Русские адмиралы — герои Синопа

Скрицкий Николай В.

В письме к двоюродному брату от 19 марта, объясняя, почему он только теперь отвечает на поздравление с синопской победой, Нахимов рассказывал, что четвертый месяц не сходит на берег и постоянно болеет, ибо холодной зимой температура в каюте спускалась до 4 градусов мороза и нередко вода в графине замерзала. Моряк мечтал о том, что со временем все успокоится и год он сможет полечиться в деревне. Рейнеке он прямо писал, что девять дней болел, пять из них не вставал с дивана и ничего не ел. Но, несмотря на болезнь, вице-адмирал продолжал оставаться в курсе публикаций по морскому делу. В том же письме он высказал отрицательный отзыв о статье А.П. Соколова «Парус и винт», отмечая в ней недостатки, которые объяснил непрофессионализмом^{715 716}.

Казалось, боевые действия на Черном море затихли. После первого выхода в декабре союзные корабли зимой не покидали Босфора. Турки ограничивались тем, что перебрасывали войска в Батум⁷¹⁷. Это порождало состояние успокоенности

в Петербурге. Тем временем обстановка обострилась. Несмотря на отсутствие юридических основ;аний, Англия и Франция еще в декабре приняли решение считать события у Синопа предлогом для вмешательства в войну⁷¹⁸. Переписка императоров и дипломатические переговоры должны были аргументом о разбойничьем нападении на беззащитный порт прикрыть тот факт, что великие европейские державы собирались пойти на шаг аналогичный: уничтожить Черноморский флот и овладеть Севастополем, чтобы хотя бы временно ликвидировать морскую силу России на юге. 15 февраля союзники ультимативно потребовали от Николая I оставить Молдавию и Валахию, 12 марта заключили военный договор с Турцией и 15 марта объявили войну России⁷¹⁹. Русско-турецкая война превращалась в истинно Крымскую войну с коалицией великих держав, которая прославила героизм защитников Севастополя и поставила крест на парусных флотах.

Начало войны потребовало приготовлений. 18 марта на пароходе «Тамань» отправили в Одессу Осман-пашу и трех турецких командиров кораблей, плененных при Синопе. 27 марта Корнилов и Нахимов отдали приказы об обороне города и порта¹. Команды усиленно готовились к боям по расписанию, составленному Нахимовым.

Меры эти оказались нелишними. С весной активизировались и союзники. 31 марта пароход под австрийским флагом приблизился к Севастополю и пытался увести купеческую шхуну, но был вынужден оставить ее, когда в погоню вышли два фрегата. Догнать быстроходный корабль не удалось, ибо Меншиков приказал прекратить пары на пароходе «Херсонес» в надежде, что англичане, если их не беспокоить, не ввяжутся в войну, а когда вернувшийся Корнилов вновь приказал разводить пары, было поздно^{720 721}. 1—4 апреля три союзных судна захватили одиннадцать херсонских лодок с мелкими грузами, в том числе с гардеробом семьи Корнилова. На большее они не решались. Сам Корнилов объяснял это сложностью ремонта паровых судов в Константинополе⁷²².

3 апреля поступили сведения о планах англичан затопить на фарватере Севастополя два-три старых турецких судна. Однако Рейнеке считал, что этого не допустят береговые батареи⁷²³. К этому дню большинство кораблей после завершения ремонта расположились по диспозиции⁷²⁴. Семь линейных кораблей эскадры Нахимова в две линии стояли поперек бухты за Килен-балкой, в устье которой установили «Силист-рию» как блокшив. Напротив ее у Голландии стоял корабль «Императрица Мария». Между Павловской и 4-й батареями расположились шесть пароходофрегатов, за ними у берега — четыре корабля эскадры Корнилова. Эскадре Нахимова следовало простреливать рейд вдоль, эскадре Корнилова — поперек. Малые суда, транспорты и малые пароходы в готовности оставались в гавани. Фрегат «Месемврия» загораживал подход к докам, где стояли на ремонте два линейных корабля. За боном располагались бриги «Язон» и «Эней». Впереди бона патрулировал корвет «Калипсо», а второй корвет был выдвинут для наблюдения к батарее № 10. Корветам этим предстояло в случае появления противника укрываться в Артиллерийскую бухту, а бригам уходить за линию эскадры Нахимова, к Инкерману. Пароходам следовало из бомбичес-ких орудий стрелять вдоль рейда, а в случае, когда противник прорвет бон, уходить в Артиллерийскую бухту и за линию Нахимова. Фрегатам на шпринге предстояло действовать навстречу противнику. Сооруженные и ранее существовавшие батареи должны были взаимодействовать с кораблями¹.

