С Корниловским конным
Шрифт:
Все это было сказано так искренне и так бесхитростно, что я согласился, подчеркнув, что это будет — временно.
В этом набеге командующий полком подъесаул Безлад-нов с четырьмя сотнями был на левом участке своего полка, по дороге на юг, на станицу Константинове кую. Со штабом полка, с ординарцами, крупной рысью — он так же отходил к мосту через Чамлык. Его пышные белые усы и красивый караковый жеребец под ним были видны нам ясно. К мосту мы подошли чуть позже него. Лицо его не выражало досаду и огорчение. О гибели полкового адъютанта есаула Удовенко, который и годами, и выпуском в офицеры из сотни Николаевского кавалерийского училища был гораздо старше его, он рассказывал:
— Василий Иванович шел позади меня. Вдруг я услышал его легкий
Сотник Зеленский. Причины неудачи порыва
19 сентября полк на биваке все у тех же скирдов соломы. Из станицы Петропавловской к нам прибыл командир бригады полковник Науменко. Все мы сидим в кругу, на земле, под скирдами, прячась от жары. Науменко очень жалеет об убитом есауле Удовенко, который был его полковым адъютантом во 2-м Кубанском походе, да и был почти сверстником его. Взгрустнув немного, он, ласково улыбаясь и глядя в мою сторону, спрашивает:
— А кто это вчера в бою надерзил генералу Врангелю?
Мы все переглянулись между собой, так как ничего не
знаем об этом.
— Скажите, не стесняйтесь, — продолжает он. — Об этом мне сказал сам Врангель. «Когда атака захлестнулась на правом фланге корниловцев, какой-то молодой офицер, — рассказывал Врангель, — подскочил ко мне и кричит: «Уезжайте вон отсюда, Ваше превосходительство! Иначе я Вас уберу силой! Я,— говорит Врангель, — вначале опешил от такой дерзости... но потом вижу: красные наседают... атака не пошла... думаю, а может быть, и правда, что тут мне не меето и надо уехать? И я уехал...», — закончил Врангель свой рассказ мне, — дополнил Науменко.
Мы все молчим и переглядываемся, думая, кто же это сказал?
— Он не обижется... а только ему интересно знать, кто это был такой смелый офицер? — продолжал допрашивать полковник Науменко.
— Позвольте доложить, господин полковник? — вдруг говорит сотник Вася Зеленский, поднявшийся на ноги.
Все мы с нескрываемым любопытством подняли глаза на нашего скромного и доброго Васю. Науменко улыбается и говорит: ну расскажите, расскажите, как это было?
— Да как же! — начал он. — Мы уже отступали... силы нет! Вдруг скачет генерал Врангель и кричит: «Мо-лод-цы кор-нилов-цы — Впер-ре-од!» Мы, естественно, перешли в атаку, насколько позволяли кукуруза и подсолнухи, но... вновь захлестнулись. Вдруг я слышу крики красных — «лови!.. Лови генерала... иво мать!» Думаю, — дело плохо, — а вдруг и вправду поймают генерала! Ведь это был бы несмываемый позор для нашего полка... начальник дивизии попал в плен в радах Корниловского полка, и полк его не выручил! Да ведь это ужасно бы было!.. А нас так мало было кругом. Ну, я и решил действовать. Я так и сказал: «Ваше превосхо-
дительство, Вам здесь не место! Уезжайте вон отсюда!.. Иначе я Вас уберу силой!»
И Науменко, и мы все, выслушав все это, весело расхохотались.
— А право, молодец Вы, господин сотник, что так сделали. Это Вам делает честь. Генерал Врангель осознал свой промах. Но ему хочется только знать фамилию смелого офицера. И не бойтесь. Вам за это ничего не будет, — закончил с улыбкой полковник Науменко. Дивные прошлые времена, времена доверия, чести и полковой гордости...
«3-я пехотная дивизия полковника Дроздовского, на рассвете 18 сентября, должна атаковать противника с фронта. Одновременно я с дивизией и Офицерским конным полком должен был выйти в тыл противника, в районе станицы Курганной, и перехватить пути отхода красных между реками Чамлыком и Лабой», — так пишет Врангель (стр. 76).
