Сара Фогбрайт в академии иллюзий
Шрифт:
Вернувшись, мы натянули платья. Я принялась бросать в сумку всё, что могло пригодиться на учёбе, а Дита попыталась растормошить Хильди, но гномка только что-то бормотала, не спеша просыпаться.
— Пусть спит! — с досадой бросила Дита. — Побежали!
— Нельзя её так бросать, — возразила я. — Давай, помоги мне!
Мы вместе взялись за одеяло, потянули и победили. Оставшись без одеяла, Хильди свернулась в комок, но тут же недовольно раскрыла один глаз.
— Опаздываем! — воскликнула Дита.
— И вам доброго утреца, — проворчала
— Какой завтрак, учёба началась!
— Пустое брюхо к ученью глухо, — возразила Хильди, садясь на постели, и протёрла глаза. — Пожувать бы чаво… Ух, ладно.
Спрыгнув на пол, она промаршировала к шкафу, надела форменное платье и причесалась, пока мы нервно топтались у двери. Затем, вытащив саквояж из-под кровати, гномка достала промасленный свёрток с пирожками, протянула нам по одному и взяла себе три.
— Пожуваем на ходу, — сосредоточенно сказала она, взяв саквояж под мышку. — Ну, чаво встали, двигайте-топайте!
У академии было три корпуса. В новом и самом большом, трёхэтажном, мы сдавали экзамены, и там же занимались старшекурсники, лучшие из лучших. Позади него, рядом с нашим общежитием стояло ровненькое, приглаженное и скучное здание бытовиков. Его украшала разве что оранжерея. Бытовики жили обособленно, их общежитие, столовая и кабинеты располагались в одном здании.
Корпус, где учились театралы, нравился мне больше остальных: он выглядел как настоящий замок с башенками, серый, каменный и местами замшелый. Путь к нему лежал через дубовую аллею — приятный путь, если никуда не спешишь.
Мы опаздывали на полтора часа.
Мы бежали под мелким дождём, жуя пирожки с грибами и картошкой. Хильди даже умудрилась на ходу достать термос, и каждая из нас успела хлебнуть чая, едва тёплого и до того крепкого, что слёзы выступали на глазах.
Наконец мы взлетели на крыльцо. Арочная дверь, высокая, окованная металлом, не хотела поддаваться. Даже гномка едва-едва сумела её сдвинуть.
— Заедает чаво-то! — пропыхтела она, вцепившись в кольцо, и сделала ещё рывок. Дверь приоткрылась ещё немного.
За дверью кто-то ахнул, всплеснул руками, раздалось: «Не тяните! Apari la porti!», и что-то щёлкнуло. Дверь со свистом распахнулась. Хильди, не ожидавшая этого, наступила Дите на ногу, Дита толкнула меня, и мы полетели с крыльца. По счастью, мы устояли, схватившись друг за друга, но и мне оттоптали ноги. Я тут же почувствовала, что чулок сделался мокрым.
На пороге, скрестив пухлые руки на груди, стояла придверница и осуждающе смотрела на нас.
— В первый же день опоздали! — сказала она, качая головой и глядя поверх круглых очков в роговой оправе. — И дверь чуть не сломали. Она ведь магией заперта, как только открыли?
— Плоховатая у вас магия, — сообщила Хильди, отряхивая платье. — Ну, где тут учат? Куды ступать-то?
— Первый курс? — спросила придверница, и, когда мы с Дитой кивнули, закачала головой пуще прежнего. — Ох, ох! Ведь первой по расписанию у вас алхимия,
Она заперла дверь и повела нас по лестнице на второй этаж, кутаясь в серый пуховый платок. Сперва она шла решительно, но уверенность её таяла с каждым шагом. Наконец, постучавшись в кабинет, придверница бросила: «Что ж, дальше сами справитесь!» и исчезла так быстро, будто шагнула в портал.
— У тебя зубная паста… — прошипела Дита, бросив взгляд на моё лицо, и указала на свою бровь.
Я и так нервничала из-за опоздания, а ещё из-за того, что на туфле и на чулке остался грязный отпечаток — спасибо Дите, потопталась и даже не извинилась! Слова о зубной пасте на лице не успокоили меня. Но утереться я не успела.
Дверь кабинета распахнулась. На пороге возникла дама, до того высокая, что я ощутила себя гномкой, и до того худая, что платья ей наверняка шили по специальному заказу. На лице её, имевшем нездоровый, какой-то серый цвет, выделялся длинный хрящеватый нос. Губы, тонкие и бесцветные, кривились, маленькие острые глазки смотрели недобро. Свои волосы, тоже серые и тусклые, миссис Зилч стягивала надо лбом в нелепый пучок, похожий на плохо закреплённую луковицу.
— Ну? — спросила она, прищурившись, отчего её глаза превратились в два лезвия, и уставилась на нас. Луковица качнулась.
Я оглянулась на Диту, Дита отступила на шаг и покосилась на Хильди, а та решительно шагнула вперёд.
— Припозднились мы, нешто не ясно. Можно уж войти?
— Ах, припозднились, — медовым голосом сказала миссис Зилч. — Должно быть, вы заблудились, бедные деточки? Дорогу так нелегко найти, особенно если мамочка не ведёт за ручку…
— Да не, — махнула рукой Хильди, — дорогу-то мы отыскали легко. Эт звонильник поломатый нас подвёл, чё-то мы его не слыха-али…
Она не особенно удачно скрыла зевок и почесала в ухе.
Я стояла ни жива ни мертва. Конечно, говорят, что воспитание гномов оставляет желать лучшего. И если кто-нибудь слишком груб, он может услышать в свой адрес пренебрежительное: «Ты что, из Подгорного Рока?». Но я не ожидала, что Хильди начнёт дерзить преподавательнице, когда мы и без того провинились!
Судя по лицу Диты, не ожидала и она. Девочки за столами перестали дышать, и я отчётливо услышала тихий звук, похожий на шёпот, когда миссис Зилч потёрла друг о друга кончики длинных пальцев, покрытые мелом.
— Бедняжки, — вкрадчиво и зловеще сказала она, нависая над нами. — Так вас подвёл будильник?
И вдруг как рявкнула:
— Что за бестолочи! Как вы сюда поступили, если даже с будильником не можете справиться? Опоздали в первый же день! Вы хоть осознаёте, насколько это позорно, или вашего ума не хватает даже на это?
Её нос покраснел. Ужасно стыдно, но я могла смотреть только на этот нос, тонкий и длинный, кривящийся вправо. Я прямо-таки не могла отвести от него взгляда. Миссис Зилч, видимо, это поняла, и ей не понравилось.