Предложение Нахимова, высказанное еще в декабре, поставить корабли в две линии у Ушаковой балки, чтобы обстреливать линию бонов, так и не было принято. Вице-адмирала беспокоило положение кораблей, в какое они могли попасть, если противник прорвет бон. Рейнеке также полагал, что противник, овладев укреплениями при входе в бухту и прорвав бон, сможет истребить по очереди корабли Корнилова и Нахимова. Оставалась надежда только на то, что англичане, представлявшие себе силу береговой обороны, не решатся на прорыв, а предпочтут высадиться на берег. С суши крепость почти не имела укреплений. Планировали соорудить баррикады, а на Малаховом кургане поставить батареи. Для укреплений город был готов предоставить камень и деньги, но Ментиков не считал постройку необходимой^{725 726}.

4 апреля Меншиков намеревался выслать малый отряд (три линейных корабля, фрегат и пароход) в крейсерство у Крыма, где были замечены три винтовых корабля и два фрегата. Нахимов, вечером приезжавший к Рейнеке, признал этот шаг опасным; он считал, что если и выходить, то всем флотом⁷²⁷.

8 апреля Корнилов писал Метлину об обороне Николаева и входа в Днепровско-Бугский лиман. Но 9 апреля вице-адмирал серьезно заболел, и ему пришлось съехать на берег. Тем не менее 10 апреля, накануне годовщины смерти М.П. Лазарева, Корнилов с Нахимовым, Истоминым, Новосильским

и группой офицеров отслужили молебен на могиле учителя, чтобы не делать это в праздник Пасхи. В этот день и в следующий Нахимов с Истоминым навестили Рейнеке и рассказали ему, как праздновали Пасху на флоте⁷²⁸.

Сам Нахимов, в отличие от других флагманов, христосовался со всеми, включая матросов, и давал каждому по три яйца, которых закупил 9000 штук. Он посетил Корнилова на корабле «Великий князь Константин» и просил разрешения дать по чарке водки матросам корабля. Корнилов, со своей стороны, просил дать по чарке водки морякам его бывшего корабля «Двенадцать Апостолов». Затем Нахимов заезжал к А.С. Меншикову, к береговым знакомым и отправился поздравлять команды по кораблям. Вице-адмирал, чтобы не уменьшать боеспособность, организовал гулянье для части экипажей на берегу, вблизи расположения эскадры¹. Рейнеке записал в дневнике мнения матросов: «Во вторник, на третий день Пасхи, прогуливаясь по Севастополю, подслушал я разговор трех матросов... шедших впереди меня. Они говорили, что на эскадре Нахимова хотя и более работы, зато и более вольготы и веселья: «Он сам (т. е. Нахимов) катал яйца с матросами на своем корабле и христосовался со всеми встречными, которых знал лично, не то что у нас — никто и не смотрит на нашего брата; да и качели-то у нас на вантах сделали уже по его же милости. Дай бог ему здравствовать». Другой заметил: «Зато нас пускают в город, а там нет; гуляй только по пустому берегу». «Да что ж, — ответил первый, — и на пустом берегу там привольнее города: качели, палатки для свиданий с женами. И сам он приезжает посмотреть на веселье нашего брата»^{729 730}.