«Недоволен я был и своей неудачной атакой. Части за мною не пошли. Значит, —
В этих словах Врангеля есть правда. Генерала Врангеля полки не знали. К тому же — он был не в казачьей форме одежды, т. е. не в черкеске и папахе, как были одеты казаки. Начальник казачьей дивизии «в фуражке» не импонировал душе казака. Такова тогда была психология казачьей массы. К тому же — генерал Врангель вступил только «в первый бой гражданской войны», который совершенно отличается от психологии боя «внешней войны». В боях гражданской войны, в особенности в коннице, — мало «одних слов строевой команды». Кроме того, в приказе сказано было, что генерал Врангель «временно» командующий дивизией, о чем пишет в своей труде и генерал Деникин.
Все эти, казалось бы, маловажные факты были не в пользу его. И насколько он был поколеблен в своем первом и серьезном выступлении на поле брани гражданской войны, говорят его же собственные слова: «На душе у меня было мерзко. Операция, которая, казалось, неминуемо сулила успех, не удалась».
Для исторической точности должен отметить, что 2-й Офицерский конный полк тогда дивизии полковника Дроз-довского, приданный на время операции к 1-й Конной дивизии, полностью состоял из кубанских казаков и только офицерский состав его был из русской кавалерии. Все офицеры имели свою походную форму одежды, в гимнастерках и фуражках, казаки же, также в гимнастерках, но в папахах, на собственных лошадях и седлах и при своем холодном оружии. Все они поступили в полк добровольно, хотя и подлежали мобилизации по общему войсковому призыву. Полк был четырехэскадронного состава, силою около 250 шашек. Он был в отличном состоянии, так как, находясь при своей пехотной дивизии, не был так изнурен походами, боями и другими передрягами войны.
В течение гражданской войны я не раз спрашивал казаков: почему они поступили в части Добровольческой армии, а не в свои, кубанские? И всегда получал неизменный ответ: «здесь легче служить... всего вдоволь... не так «гоняют»... и солдатские офицеры нас очень любят и уважают». Ответ понятный. И почему им не уважать казаков, когда они прибыли к ним не только что на собственных лошадях и с вооружением, но и хорошо обученные строю, уже опытные в войне, как природная казачья конница.
На 2-й день после боя, сидя под скирдами соломы, полковник Науменко спрашивает всех нас о нуждах полка. В полку появилось много казаков с желудочными заболеваниями. Были чесоточные люди и лошади. Командующий полком подъесаул Безладнов просил отвести полк на отдых на несколько дней, чтобы казаки «хоть бы помылись». Науменко сам отлично понимал, как и отлично знал состояние полка, и обещал просить генерала Врангеля отвести полк в резерв, в станицу Петропавловскую, что и было сделано скоро.
Безладнов первопоходник и во 2-м Кубанском походе был законным командиром 2-й сотни, когда полком командовал Науменко. Взаимоотношения их были хорошие. Возможно — пользуясь этим, но, думаю, в силу своего прямо-
10 Елнсеез Ф. И.
го характера — Безладнов вдруг, как всегда, громко и грубо спрашивает полковника Науменко:
— А почему Вы все время назначаете наш полк в авангард да в авангард?
Все офицеры сочувственно посмотрели на него. А Науменко совершенно спокойно ответил:
— Потому что — полк носит шефство Великого человека, и он должен это оправдывать и чаще всех бывать в боях.
Наступило маленькое молчание. И Науменко, видимо, чтобы не давать в будущем поблажку подобным разговорам, добавил:
— А хотите, я буду назначать полк в прикрытие к обозам?
— Ну нет!.. Лучше в авангард! — смущенно и покорно ответил Безладнов, и все мы рассмеялись.
В последнем бою полк понес большие потери и, главное, бесплодно. Видимо, это и толкнуло Безладнова как-то сделать протест своему ближайшему начальнику, к которому тогда все относились с большим уважением.