Русский американец

Дмитриев Дмитрий Савватиевич

– - Быть не может, быть не может!
– - воскликнул он.
– - Тебе, Никита, наплели про мою жену; из зависти ко мне на Фенюшку наговорили, задумали мои враги между мною и ею ад кромешный устроить. Не верю я этому, не верю!

– - Пожалуй, не верь. Дело твое, -- спокойно промолвил Никита Васильевич, -- а все же за своей женой присматривай, за питерским гостем тоже гляди в оба... Приятельский даю тебе совет, Семен Ильич!

– - Да, да... хорошо... А все же повторяю тебе: люди-то злы и завистливы, счастью моему позавидовали... и

Фенюшку, мою голубку, облыжно очернили... Я прикажу им молчать!.. Я... я заставлю их, -- горячился добряк губернатор, стараясь заглушить появившуюся в его сердце ревность.

Увы! Ему вскоре пришлось разубедиться в своем недоверии.

Как-то он был принужден по делам службы на два дня покинуть Ситху. Семен Ильич прихватил с собой Чурухина. Уехали они в глубь страны, но вместо двух дней вернулись в Ситху несколько раньше, вследствие чего Бубнов застал врасплох свою жену-красавицу и молодого гостя питерского.

Федосья Дмитриевна, проводив мужа на целых два дня, обрадовалась этому и послала за милым другом. Тольский не преминул явиться да так и остался с женой Семена Ильича на все время его отсутствия.

Прислуга в доме губернатора была подкуплена Федосьей Дмитриевной, так что она нисколько не боялась, в полной уверенности, что никто из слуг не проговорится мужу.

– - Ну, милый, теперь наше время: мой старик уехал на целых два дня, -- весело сказала молодая женщина, обнимая и крепко целуя вошедшего Тольского.

– - Вот хорошо бы твой старикан совсем не вернулся! Пожелаем ему попасть на обед дикарям, пусть они съедят его, -- с усмешкой произнес Тольский.

– - Ах, Федя, какой ты злой!

– - Прибавь, я ревнив, страшно ревнив.

– - Что же, ты ревнуешь меня к мужу? Да ведь я не раз говорила, что люблю тебя одного...

– - Слышал, слышал... Давай, Феня, о чем-нибудь другом.

– - Ладно, давай...

Губернаторша надула свои хорошенькие губки.

– - Феня, милая, ты никак на меня обиделась? Прости, я... я резок с тобою... я сознаю... я раздражен... Мне нужны деньги, а у меня их нет...

– - Так бы и сказали, что вам нужны деньги. Сколько, говорите?

– - Давай больше, моя дорогая!.. Мне представляется удобный случай обыграть одного богатого американца, а денег, как на грех, нет.

– - У меня есть, да только немного.

– - Давай что есть... Завтра я верну с большими процентами. Хочешь, выигрыш пополам?

– - Мне, Федор Иванович, кроме вашей любви, ничего не надо... Ведь я для вас все-все забыла -- и Божий страх, и женский стыд, и клятвы венчальные... Ведь мне на мужа-то глядеть совестно... Грешница я... великая грешница...

– - Послушай, Феня, если ты будешь хныкать и поминать своего мужа, то я -- честное слово!
– - уйду.

– - Ну, ну... не буду, прости, милый!
– - И губернаторша бросилась на шею своему возлюбленному.

Федосья Дмитриевна все свои деньги, которые копила не один год, получая от мужа, отдала Тольскому. Последний задумал

присоединить к ним еще деньги американца, обыграв его, но сделать это ему не пришлось: американец в картах был искуснее Тольского, и Федор Иванович остался без копейки в кармане. Проклиная американца, он отправился в дом губернатора, собираясь взять у Федосьи Дмитриевны еще немного денег, и, чтобы скорее достичь цели, притворился нежно влюбленным. Он обнимал и целовал молодую женщину, клялся ей в вечной любви, обещал увезти от постылого мужа на первом же корабле в Москву и жениться там на ней.

Федосья Дмитриевна вся растаяла под влиянием его слов. В жаркой беседе наши влюбленные не услыхали, как дверь быстро отворилась и на пороге появились вернувшиеся из своей поездки Бубнов и Чурухин.

Увидев свою жену в объятиях Тольского, губернатор побледнел и задрожал как в лихорадке. Вне себя он выхватил из ножен саблю и бросился было на Тольского. Последнему пришлось бы плохо, если бы Никита Васильевич вовремя не схватил за руку губернатора.

– - Пусти, пусти, Никита, я зарублю эту гадину... Обоих, обоих зарублю!
– - крикнул Семен Ильич.

– - Полно, друг, полно, брат. И его, подлеца, и жену свою, негодную бабу, ты еще успеешь наказать, только не теперь. Обдумать ведь все надо. Пойми, Семен Ильич, их убьешь -- и сам погибнешь, -- уговаривал его Чурухин. Затем он сурово обратился к Тольскому: -- А ты чего торчишь? Ступай вон.

Тольский направился было к двери, но ему преградил дорогу Бубнов.

– - Ни с места, подлец! Или ты думаешь уйти ненаказанным из моего дома?.. Нет, зачем же... И она, и ты -- оба вы получите должное...

– - В подобных случаях, господин губернатор, не ругаются, а кончают поединком, -- смело проговорил Тольский.

– - Поединком? Дуэлью?.. Дуэли между нами быть не может! Разве ты -- дворянин? Нет, ты -- вор, хуже вора... Гей, солдат ко мне!
– - крикнул губернатор.

На призыв губернатора вошли солдаты.

– - Возьмите его -- и в тюрьму, -- показывая на Тольского, сказал Семен Ильич.

– - Меня? Меня в тюрьму?.. За что же?

– - И у тебя, подлец, хватает наглости спрашивать? Ведите, а станет упираться -- связать. Тащите его!..

Сколько Тольский ни сопротивлялся, но принужден был уступить силе солдат, которые не совсем учтиво потащили его из губернаторского дома в мрачную тюрьму.

– - Ну а с тобой, сударушка, что мне делать?
– - обратился Семен Ильич к своей бледной как смерть жене.

– - Делайте что хотите. Я... я в вашей власти, -- тихо промолвила она.

– - Верно, ты вся в моей власти, и за твой подлый и греховный проступок я должен судить тебя. Я -- твой муж, и я -- судья твой.

– - Но не забывай и того, Семен Ильич, что у тебя есть сердце любящее, милующее, -- робко произнес Никита Чурухин.
– - С несчастьем борись и сумей сдержать гнев свой. Прости, Семен Ильич, что напоминаю тебе об этом!