Сброд
Шрифт:
Лукавая улыбка Ворона, обнажила место, где должны были находиться его передние зубы:
– Ты, Малыш, совсем всё дело на меня свалил. Ты что, боишься его, что ли?! Ладно, сделаю. Не переживай.
Посчитав этот вопрос закрытым, молодой боец стал дальше пробираться сквозь толпу в поисках Вука. Отыскав, Духовлад отошёл с ним подальше от шумного сборища. Немного помявшись, новый главарь стал излагать суть своего дела:
– Вук, мне нужна твоя помощь. В четвёртом бараке нет предводителя, и я уверен, что для нас всех было бы лучше, если бы этим занялся Ратибор.
– Ну, так чего ты от меня хочешь? – удивился Вук – Иди, и с ним разговаривай.
– Возможно, не любит, потому что не пробовал – как будто рассуждая сам с собой, предположил Духовлад – Было бы хорошо, если бы кто-то из старых друзей, уговорил его всё-таки попробовать…
Вук с улыбкой посмотрел в глаза новоявленного главаря. Духовлад не выдержал его взгляда, и, стушевавшись, отвернулся:
– Ладно, извини. Попробую сам с ним поговорить…
– Можешь даже не пытаться. Только настроение ему испортишь. А ты, я смотрю, первый день в главарях, а уже интрижки плетёшь?! Да не красней, шучу я! В общем, мысль твоя верная: лучше него вряд ли кто справится. Ему и командовать то не надо. Ратибор просто скажет, что сделать нужно, и я хочу посмотреть на того, кто не сделает. Я помогу тебе. Скажу ему, что ты меня попросил возглавить барак, а я уже попрошу его просто помочь. В общем, не переживай за наш барак, там будет порядок.
Духовлад поблагодарил соратника за понимание и поддержку, после чего они вернулись к месту Совета. Мстивой всё ещё продолжал говорить. Он говорил о том, что ночью внутри бараков, у окон, нужно выставлять караулы, которые должны очень часто сменяться, чтобы часовые не позасыпали. Главным объектом внимания часовых, должны стать ворота, которые специально не станут закрывать, дабы утвердить противника в уверенности, будто разбои перепились до полной бессознательности. Под конец речи, Мстивой явил присутствующим свою идею, ради которой он и велел работникам стаскивать трупы охранников в одно место. Под всеобщим неподдельным вниманием, он выбрал несколько десятков тел, закостеневших в наиболее естественных положениях и ещё не поддавшихся тлену. Приказав работникам закапывать остальных мертвецов за бараками, бывший сотник объяснил разбоям, что сбирается разместить отобранные трупы на лежаках в первых рядах при входе, в каждом бараке. Когда дружинники войдут в помещение, в любом случае начнут резать ближайших из спящих, и пока их клинки будут разить мёртвую плоть, разбои сами неожиданно ринуться на них.
Большинство разбоев были воодушевлены речью Мстивоя, и прониклись к нему искренней симпатией. Его выдумка с телами охранников, тоже вызвала всеобщее одобрение, а кто-то из толпы предложил даже слегка полить трупы забродившим мёдом, дабы перебить неприятный запах, который, возможно, скоро от них появится. Разбои заметно приободрились, и растерянность в их рассуждениях, всё чаще уступала место воинственности.
Опара был крайне встревожен происходящим. Он не доверял даже новому главарю, а беглого сотника, так свободно раздающего теперь распоряжения, вообще батогами прогнал бы подальше. Но только он собрался возгласом негодования обратить внимание воинства на себя, как на его плечо, с громким хлопком, легла крепкая ладонь. Обернувшись, Опара увидел Ворона, выдавливающего из себя приветливую улыбку:
– Здорова, Опара, друг ненаглядный! Имею желание пригласить тебя и твоих людей, на ночлег в
Тон Ворона был вполне дружелюбен, но холодный взгляд, категорически не советовал пренебрегать гостеприимством, и Опара, сглотнув слюну, с благодарностью принял приглашение. А тем временем, по всей медоварне уже начиналась подготовка к засаде.
глава 11
Отряд ополченцев, под (весьма шатким, даже условным) командованием Волибора, подошёл к медоварне. В предрассветной серости, когда уже не тьма, но ещё не свет, отлично различались распахнутые настежь ворота и отсутствие возле них даже спящих часовых – верный признак глубокого массового запоя среди разбойников. На лицах ополченцев, несколько уставших после длительного перехода, и жадно хватавших ртами влажный, тяжёлый воздух наступающего утра, проступило злорадное предвкушение скорой лёгкой расправы над теми, из-за кого им пришлось шагать больше суток почти без отдыха.
Когда ополченцы, почти бесшумным потоком просачивались сквозь распахнутые ворота, Волибор нарочно притормаживал, чтобы оказаться в самом конце бесформенной толпы. Последним пяти ополченцам, он преградил дорогу со словами:
– Подождите, нужно закрыть ворота, чтоб никто из них не смог уйти!
Недалёкие голодранцы, с радостью кинулись притворять предложение в жизнь, с ходу увидев в этом хорошую идею. Сомкнув массивные створки, и даже впятером, с трудом заблокировав их тяжеленным бревном-запором, валявшимся рядом, ополченцы, воодушевлённые жаждой крови, бросились догонять товарищей, уже вбегающих в жилые бараки, из которых послышался шум некой возни. Вдруг, подобно мощному громовому раскату, из одного барака раздался дикий боевой клич, вырвавшийся из сотни глоток. Словно в ответ ему, из остальных бараков послышались подобные кличи. Шум, доносящийся теперь из помещений, вовсе не был похож на звуки тихой расправы. Это были звуки полноценного боя. Брань, звон оружия, стоны и хрипы – таков был приветственный гимн новому дню, робко вступающему в свои права!
Волибор обратил внимание на дозорную вышку, находящуюся рядом с воротами. Он подошёл, и встал рядом с лесенкой, ведущей на её вершину, достав меч из ножен. Теперь, когда ворота были заперты, и тяжёлый запор находился на своём месте, эта лесенка, являлась единственным способом покинуть территорию медоварни: самому через трёхметровый частокол не перебраться, а подсаживать друг друга, хаотично спасающиеся в ужасе вряд ли станут. Конечно, перепрыгивая с вышки через такой высокий забор, при приземлении можно было серьёзно повредить ноги, но ведь лучше остаться на всю жизнь хромым, чем лишиться головы…
Шум упорного боя радовал слух недолго. Через минут десять, показавшихся одним мгновением, из бараков стали пытаться выбегать ополченцы, ошеломлённые неожиданным ответным ударом, но их товарищи, толпящиеся у входа, не успев попасть внутрь, и потому толком непонимающие что происходит, не давали им покинуть смертельную ловушку. Ополченцы, ожидавшие лёгкой расправы над противником, не имели ни дисциплины, ни боевого опыта, ни даже примитивного «стадного инстинкта». Осознав, насколько круто действительная диспозиция отличается от предполагаемой ранее, каждый из них послал «Общее Дело» ко всем чертям, и озадачился исключительно попытками в паническом бегстве спасти собственную жизнь.