Русский американец
Шрифт:
– - Да, молился... И кажется, в первый раз в жизни так усердно.
– - Это хорошо... Видно, поговорка правдива: кто на море не бывал, тот Богу не маливался... Вы в первый раз попали в такую переделку?
– - Разумеется! Да и на корабле я впервые. А вы, Сергей Сергеевич, видно, привыкли к таким ужасам?
– - Пора привыкнуть... Лет тридцать морским лекарем состою... Два раза был в экспедициях вокруг света. Не единожды бывал на волосок от смерти.
– - Выходит, вы не боитесь бури?
– - Чего ее бояться?.. И
Наконец, буря мало-помалу начала стихать. Опасность почти миновала; все приободрились и стали веселее. Была уже ночь. Небо очистилось от туч, ветер стих, и "Витязь" уже плавно шел под всеми парусами.
Тольский, видимо, успокоенный, с палубы отправился в свою каюту.
– - Ванька, трус, где ты?
– - позвал он камердинера.
– - Я... здесь, сударь, -- откликнулся молодой парень, вылезая из-под дивана.
– - Дурак, нашел себе укромное местечко!.. Не все ли равно, где умирать: сидя на диване или лежа под ним?
– - Скажите, ради Бога, сударь, миновала буря?
– - Миновала, миновала, трус ты эдакий!..
– - Неужели?.. Вот слава Богу! А что со мною было-то, сударь!.. Меня по каюте ровно мячик из стороны в сторону перебрасывало... Уже я стал было читать себе отходную, не думал в живых остаться...
– - Это под диваном ты отходную читал?
– - Да под диваном-то мне покойнее было; я за ножки дивана придерживался, меня и не перекидывало. А вы, сударь, видно, на палубе были?
– - На палубе; я хотел встретить смерть лицом к лицу... А признаться, и я струсил, когда сердитые волны играли нашим кораблем, как мячиком, когда небо разверзалось от молний и гром глушил... и смерть витала над нами... ужасная смерть... В другой раз я ни за какие сокровища не пойду на корабле по океану. К тому же капитан на меня медведем смотрит... Положим, я не очень-то робею...
– - И на меня тоже. Вчера ни за что ни про что такую оплеуху закатил мне, что небо с овчинку показалось.
– - Да как он смеет бить тебя? Ты не причислен к его команде!
– - Он бьет без разбора всякого, кто под сердитую руку ему попадется. Драчливый человек!.. Многие матросы на корабле им недовольны...
– - Ты говоришь, матросы капитаном недовольны? Это для нас, Ванька, неплохо.
– - Что же нам-то?
– - Опять скажу, Ванька: ты -- верный мой пес, а чутья у тебя нет. Ты покажи-ка мне матросов, недовольных капитаном.
– - Слушаю, сударь, -- с недоумением посматривая на своего господина, проговорил Кудряш и подумал: "Что это барин еще затевает?"
И на самом деле, отношения капитана Львова с Тольским становились все натянутее и в конце концов так обострились, что при встрече они перестали друг с другом кланяться. Честный и порядочный Львов не мог смириться с тем, что у него на корабле находится человек, зарекомендовавший себя с самой дурной стороны.
Эта неприязнь еще более усугубилась,
– - Нет, даром это ему не пройдет, я в дугу скручу его! На корабле он должен мне беспрекословно подчиняться. Я научу его, каналью, повиновению!
– - сердито кричал капитан в своей каюте, стуча по столу кулаком.
– - Да будет тебе горячиться, ведь этим ты кровь свою портишь, -- уговаривал его доктор Кудрин.
– - Да как же мне не горячиться, когда этот мерзавец настраивает против меня команду? Чуть не бунт хочет учинить, разбойник. Но это ему не удастся, он меня еще не знает!..
– - А что ты с ним сделаешь?
– - Скручу руки и брошу в трюм, а чтобы ему не скучно было, туда же отправлю и его холуя...
– - Этого ты, Иван Иванович, не сделаешь... Ты, верно, забыл, что Тольский имеет в Петербурге сильные связи...
– - Ну так и пусть они сами с ним валандаются, как хотят, а мне такой пассажир не нужен. Он дождется, что я ссажу его на каком-нибудь необитаемом острове, пусть там и околевает с голоду. Я человек не злой, худа и недругу своему не пожелаю... Я не злопамятен, а этот Тольский возмутил меня до глубины души. Я... я не могу переносить его насмешливый тон, не могу видеть эти хитрые глаза. Затеянное Тольским безобразие на моем корабле даром ему не пройдет... Он мне ответит, и строго ответит.
При последних словах капитана дверь в его каюту отворилась и на пороге неожиданно появился Тольский.
– - Вы меня, господин капитан, призываете к ответу?
– - спокойно произнес он: очевидно, последние слова Ивана Ивановича дошли до его слуха.
– - Да, вас!
– - крикнул в ответ капитан.
– - За что же? Я, кажется, никакого проступка не учинил.
– - Вы уже сейчас нарушили дисциплину и вошли в мою каюту, не спросив на то моего согласия.
– - Я проходил, господин капитан, мимо двери и услыхал...
– - Что вы услыхали?
– - Нельзя ли немного хладнокровнее, господин капитан! Пожалуйста, не заставляйте меня напоминать, что я -- не солдат, не матрос. Если бы я не услышал, как вы произнесли мою фамилию и слово "ответ", я не вошел бы к вам. Вы обвиняете меня? Должен же я знать, в чем и чего от меня требуют?..
– - Да, если хотите, я обвиняю вас, черт возьми!.. Вы восстанавливаете против меня команду.
– - Вот что? А далее, господин капитан?
– - насмешливым тоном спросил Тольский и, сев без приглашения на стул, положил ногу на ногу.
Это совсем взбесило капитана Львова.
– - А далее вот что: я выброшу тебя за борт, дьявол!
– - в ярости крикнул он и со сжатыми кулаками ринулся на Тольского.
Но тот нисколько не потерялся, быстро встал, еще быстрее вынул из кармана небольшой пистолет и, крикнув: "Прочь руки!", прицелился.