Рубин Good
Шрифт:
Приняв пояснения Рубина за аксиому, сделали простой, но важный вывод: что жить надобно по возможности харизматично и нетребовательно. Таким образом, совесть решили оставить в покое, как и ограбление мирных путников. Вместо криминальных дел принялись собирать подходящие дубовые ветви, коряги и сучья. Большую часть отложили на дрова, а те, что выглядели получше использовали для изготовления дубинок, копий, луков и, разумеется, стрел.
Ближе к полудню, общими усилиями удалось смастерить ни много, ни мало, но около полутора десятка увесистых дубинок. Еще через полчаса появился пяток совершенно отпадных копий и один крайне внушительный лук.
Что касается лука, то
– Серьезное имя, - мелко крестясь, обронил Дафни из Нидерландов.
– С таким грозным именем один коренастый гунн, умудрился совершить немало сомнительных завоеваний.
Дальнобойный Аттила внушал подлинный ужас. К нему прилагалась дюжина сногсшибательных стрел, над которыми поработали особенно тщательно. Они в точности походили на отпадные копья, только были чуть короче. Таким стрелам позавидовал бы кто угодно, начиная с эльфийских стрелков и кончая самим Зевсом, метателем огненных молний. Выглядели стрелы столь же чудовищно, как и сам лук. Они казались узловатыми костылями пещерного гнома, потерявшего конечности в битве за горное злато. В комплекте с Дальнобойным Аттилой они вызывали священный трепет. Подобными предметами орудовать было небезопасно, однако иного оружия под руками не имелось.
Тетиву для лука сладили из старой задубевшей кожи, капитально растерзав ради подобного дела чью-то последнюю куртку, а заодно и рубаху.
– Рубаху-то зачем изорвали, а, суки подколодные?!
– недовольным тоном заявил по сему поводу хозяин отобранных вещей, безнадежно ковыряясь в остатках изуродованной одежки.
– Угомонись, брат!..
– уверенно ответил ему народ.
– Лучше пораскинь умишком, дружище, что для тебя сейчас важнее - кусок хорошо прожаренного мяса или твое поганое барахло?
– Мясо важнее, - рассудительно донеслось в ответ.
– Ответ правильный, - коротко подытожили гребцы.
– Ибо тому, кто собирается сдохнуть от голода всякое платье без надобности.
Вооружившись столь серьезными доводами, вышли, наконец, на охоту, благо дождь прекратился. Вытянулись в цепочку, как опытные загонщики дичи и поперлись в самую глушь чащобы.
Лес поглотил их без остатка. Шли шумно, никого не таясь, затем смекнули, что живностью вокруг совершенно не пахнет.
– Все, братья христиане!
– мрачным басом сказал кто-то.
– Пошли на большую дорогу, покуда ноги не протянули! Лучше уж грабеж, чем верная смерть от пустого желудка!
– Ага!
– согласно подхватил отчаявшийся народ.
– Плевать на харизму, когда жрать нечего!
– Молчать!
– резко оборвал их Рубин.
– Пока мое место с вами, я никому не позволю встать на путь греха!
Никто не перечил. Ему вручили жутковатый лук, и отрядил вперед.
– Без добычи не появляйся, орел, - дружелюбно напутствовала его компания голодранцев.
– Иначе на куски порвем.
Рубин нерешительно затоптался, чувствуя себя полным кретином. Однако к нему без лишних слов присоединились Али Ахман Ваххрейм и Дафни из Нидерландов.
– Хотите быть сподвижниками?
– с большой надеждой спросил у них Рубин.
– Глупый вопрос, - отрезал улыбчивый мавританин.
– Я не возражаю, - елейно изрек богомолец.
Более вопросов не возникало.
Таким образом, плутали аж до самого полудня. Затем умудрились повстречать одного хамоватого егеря* и небольшое стадо оленей, среди которых был красивый жирный вожак.
– Пошли вон!
–
– Иначе я не позову сюда шерифа...
Пришлось крепко дать наглецу в зубы, чтобы вел себя вежливо. А вот жирного вожака напротив - "загасили" с двух метких выстрелов, удачно применив для подобной цели Дальнобойного Аттилу. Лес при этом буквально содрогнулся от гулкого звука тетивы. ("Просто песня", - подумал Рубин.) Кроме того, на обратном пути к исполинскому дубу, вышли на дикого кабана. Кабан был молодой, упитанный и совершенно не разбирался в людях.
– Это вепрь, - невозмутимо произнес Дафни из Нидерландов.
– Вепрь населяет преимущественно материковые леса северных стран. Также встречается, где попало. Мясо этого животного жесткое, но вкусное. Обладает высокой калорийностью и прекрасно утоляет голод.
Услыхав столь содержательный монолог, вепрь медленно сузил свои красные от злобы гляделки и первым бросился на людей. Однако люди оказались куда проворнее. Они мигом шарахнулись в разные стороны, а затем живо сомкнули свои ряды и методично заколбасили разъяренного зверя увесистыми дубинками.
С грузом на плечах, практически на последнем дыхании, едва дотянули до знакомой поляны.
– Мясо прибыло!
– этот ликующий крик вспугнул крупную стаю ворон, бесцеремонно рассевшихся на ветках дуба, после чего с утомленных охотников в мгновение ока стащили туши животных и принялись разделывать добычу на части.
Тут же - поблизости уже вовсю полыхал веселый костер, щедро обложенный толстыми сучьями. Рядом валялся приготовленный вертел, и сушилась чья-то вдрызг изношенная обувка.
На радостях, с хохотом и прибаутками обувку вконец затоптали, а освежеванные туши аккуратно насадили на вертел и поспешно запихнули в жаркое пламя костра. Вся операция заняла не более четверти часа. Даже землекоп несколько раз подбросил в огонь хвороста и с большим энтузиазмом подержался за тяжелый вертел.
После сытной кормежки, ковыряясь сосновой иголкой в зубах, Рубин расслабленно откинулся в траву, и, пожалуй, первый раз в жизни подумал о том, что лес слишком щедр к человеку. Более того, наши предки находились в лесу постоянно, обнаруживая под сенью деревьев превеликую массу полезных вещей, включая натуральное пропитание, аппетитных самок и верных друзей.
"Да...
– умиротворенно заключил Рубин, - лес - это чудесно! Хотя куда симпатичнее находиться все-таки дома, в индивидуальном жилище, в обстановке, так сказать, привычного уюта и тепла, где есть все, что сулит тебе покой и порядок, ибо нет на свете ничего милее домашнего очага и родных стен..."
Эпизод двадцатый,
где вещи, созданные людьми, говорят сами за себя.
Наевшись до отвала, опять погрузились в сон. Уснули без задних ног, как невинные младенцы в купели страданий. Так повторялось ровным счетом три дня и три ночи. Люди приподнимались только затем, чтобы пожрать и активно облегчится, после чего мешками валились обратно на землю и погружались в глубокое забвение. Один лишь землекоп практически не ложился. Он безмолвно возился возле костра, подкладывая в огонь все новые и новые порции сучьев. Видимо, жизнь под землей - в сырости и тьме совсем доконала бедолагу, и человек непроизвольно тянулся к теплу и свету. Каждый раз, открывая и закрывая усталые вежды, Рубин видел землекопа на одном и том же месте. Создателя хитроумного тоннеля озаряли сполохи пламени. Он неспешно ковырялся палкой в угольях, отчего кверху поднимались яркие снопы искр.