, туда мы и пошли. Паспорта были при нас и документы об освобождении тоже.
– Я вот думаю, если работать буду, как же Абдулла? С кем я его оставлю? – спросила я.
– Что-нибудь придумаем. Выход всегда можно найти, – ответила Даша, постучавшись в обшарпанную, деревянную дверь маленького кабинета.
Услышав:
– Войдите! – мы вошли.
За столом сидел совсем молоденькой парень, лет двадцати семи, с тёмными волосами, зачёсанными на бок, с серьёзным лицом и внимательным взглядом карих глаз, смотревших на нас.
– Вы ко мне? Что у вас? – спросил он.
Даша вытащила из сумки свой и мой паспорт, документы об освобождении, которые она сложила в сумку и положила на стол перед участковым. Парень
– Садитесь, пожалуйста. Значит, вы из одного лагеря и освободились тринадцатого числа? – спросил парень.
– Там же всё написано, – ответила Даша.
– Да, только прописка Рахматовой в соседнем районе, никак не в моём. Что делать дальше собираетесь, Мальцева? – спросил парень.
– Подругу у себя прописывать буду, на работу, в школу вернусь. Дальше жить собираюсь, – сухо отвечала Даша.
– А зачем прописывать? У неё своя квартира, не в другом городе, даже не в области, а тут, в городе, – сказал парень.
– Товарищ лейтенант, вы отметьте наше прибытие, пожалуйста, а дальше мы сами, – сказала Даша, теряя терпение.
– Гражданка Мальцева! Вы не указывайте, что мне следует делать, я прекрасно и сам знаю свои обязанности. И не забывайте, откуда Вы прибыли, – повышая голос, сказал участковый.
– Простите… гражданин лейтенант. Возможно ли забыть такое? Семь лет – это не семь дней. Но нам на работу устраиваться нужно, есть каждый день нужно, вот и ребёнку тоже, – показывая на меня и Абдуллу, который сидел у меня на коленях и испуганно смотрел на нас, сказала Даша.
– Я могу отметить только Вас, Мальцева и затем Вы должны будете зайти в горком. Там, в спецотделе, занимаются теми, кто вернулся из лагеря. А Ваша подруга должна пойти к участковому своего района, – сказал лейтенант, записывая в журнал фамилию Даши.
– Даша? Гражданин лейтенант прав. Встретимся вечером. Я пойду, – встав со стула и взяв за руку Абдуллу, сказала я.
Лейтенант протянул мне мой паспорт и документ. Взяв его, я вышла из кабинета и пошла в сторону дома Мерзы.
Сердце предательски громче забилось, когда я приближалась к длинному, одноэтажному дому из жжёного кирпича. Вдруг дверь дома открылась и на пороге я увидела до боли знакомое лицо. Я затаила дыхание, когда за спиной Хадичи я увидела мужчину, лицо которого было трудно разобрать, так как фуражка была низко надвинута. Я могла бы подумать, что мужчина сам по себе, просто выходит следом за Хадичой. Но когда они вышли, он обнял её за плечи и поцеловал в висок.
Я стояла и с изумлением смотрела на Хадичу, женщину, которая приехала с нами из кишлака, была забитая, напуганная, неопрятная… Сейчас же, передо мной стояла совершенно другая женщина. Я бы её и не узнала, но лицо… взгляд, хотя и стал увереннее, глаза были те же, может чуть веселее. Красивая причёска, вместо старого платка, завязанного неопрятно криво, модное по тем временам, цветное платье, с рукавами фонариком, с пышной юбкой и отрезной талией, на ногах босоножки.... я была так поражена, что не заметила, как Абдулла зовёт меня и тянет за подол платья.