Русские адмиралы — герои Синопа

Скрицкий Николай В.

Сам факт полного разгрома турецкой эскадры оказал существенное влияние на развитие флотов. Видимый успех бомбической артиллерии сосредоточил внимание на ней. Если до Синопа тенденция повышения калибра проявлялась мало и большую часть артиллерии главного калибра составляли пушки 30—36-фунтовые, стреляющие ядрами и реже гранатами, то после Крымской войны началась гонка калибров при соответствующем уменьшении числа стволов; предельным случаем можно считать мониторы с одной-двумя большими пушками. Одновременно появилась потребность в защите от бомб. Первые броненосные суда, плавучие батареи, обстреливали Кинбурн уже в 1855 году и оказались неуязвимыми для ядер. Отказ от ядер и совершенствование разрывных снарядов потребовали и совершенствования защиты; начиналось многолетнее соперничество брони и пушки. Способность

разрывных снарядов наносить обширные разрушения, рассеивать многочисленные осколки и вызывать пожары заставила как можно меньше использовать при постройке корабля дерево и другие горючие материалы, что привело к железному судостроению, основам таких новых дисциплин, как живучесть и непотопляемость. Развитие металлургии и машиностроения в Европе позволило избавиться от еще непобежденных, но невыгодных безлесным странам кораблей ранее, чем они оказались действительно бесполезны.

Сражение показало необходимость для береговых батарей более дальнобойных и мощных орудий, что, в свою очередь, вызвало рост калибров и веса корабельной артиллерии. Последняя, как ни странно, прогрессировала быстрее, ибо дешевле оказывалось построить для защиты берегов несколько кораблей — подвижных батарей, чем вооружать орудиями все важные для государства участки суши. Что же касается обороны действительно необходимых пунктов, то потребовалось прийти к мысли о необходимости взаимодействия береговых и морских сил флота, как то было при обороне Севастополя, Петропавлов-ска-на-Камчатке, Свеаборга в 1853 —1855 годах.

Синопское сражение поставило на повестку дня вопрос о средствах, не позволяющих неприятелю беспрепятственно приближаться к обороняемому порту и стоящим в нем судам. Кроме береговых батарей, уже в декабре 1853 года для заграждения входа на Севастопольский рейд готовили боны⁶³⁸. В следующем году вход на рейд преградили корпуса затопленных кораблей; заграждение огнем прикрывали береговые батареи, расположенные в глубине бухты корабли, тогда как пароходы являлись подвижным средством для разведки, поисков и набегов, беспокоивших противника. В результате такого взаимодействия, увязанного со службой наблюдения, твердым управлением и налаженной связью,

Севастополь оказался недосягаем для союзного флота, которому не удалось повторить Синопский опыт, несмотря на превосходство сил. Развитием такого взаимодействия, которое турки не проявили в Синопе, явились минно-артиллерийские позиции периода мировых войн.

Бой на якоре упрощал управление, каждый корабль действовал самостоятельно, не имея возможности наблюдать сигналы адмирала. К 14.00 на «Императрице Марии» были перебиты все фалы и Нахимов лишился возможности пользоваться флажными сигналами вообще¹. Для объявления благодарности командиру корабля «Париж» он был вынужден отправить своего флаг-офицера, хотя тому в случае гибели адмирала предстояло взять на себя управление сражением. Но управлять в ходе сражения и не приходилось; роль адмирала и его штаба сказывалась перед сражением и после его завершения. Только с появлением более совершенных средств связи и уменьшением густоты дыма при замене дымного пороха бездымным появилась возможность тактического управления эскадрами.

Итак, Синопское сражение дало пищу для размышлений специалистам в области техники и тактики, историкам и публицистам. Одновременно оно стало славной страницей российского флота. Моряки Черноморского флота, обученные офицерами лазаревской школы, показали умение и мужество и в осеннем крейсерстве, и в жестоком бою, и в ремонте кораблей, и в рискованном возвращении к Севастополю. Не зря среди офицеров, участвовавших в бою, около полусотни были в различное время в адмиральских чинах. И не вина русских моряков, что сражение послужило предлогом для войны, погубившей Черноморский флот.

* * *

Большинство того, о чем сказано выше, стало предметом изучения значительно позднее. Пока же на Синопском рейде стояла эскадра, которой предстояло возвращение в Севастополь. Повреждения кораблей, особенно в рангоуте и такелаже, оказались весьма серьезными. По расчетам, на ремонт корабля «Три Святителя» требовалось 2 месяца, кораблей «Императрица Мария», «Великий князь Константин» и «Ростислав» — по 6 недель, «Париж» и «Чесма» — по 3 недели^{639 640}.

