Саспыга

Шаинян Карина Сергеевна

Я прикрываю глаза, пытаясь вообразить вид сверху, подробности крутых склонов, которыми привыкла бездумно любоваться. Вспоминаю последний раз: в позапрошлом году. Мы шли из Аярыка на Кубу`. Накануне нас накрыло бураном, но в тот день погода встала прекрасная, группа была маленькая и бодрая, и Илья решился сделать крюк. В тот день хребет был особенно красивым — весь в искрящихся полосах свежего снега, как в сахарной глазури. Я вспоминаю, как сорвала несколько веточек чабреца на вечерний чай, — чабрец редко встречается так высоко, но там почему-то несколько камней затканы ползучим ковром. Вспоминаю, как прыгала по камням над обрывом в поисках

нужного ракурса — чтобы все ущелье до дна, и остатки снежного пуха на камне, и розовая кисть маленького упрямого бадана с багровыми листьями, впившегося толстыми корнями в щели между каменным крошевом. Вспоминаю, как лежала почти вниз головой, прицеливаясь объективом…

Едва не хлопнув себя по лбу, я вытаскиваю замотанный в два пакета телефон. Позапрошлый год. Фотографии должны быть в галерее. Я притопываю от нетерпения, пока телефон включается — неторопливо, будто отвык от работы и теперь никак не может проснуться. Заряда осталось — кот наплакал.

Первым делом на всякий случай заглядываю в карту. Это прекрасная офлайновая карта, и спутники ловятся без проблем; указатель появляется почти сразу, и я машинально ставлю метку. Несколько минут гоняю карту туда и обратно, пытаясь выудить хоть какую-то информацию из отметок высот, и, мрачно усмехнувшись, выхожу из приложения. Здесь оно совершенно бесполезно. Я не вру Асе, что знаю, куда идти. Я просто не говорю, что понятия не имею как.

Нужная серия фотографий находится довольно быстро: я редко снимаю между сезонами. Выбираю самую скучную — ничего лишнего на переднем плане. Пегие вершины в синей дымке, сахарные прожилки снега, изумрудные языки полян. Белые столбы скал-останцев в одном из логов — странные, отдельно торчащие посреди травянистого склона. Пожалуй, как раз мимо них можно пройти, хотя кто знает, какой курумник может скрываться под этой яркой травой, какое болото — под короткой шерсткой карликовой березы…

— Что ты делаешь? — громко спрашивает за спиной Ася, и я вздрагиваю от неожиданности.

— Смотрю дорогу, — я поворачиваю экран, чтобы ей было виднее, приглашающе машу рукой. — Смотри, мы сейчас примерно здесь…

— Зачем ты включила телефон? — визгливо спрашивает она, не слушая. — Ты нарочно, что ли? Ты…

— Совсем обалдела?

— Он найдет, он меня по телефону находил, а теперь и тебя…

— Точно свихнулась…

Ася мотает головой и со стоном заламывает руки. Вот только из-за этого реветь не хватало, хочу сказать я, но тут телефон звонит. Я едва не взвизгиваю и почти отбрасываю его, но в последний момент спохватываюсь и останавливаю движение. Ошеломленно смотрю на незнакомый номер. Наверное, здесь случайно достает, может же быть случайная точка, уговариваю я себя, какие-то прямые от далеких вышек как-то пересеклись, не знаю, как это работает, но как-то же так бывает… Сейчас предложат взять кредит или сходить к косметологу. Я нервно смеюсь.

— Не отвечай! — вопит Ася, но я как будто загипнотизирована. Звонящий телефон так странен и страшен, что у меня не хватает духу его игнорировать.

— Алло? — осторожно говорю я. Мне хочется откашляться, но я не решаюсь издавать лишние звуки.

— Здравствуйте, Катерина, — произносит печальный мужской голос. Знакомый голос. Я стискиваю челюсти и сипло мычу в ответ. — Могу я поговорить с Асей? — просит Панночка.