27 марта (8 апреля) пароходофрегат «Фуриус» прибыл к Одессе. Командир береговой батареи двумя холостыми выстрелами заставил англичан остановиться. От борта «Фуриуса» отошла шлюпка под парламентерским флагом с формальной целью узнать, выехал ли из города консул. Тем временем «Фуриус», не вставая на якорь, медленно приближался к берегу; его моряки зарисовывали укрепления. Когда судно подошло ближе, чем следовало, по нему открыли огонь на поражение. Один из снарядов попал в кожух колеса. Пароходофрегат, приняв шлюпку, сразу удалился. 1 (13) апреля к Одессе подошли уже три парохода. С них на шлюпке доставили письмо, в котором союзные командующие обвиняли защитников Одессы в том, что те обстреляли шлюпку под парламентерским флагом. Командующий Одесским военным округом генерал Д.Е. Остен-Сакен отверг обвинения. 2 и 3 апреля союзники захватили и увели или сожгли несколько торговых судов, производили промеры, после чего удалились. 8 — 9 апреля к Одессе собралась англо-французская эскадра из 19 линейных кораблей и 9 пароходов с 1900 орудиями. Союзные адмиралы 9 апреля потребовали сдать им находящиеся в гавани английские, французские и русские суда. Генерал Остен-Сакен не ответил на ультиматум. 10 апреля союзная эскадра атаковала порт и пыталась высадить десант, но была отбита огнем береговых орудий⁷³¹.

17—18 апреля англо-французский флот крейсировал у Севастополя; 21 апреля он вновь появился на горизонте. Ментиков хотел послать часть эскадры, но Нахимов и Корнилов согласованно выступили против. 24 апреля вновь союзники оказались в виду главной базы, в ночь на 23 и 25 апреля происходили ложные тревоги. 27 апреля французский пароход провел разведку Балаклавы, 28 апреля — Феодосии и Керченского пролива. 5 мая английский и французский пароходы приближались к Севастополю и после выстрелов с береговой батареи ретировались¹. В ответ с мая началось крейсерство русских судов. Сначала выходили два фрегата, бриг и пароход, с 15 мая — два корабля, два фрегата и два парохода под командованием поочередно В.И. Истомина, Ф.М. Новосильского и А.И. Панфилова. В июне крейсерства продолжались по расписанию Нахимова, хотя он и не одобрял их^{732 733}. Больше пользы принесло крейсирование парохода «Эльборус», который сжег два турецких судна недалеко от Босфора, высадив экипажи в шлюпки⁷³⁴.

Нахимова в это время беспокоили запальные трубки Лехнера для бомб, присланные из столицы, ибо лишь три бомбы из десяти взорвались при попадании в щит⁷³⁵. 1 мая моряки провели удачный взрыв мины на рейде Севастополя⁷³⁶. Однако все это были эксперименты. Мины так и не удалось применить, а трубки, изготовленные в Николаеве, по-прежнему взрывались не вовремя, нередко даже вблизи дула пушек.

Вице-адмирала огорчила статья, перепечатанная «Русским Инвалидом» из иностранного журнала. Автор писал, что Черноморский флот сильнее союзных, но боится выйти в море. Нахимов знал, что против двенадцати парусных линейных кораблей и шести пароходов неприятель располагал девятнадцатью только винтовыми кораблями и семью пароходами, которые имели явное преимущество перед парусниками. Флагман считал, что Корнилов, намереваясь выслать его эскадру в море, чрезмерно рискует. Начальник штаба флота полагал, что при встрече с превосходящим противником корабли успеют вернуться в Севастополь. Но Нахимов опасался, что бегство от неприятеля понизит дух команд. Если бы флот конвоировал транспорты, то при встрече с превосходящим противником пришлось бы либо сразиться и лишиться флота, либо бросить беззащитные суда⁷³⁷. Разумеется, такие мысли вице-адмирал высказывал лишь в узком кругу, не обсуждая открыто приказы.