Но этот подсчет производили после возвращения в Севастополь. Ныне же предстояло быстрее восстановить корабли для опасного перехода по бурному осеннему морю. Следовало торопиться. Вырвавшийся из Синопа «Таиф» наверняка спешил в Константинополь, и следовало ожидать появления сильной англо-французской эскадры. Не мог исключить Нахимов и совместного нападения «Таифа» с другими пароходами, о которых вице-адмиралу было известно до сражения. Наконец, и время года торопило возвращаться, пока ноябрьская погода не ухудшилась окончательно.

Сразу же после боя моряки приступили к заделке подводных пробоин, ремонту парусов и рангоута. Часть кораблей не могла идти самостоятельно, а лишь на буксире пароходов. В 16.00 19 ноября к Синопу прибыл пароход «Громоносец»¹. Его приход облегчал буксировку поврежденных кораблей. 20 ноября ремонт завершился, и эскадра направилась к Севастополю. Корабль «Императрица Мария» буксировал пароход «Крым», конвоируемый фрегатами, «Великий князь Константин» под флагом Нахимова вел пароход «Одесса», «Три Святителя» — пароход «Херсонес», а «Ростислав» — пароход «Громоносец»; «Париж» и «Чесма» шли самостоятельно^{641 642}. Волнение в море заставило оставить буксиры, и все корабли достигли цели под парусами. Несмотря на ветер и волнение, 22 ноября эскадра благополучно прибыла на Севастопольский рейд⁶⁴³.

Так как корабли имели в Синопе сообщение с берегом, а на борту их оставалось 180 пленных турок, на 3 дня их оставили в карантине. Поздравлявшие с победой, в том числе князь А.С. Меншиков, подплывали к эскадре на шлюпках⁶⁴⁴.

Перед выходом Нахимов послал на «Громоносце» письмо, адресованное австрийскому консулу, ибо турецкие власти еще не появились. Вице-адмирал оправдывал свои действия необходимостью уничтожить корабли, направлявшиеся для возбркдения подданных России, и утверждал, что город пострадал главным образом от обломков турецких судов. Письмо он завершил следующими словами: «...Теперь я покидаю этот порт и обращаюсь к Вам, как к представителю дружественной нации, рассчитывая на Ваши услуги, чтобы объяснить городским властям, что императорская эскадра не имела никакого враждебного намерения ни против города, ни против порта Синоп»⁶⁴⁵.

А.С. Меншиков оказался недоволен текстом письма, которое Нахимов оставил в Синопе; он писал 21 ноября Нессельроде: «Я хотел бы видеть его иначе редактированным, но дело уже сделано»¹. Ментиков был уверен, что вмешательство великих держав в войну неминуемо.

П.С. Нахимов, покидая Синоп, также знал, что никакие письма не изменят ситуацию, ибо почти неизбежным становилось вступление флота союзников на Черное море. Победителя турок удостоили ордена Св. Георгия II степени^{646 647}, награды получили и другие участники сражения. Победу широко отмечали в России. Но вице-адмирала не радовала награда: он переживал тот факт, что становился виновником грядущей войны. Вскоре после Синопского сражения в разговоре с лейтенантом А.А. Ухтомским, не участвовавшим в бою при Синопе, вице-адмирал увлеченно рассказывал о действиях моряков, но добавил в конце изменившимся голосом, что «...эта победа подвинет против нас войну, ибо англичане увидят, что мы им действительно опасны на море, и поверьте, они употребят все усилия, чтобы уничтожить Черноморский флот»⁶⁴⁸. Эта мысль не покидала его и в ходе обороны Севастополя.

Опасения Нахимова имели вполне прочные основы. 20 ноября «Таиф» прибыл в Константинополь⁶⁴⁹. Сообщение о синопском разгроме вызвало растерянность турецкого правительства, которое первоначально намеревалось послать в море линейные корабли и тем успокоить возмущение жителей столицы, начавших беспорядки⁶⁵⁰. Английский посол отговорил диван от этой авантюры; он рассчитывал на вовлечение в боевые действия союзных сил и 22 ноября писал в Лондон, что не видит, как можно избежать вступления англо-французской эскадры на Черное море⁶⁵¹.