Я бросаю загнанный взгляд на Асю, и ее перекашивает от злости. Отрешенно протягиваю ей телефон; она выхватывает его и жмет отбой так,

будто хочет проткнуть экран пальцем. Она стискивает телефон в кулаке с такой силой, что я думаю: сейчас раздавит, будет жалко, я все-таки собираюсь вылезти отсюда и вытащить ее, а в той жизни это нужная штука. Несколько секунд кажется, что Ася сейчас швырнет мой телефон в костер следом за своим, но она лишь принимается судорожно вертеть его в руках.

— Да где он у тебя выключается, — почти стонет она. Брови собираются страдальческим домиком, словно свет экрана приносит ей физическую боль. Наконец она находит кнопку, и телефон вырубается с оптимистичным звуком. Когда Ася протягивает его мне, ее рука ходит ходуном.

— Что ж, — говорит Ася, — зато теперь я не убийца, верно?

Присев на корточки, она яростно и бессмысленно тычет веткой в костер, взметая стайки бледных искр. Я беспокойно смотрю на тент — не прожгут ли? Потом думаю: да какая разница. Потом думаю: да такая, что либо я беспокоюсь за тент, либо забиваюсь в корни и захожусь в истерике от ужаса.

— Ты знала? — спрашиваю я. — Когда ударила его — знала?

Ася пожимает плечами:

— Я знала, что такая толпа народа не ввязалась бы в тупой спектакль, чтобы запудрить мне мозги. — Она еще раз шурудит огонь и бросает ветку поверх горящих дров. Трет лоб, оставляя разводы сажи, и машет рукой: — Да нет, просто мне было так страшно, что, когда он попытался схватить меня за руку, я перестала соображать. Думала, если он ко мне прикоснется, я от ужаса умру. Ну и двинула тем, что подвернулось. — Она поворачивает ко мне перепачканное лицо, по-совиному моргает красными, воспаленными глазами. — Но теперь-то я не убийца, как думаешь?

— Думаю, нет, — говорю я. Она кивает со слабой улыбкой, утыкается лицом в сгиб локтя и шумно, с содроганием зевает.

— Надо, наверное, бояться, а я вообще ничего уже не чувствую, только спать хочу, — говорит она. — Устала, слишком много всего. — Она снова зевает. — Залезу в палатку, почитаю и спать…

— Спокойной ночи, — киваю я. Время еще детское — только-только начало темнеть, но мое тело тоже налито свинцом. И правда — слишком много всего. Отличная идея — почитать немного и отключиться…

Ася озирается, почесывая шею, и подхватывает с бревна куклу. Я представляю, как она запихивает этот огарок в свой спальник, а потом лежит в темноте, выдергивая из себя что-то лишнее, что-то новое, и мертвая кукла, растерявшая слова, молча лежит рядом. Уговариваю себя: ничего не случится за ночь. Выпьет своего супрастина и вырубится. Мало ли от чего люди чешутся. В конце концов, мы уже почти две недели в тайге — может, она от грязи прыщами пошла, вот и колупается. Противно, но совершенно точно не страшно.

Все эти мысли о прыщах и аллергии — как гнилая нитка, которой я грубо сшиваю разрывы в привычной реальности; это отвратительные, уродливые, ненадежные швы, но сейчас они делают свое дело. Мне удается успокоить себя; глаза начинают слипаться. Я знаю, что засну и так, но все-таки хочу книжку — чтобы не доваривать день во сне. Я точно помню, что в палатке ее нет…

И в арчимаках, оказывается, тоже.

Стоя на коленях перед их распахнутым, чуть влажным, пахнущим специями нутром, я вспоминаю скользящее прикосновение к ноге, глухой удар о камень, едва различимый всплеск чего-то канувшего в бешеную реку. Как глупо. Чего я только не роняла и не теряла в этих горах, но утопить книгу…