Русский агент Аненербе
Шрифт:
— Нет, не бойся, это дом в сельской местности… Поверь, там тихо и спокойно, никого в округе на пару километров. Марта будет тебе помогать.
— А ты?
— Я должен разобраться с тем, как мы с тобой попали сюда.
Наступило долгое молчание.
— Мы правда в прошлом? — наконец спросила она.
— К сожалению да. Мы каким-то непостижимым образом попали в нацистскую Германию в самое начало войны. Помнишь, мы нашли наконечник копья в архиве? Я думаю, что это какой-то ключ между эпохами… Мы в самом ужасном прошлом.
— Мне все равно ключ это или еще что-то… Моя жизнь уже никогда
— Так же, как и моя… Но поверь мы с тобой сейчас можем оказаться в большой опасности и во чтобы то ни стало, я должен найти этот проклятый наконечник Гугнир.
— А что будет если это не сработает?
— Мы сбежим с тобой сначала в Южную Америку, а потом в США. Мы будем жить…
— А в Россию?
— Маргарита, мы сразу отправимся в лагеря НКВД. Они не лучше, чем… Мы не в том времени, чтобы найти безопасное место на Родине.
Тело Маргариты снова напряглось, как камень.
— Прости, что говорю тебе страшные вещи.
— Ты расскажешь мне что с тобой произошло? Ну… Когда я вытолкнул тебя сквозь огонь, в дверной проем.
Девушка долго молчала, а Константин терпеливо ждал, не смея нарушить тишину.
— Разве теперь это важно? — наконец сказала она, — я не хочу вспоминать тот момент… Страх, надрывный кашель, слезы в вперемешку с сажей жгли нестерпимо глаза, я задыхалась от нехватки воздуха и запаха горелых волос… Вокруг стоял грохот… Меня подхватили за руки и вытащили из какого-то горящего дома, где я лежала на пороге, корчась от удушающих спазмов легких. Мне дали воды, но меня вырвало, потом я пила и не могла остановиться… Но, как только я начала говорить, люди, которые дали воду, меня сразу отправили в полицию. Там допрашивали, но я не могла понять, что происходит! Я кричала им, чтобы они прекратили свой жестокий розыгрыш или что там еще… Но меня начали избивать…
Она снова замолчала, а потом тихо сказала:
— Я не хочу об этом говорить. Может быть позже когда-нибудь.
Снаружи раздался звук подъезжающей машины. Маргарита задрожала.
— Не бойся, это Марта приехала, — сказал Константин, — мне жаль, но, нам придется какое-то время играть каждый свою роль. Я офицер СС ты заключенная… еврейская прорицательница, которая может быть полезна нацистам. Главное, что ты сейчас в полной безопасности, запомни в полной безопасности, и я сделаю все чтобы так было дальше.
— Хорошо, я буду стараться, — она медленно встала, — дай мне слово, поклянись, что ты меня больше никогда не оставишь.
Лебедев сделал шаг, желая обнять ее, но девушка подняла руки словно защищаясь.
— Нет, нет… Не надо этого делать. Пойми, я не могу.
— Да, я понимаю, — сказал Лебедев, — Я клянусь тебе, что бы не произошло, я тебя не оставлю. Ты не вернешься в… Потерпи пару дней, и ты уедешь отсюда.
Он вышел.
— Франтишек, — Марта приехала довольная и радостно прощебетала, — так все удачно сложилось. Небольшая, замечательная кровать для нашей гостьи. Сейчас ее доставят сюда парочка дюжих грузчиков. Как она?
— Все нормально, — ответил Лебедев, — приходит в себя, но сколько это займет времени, я не знаю. Я решил отвезти ее в Тюрингию в дом моих родителей, где ей будет намного спокойней.
— Может
— Марта! Какой на хуй Рюдин? Это безжалостная сволочь, как и какой-нибудь другой нацистский доктор Хирт, сделает из нее пособие для нацистских студентов в университете, а потом, когда из нее выжмут всю жизнь, останки сожгут в крематории или закопают в безымянной яме с негашеной известью! Или нет! Ее тело выварят в кипящем растворе, чтобы из костей сделать пособие по анатомии! Вот что сделают с ней!
Наступила звенящая тишина. Константин Лебедев увидел, как Марта Шмидт вытаращила глаза и сжав свой пухлый кулачок прикусила его мелкими ровными зубами. До него вдруг дошло, что все это он сказал ей по-русски. У него буквально подкосились от слабости ноги.
Глава 16
Но действовать необходимо быстро и убедительно, чтобы минимизировать подозрения. Он стал лихорадочно перебирать в уме все возможные стратегии выхода из опасной ситуации, но к его великому изумлению, на помощь пришла сама Марта Шмидт.
— Франтишек! — она всплеснула руками, — Удивительно! Ты говоришь без акцента! Я думала ты все забыл. И никогда не порадуешь свою кормилицу! Лебедев прекратил размышлять над поиском решения и сам удивленно уставился на нее. Несколько секунд он просто не знал, что сказать, а потом решил, что самым наилучшим выходом, сейчас будет это простой вероломный блеф.
— Почему ты решила, что я забыл? Просто ты сама со мной давно не говорила по-русски.
— Но ты никогда не любил мой родной язык. Я все твое детство учила тебя ему. Я так хотела, чтобы твоим вторым, близким тебе, языком был именно язык твоей кормилицы. Ты так любил сказки…
«Охуеть и не встать… Как же хорошо, что ты ему меня обучала… Моя ты Арина Родионовна. Что даже мои маты тебе в радость… Иначе сейчас бы я уже ехал в гестапо», — подумал он, выдыхая, про себя, все еще не веря счастливое развитие ситуации.
И тут ему пришла в голову совершенно иная мысль — Франц Тулле отправился в Тибет через СССР, но ни где в дневнике он не говорил о переводчиках или о том, что сам способен говорить на русском. Наоборот будучи в Москве, он совершенно спокойно разгуливал по улицам в одиночку… Ни одной записи о языковых трудностях в дневнике. Ни одного упоминания.
«Как же я упустил этот момент? Или мой немецкий „прототип“ прокололся?», — мельком подумал Константин.
Он еще раз подумал о некой «недосказанности», присутствующей в дневнике Франца Тулле.
— Твоя речь очень чистая, без акцента. Вот только слова… Эти грязные ругательства. Я никогда тебя не учила им, — сказала она, глядя на Константина, и иронично улыбаясь, — как это не прилично…
— У меня была возможность хорошо попрактиковаться и узнать новые слова, споря с пьяными большевистскими комиссарами, когда проезжал через Советскую Россию, — парировал он, обнимая ее, — а контузия, не только отшибла часть памяти, но и чудесным образом, хорошенько подправила произношение. Такое объяснение тебя устраивает?