Русский агент Аненербе
Шрифт:
Лебедев снял пальто пару раз встряхнул и повесил на деревянную вешалку, чтобы отвиселось до утра — в нем он поедет в поезде.
Он вытащил из свертка весьма практичную для полевых условий вещь — утепленную куртку-парку Winteranzug. С началом войны на Восточном фронте и с наступлением суровой зимы 1941 годов Вермахт столкнулся с реальной необходимостью усиления зимней экипировки. Тогда в войска начали поступать специальные утепленные куртки и штаны наподобие парок, которые шили с учетом низких температур.
Надо было отдать должное этой куртке с многослойной системой утепления: теплая шерстяная
В комплекте к куртке прилагались зимние утепленные штаны Winterhosen с мягкой многослойной шерстяной подкладкой. Аналогично куртке, штаны имели реверсивные свойства. К тому же они шились по свободному крою, что позволяло носить их поверх стандартной полевой формы, и при случае заправлять в зимние сапоги.
На ноги ему прислали зимние сапоги Filzstiefel. Очень теплые сапоги из войлока, с подкладкой из натурального меха. Лебедев покрутил их в руках — легкие с отдельным дополнением в виде бахил из прочного материала, что обеспечивало особые изоляционные свойства и дополнительную защиту от мороза.
Константин последовательно надел на себя всю экипировку и водрузил на голову меховую шапку-ушанку Feldmutze, а на шею намотал шерстяной шарф. На руки натянул черные кожаные перчатки с меховой подкладкой. Еще одну пару, простые шерстяные заранее положил в карман куртки, «на всякий случай».
Лебедев попрыгал, пару раз присел, раскинул руки покрутился из стороны в сторону.
«Неплохо. Очень удобно», — подумал он, — «в такой экипировке сорок градусов мороза не страшны».
Он вытащил холщовый мешок и вытряхнул из него небольшое маскировочное покрытие на зимнюю униформу Schneetarnanzug и маскировочный чехол на каску М40. Обычная белая накидка, которая должна помочь скрыть очертания тела в снегу в заснеженной местности, если бы пришлось на нем лежать. Потом он все снял, скрутил и упаковал обратно в мешок, оставив лишь шинель на плечиках, фуражку и черные кожаные сапоги.
Потом еще раз проверил все бумаги и составил вещи внизу у двери.
«Все, нахер, отдыхать», — отдал он сам себе приказ.
Но ночь выдалась без сна. Он до самого утра лежал в темноте уставившись в потолок. И лишь перед рассветом, ушел в зыбкую дремоту, из которой его вырвала трель будильника.
— Ну вот и все, — ка-то неопределенно сказал он сам себе и сел на диване, — Пора. Бля… Деваться некуда.
* * *
На путях стоял длинный состав из темно-зеленых вагонов Deutsche Reichsbahn. Военный эшелон в направлении Кёнигсберга отправлялся с Силезского вокзала Берлина Schlesischer Bahnhof, построенного еще в 1842 году, и через который шел поток католического населения Силезии в протестантский Берлин, за что вокзал и получил неофициальное название «Католический». Теперь перрон затопила огромная серо-зеленая масса военных Вермахта. Они потоками заходили
День выдался промозглый — моросил мелкий дождь с мокрым снегом, ветер с порывами бил в лицо.
«Ну чего ты еще ждал от такого события?», — спросил себя Лебедев, — «атмосфера под стать…».
Несмотря на то, что его офицерское пальто отлично сохраняло тепло, на руках черные кожаные перчатки — все его тело била мелкая дрожь. Он хотел поднять воротник шинели, но не стал, видя, как другие офицеры стоически переносили непогоду, подавая пример личному составу.
«Главное успокоиться и не бздеть. В этом вся причина», — думал он, шагая к середине состава.
Первые вагоны заполнялись солдатами. Там царила, теснота, нецензурная брань, терпкий запах мокрых шинелей и табачного дыма, иногда неожиданно накатывали легкие волны алкогольного перегара, сапожной ваксы и ружейного масла. И никакого комфорта, только деревянные скамейки и двух или трёхъярусные стеллажи, забитые вещами и сидящими или лежащими вповалку телами. В основном люди находились в приподнятом настроении, еще бы — сводки с фронта только хорошие: советские войска несут большие потери и отступают, непобедимая немецкая армия скоро выйдет к Москве — каждый тешил себя мыслью, что скоро война закончится победой и согласно обещаниям фюрера, получит землю и все причитающиеся награды. Поэтому в некоторых солдатских вагонах слышались песни и веселый смех.
Лебедеву было тяжело на все это смотреть. За все время нахождение здесь, в Германии1941 года, он ни разу не видел немцев, осуждающих нацистский режим. Его мрачный вид вселял в Густава Ланге трепет и тот всячески старался ему угодить — он настоял на том, чтобы вещи нес именно он, и пыхтел, нагруженный, тащась за своим начальником.
До этого он нашел каких-то своих, то ли приятелей, то ли свояков, едущих на фронт, и попросил, чтобы они заняли ему место. Он быстро отнес вещи Лебедева в офицерский вагон, Константин вручил ему одну бутылку шнапса и Ланге, предвкушая веселую поездку, счастливый на всех порах убежал в солдатский вагон.
Дальше, по составу, в товарных вагонах перевозили технику, припасы, укрытые брезентом грузовики, ящики с боеприпасами и продовольствие.
В офицерском вагоне первого класса царила совсем иная, относительно комфортная атмосфера, резко контрастирующая с теснотой солдатских вагонов. Купе рассчитаны на четверых пассажиров, с мягкими диванами, обитыми темно-красным плюшем. Между диванами установлен откидной столик из красного дерева, на стене висело небольшое зеркало в позолоченной раме. Шторы на окнах из плотного бордового бархата, создавали уютный полумрак.
Попутчики подобрались разные. Напротив Лебедева сидел группенфюрер СС Рихард Глюкс, высокий, очень коротко стриженный, светловолосый мужчина лет сорока с холодным взглядом серых глаз, казалось его лицо напрочь лишено мимики и проявления каких-либо эмоций. Он был одет в старого образца черную форму СС и держался подчеркнуто официально, говорил мало и сухо.
Когда в купе вошел Лебедев на его лице возникло подобие улыбки, он вяло вскинул руку в нацистском приветствии и довольно приветливо поздоровался с ним, из чего Константин пришел к заключению, что как-то знаком с ним.