Русь. Строительство империи
Шрифт:
— Это я помню, — кивнул я. — А дальше? Что было после того, как я ушел?
— А… потом… — Степан наморщил лоб, каждое слово давалось ему с огромным трудом. — Потом мы с отцом ужинали… Отец был такой довольный… говорил, что теперь заживем… Ты ж ушел, он вдогонку к тебе побежал.
Голос его дрогнул, на глазах навернулись слезы. Мне стало не по себе. Я не привык видеть мужские слезы, тем более от такого детины.
— А потом… потом он вышел на улицу… — продолжил Степа, сглотнув комок в горле. — Я звал его обратно, говорил,
Он замолчал, тяжело дыша. Видно было, что каждое слово дается ему с огромным трудом.
— Драка была? — предположил я. — Твой отец с кем-то дрался?
— Да… вроде… — неуверенно ответил Степан. — Я не разглядел… темно…
— А потом что было? — наседал я, понимая, что нужно вытянуть из него максимум информации, пока он еще в сознании.
— А потом… — Степан судорожно вздохнул. — Потом меня ударили… по голове… Сильно… Я упал… и все… больше ничего не помню…
Он снова застонал, схватившись за голову. Милава всполошилась, принялась его успокаивать.
— Ну вот, опять разбередил рану, — запричитала она. — Говорила же тебе, лежи смирно!
— Тихо, Милава, — попросил я. — Не мешай. Степа, ты можешь вспомнить еще что-нибудь? Может, кто-то был рядом? Может, ты видел кого-то?
— Не… не помню… — простонал парень. — Темно было… ничего не видно…
Я задумался. Картина вырисовывалась не очень. Получается, что Тимофея убили, когда он вышел из мельницы. Степан услышал шум, выбежал и тоже получил по голове. Но кто это сделал? И зачем?
— Милава, а ты точно ничего не видела? — снова обратился я к девушке. — Может, ты заметила кого-нибудь?
Она покачала головой.
— Нет, староста, — всхлипнула она. — Я же говорю, я только шум услышала… А когда прибежала, тут уже…
Она снова заплакала, уткнувшись лицом в плечо Степана. Я вздохнул. Да уж, не густо.
— Ладно, — говорю. — Давайте так. Ты, Милава, побудь пока со Степаном. Постарайся его успокоить. А я пойду, осмотрюсь. Может, найду что-нибудь.
Я встал, собираясь уходить. Но тут Милава вдруг схватила меня за руку.
— Староста, погоди! — взволнованно проговорила она. — Тут такое дело…
— Что такое? — насторожился я.
— Мы со Степой… мы ведь любим друг друга, — призналась она, опустив глаза. — Давно уже… Только…
— Только что? — поторопил я ее.
— Только никому об этом не говорили, — продолжила она. — Боялись…хотя все и так все знали.
— Чего боялись? — не понял я.
— Добрыни, — тихо ответила Милава. — Он ведь замуж меня звал… Давно уже… Проходу не давал… А я ему отказывала… Вот мы со Степой и молчали… Боялись, что он нам житья не даст…
Ну вот, я оказался прав.
— А что Добрыня? — уточнил я. — Он что, знал про вас со Степаном?
— Не знаем мы, — покачала головой Милава. — Может, знал, а может, и нет… Но он точно знал, что
— И что? — спросил я. — Думаешь, это он на вас напал?
— Не знаю я, староста, не знаю… — всхлипнула Милава.
Я задумался. Версия с Добрыней выглядела вполне правдоподобно. Ревность — страшная сила. А уж если учесть его скверный характер и высокое положение… Вполне мог решиться на такое.
— Ладно, Милава, — сказал я. — Ты не переживай. Я разберусь. А ты пока побудь со Степой. И никому ни слова о том, что мы тут говорили, — предупредил я строго. — Поняла?
Она кивнула.
— Поняла, староста.
— Вот и хорошо, — сказал я. — А я пойду. Надо кое-что проверить.
Я вышел из мельницы, оставив Милаву со Степаном. На улице уже совсем стемнело. В небе зажглись первые звезды. Если это и правда Добрыня, то нужно действовать быстро, пока он не заместил следы. Хотя, если подумать, куда он денется из деревни?
Я еще раз окинул взглядом мельницу.
Вежа, а можно я не буду такими вещами заниматься? Никогда не был Шерлоком и детективы не читал. Куда уж мне в 10 веке этим маяться?
Молчишь, система? Ну молчи, молчи.
Итак, что мы имеем? Степан говорит, что отец вышел из мельницы, а он остался внутри. Потом Степан услышал шум, выскочил на улицу, но получил удар по голове и отрубился. Ничего толком не видел, ничего не помнит. Милава тоже ничего не видела, только слышала крики.
Картина вырисовывается такая: Тимофей вышел на порог, стоял там, смотрел в темноту. Куда смотрел? Зачем вышел? Ждал кого-то? Или просто воздухом подышать? Вопросов пока больше, чем ответов.
Дальше — шум, возня. Степан выбегает на улицу и сразу огребает по башке. Значит, нападавших было как минимум двое. Один с Тимофеем сцепился, а второй караулил у входа, чтобы Степан не помешал. Иначе как объяснить, что Степан не видел, кто напал на отца? Да и сам Степа, хоть и оглушен, но не убит.
Если бы это был один человек, то сначала пришлось бы разобраться со Степой, а потом уже с Тимофеем. А тут получается, что на Тимофея напали первым. Причем, судя по тому, что тело нашли в стороне от мельницы, метрах в десяти, не меньше, там не просто толкнули-пырнули, а была полноценная схватка. Боролись, значит. Тимофей пытался отбиваться. Мужик-то он был крепкий, хоть и немолодой. Мог и за себя постоять, и сдачи дать.
Получается, один убийца сцепился с Тимофеем, а второй, в это время, караулил Степана. Подкрался сзади, оглушил и был таков. Степан описывал сильный удар по голове, как будто молотом. Не похоже, что от простого удара кулаком. Может, у нападавшего было что-то вроде дубинки? Или камня?
И вот еще что странно. Если убийц было двое, то почему они не прикончили Степана? Могли ведь добить, пока он был без сознания. Но не стали. Почему? Побоялись, увидев Милаву? Или же у них вообще не было цели убивать?