Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою
Шрифт:
Джорджике, весом в сто с лишним килограммов, быстро пересаживается на левую сторону, чтобы уравновесить опасно накренившиеся желтые дрожки, готовые перевернуться на каждом повороте. Норовистые кони, белый и черный, пыша огнем, бегут с такой скоростью, что кажется — насколько удается разглядеть что-либо в облаке пыли, — будто спицы колес крутятся в обратную сторону.
— Джорджике, вправо!
Джорджике бросается вправо и, перегнувшись через бортик, повисает над землей, как на гонках мотоциклов с коляской. Между двумя командами Джорджике Додицою, красный, потный и пыльный, едва успевает обтереть лицо платком, величиной с полотенце, и в который раз проклясть про себя тот
— Джорджике, влево!
И Джорджике живо вскакивает и свешивается с левой стороны.
Повозка ураганом проносится мимо милицейского поста, и старшина Негоицэ отмечает про себя: «Товарищ агротехник Фуртунэ едет в район вместе с Додицою. Вот черт, ни разу не перевернулся». Потом он отворачивается и возвращается к привычным служебным обязанностям.
* * *
Выпускник Сельскохозяйственного института им. Иона Ионеску де ла Брад, Константин Фуртунэ начал свою трудовую биографию на государственной животноводческой ферме, где пожилой агротехник с большим опытом приобщил его к тайнам практической деятельности, объяснив, что основным моментом в производстве продуктов является их строгое планирование. После чего он вручил Фуртунэ толстую тетрадь и велел разлиновать ее на графы цветными карандашами. Страниц через пятьдесят — а в тетради их было двести — Фуртунэ спросил, не мог бы он делать что-либо более полезное. «Еще чего! — возмутился пожилой агротехник. — Перестань, у тебя это пройдет. Сиди тихо, получай зарплату и не лезь куда не просят!»
…Фуртунэ уволился, скоропалительно женился и спустя немного времени приехал в Рогожень, плодородный край с бесконечными полями пшеницы. Бригадир Додицою встретил его широкой улыбкой (пожалуй, единственный из всех), определил на квартиру к хозяйке, а через неделю обратился к нему:
— Товарищ агротехник!
— Что?
— Ляна.
— Какая Ляна?
— Ляна — хозяйки вашей дочка.
— Что с ней?
— Так ведь лакомый кусочек!..
Джорджике, следя за реакцией Фуртунэ, оценивающе присвистнул.
— Не понимаю.
— Да будет вам притворяться!
— Джорджике!
— А что? Человек вы молодой, ну что за беда…
— И не стыдно тебе? Я женат.
— А то я не знаю? Потому и говорю.
— Ты что, с ума сошел? Оставь меня в покое. Лучше пойди запряги лошадей.
— Мужчина-то, он ведь совсем другое дело, не то что женщина, — философски рассуждает бригадир, направляясь к двери.
Фуртунэ расхохотался:
— Вот тебе и деревня… Только этого мне и не хватало… Лакомый кусочек, ну надо же!..
С утра до вечера носится по делам Фуртунэ: с поля на ферму, с фермы в правление и опять в поле, где зачастую и обедает вместе с трактористами. В деревне, а особенно среди руководства кооперативом, стали поговаривать, что «этот» уж слишком сует повсюду свой длинный нос. Как-то Фуртунэ заметил деревенскую отару овец, которая паслась себе преспокойно в кооперативной люцерне, а два чабана старательно делали вид, будто пытаются ее оттуда выгнать. Фуртунэ мигом распорядился запереть всю отару во дворе правления. Утром на следующий день хозяева овец слушали, бранясь потихоньку, как агротехник, расхаживая перед ними в скрипящих коричневых сапогах, объявил, что если он еще раз поймает
Слышишь голос коростеля.
В кооперативе перец делят.
Ляна вовсю суетилась вокруг агротехника, хотя справа от него сидела его жена, приехавшая всего на несколько дней, а слева Джорджике Додицою, краснощекий, потный и веселый. Фуртунэ уже выпил достаточно и шутил со всеми, хотя он никак не мог забыть, насколько странным показалось его жене — женщине современной и эмансипированной, — что Ляна приходит каждый вечер, чтобы стянуть с него сапоги. «Мда!» — отмечал он про себя, поднимая бокал и чокаясь со всеми без разбора. Музыканты горланили частушки ему прямо в уши:
Слышишь, милка, кричит аист,
Что делить капусту стали.
За праздничным столом захмелевшие председатель и бухгалтер, казалось, забыли все ссоры и столкновения с Фуртунэ.
А через два месяца, после столь торжественного подведения итогов, всему руководству кооперативом пришлось надолго уехать, поскольку они должны были дать некоторые объяснения, необходимость в которых возникла после того, как в кооператив неожиданно нагрянула группа экономического контроля, чье появление не без основания связывали с Фуртунэ, который постоянно встревал во все дела. Вот так и вышло, что агротехник остался в кооперативе один, только с бригадирами.
— Додицою, — объявил он торжественно, — после обеда у нас будет общее собрание.
— Товарищи, — начал Фуртунэ, когда все собрались, — как вы хорошо знаете, в настоящее время наш кооператив не имеет председателя. Все бывшее руководство путало доход кооператива с собственным карманом. Они будут наказаны — это несомненно. Однако мы должны работать дальше. А для этого — как и полагается — нам необходим новый председатель. Кого вы предлагаете?
— Я предлагаю товарища агротехника! — поднялся, широко улыбаясь, Джорджике Додицою. — Не так ли?
— Так, так. Агротехника! — поддержали остальные.
— Кто за?
— Единогласно, товарищи…
На следующий день в обеденное время раздался телефонный звонок.
— Алло! Алло!
— Да.
— Кто у телефона? — спросил на другом конце провода раздраженный голос.
— Агротехник Фуртунэ.
— Ах, Фуртунэ! Ну сейчас ты у меня увидишь бурю. Ты знаешь, с кем говоришь?
— Нет, не имею удовольствия…
— С первым секретарем Потопинэ из района.
— Я вас слушаю.
— Слушаю?! Ну и наглец! В конце концов, что ты себе позволяешь? А ты свою кандидатуру на пост председателя с нами согласовал? Или думаешь, что кооператив — это твое поместье? Где партийная дисциплина?
— Меня люди избрали…
— Никаких оправданий!
— Но если народ…
— А по какому праву ты собираешь общее собрание? Разве мы не должны об этом знать? Послушай-ка меня, товарищ, — повысил тон товарищ «первый», — ты все же думаешь, это твое собственное имение. Проводишь буржуазные жульнические выборы?